Ганнибал. Бог войны - Кейн Бен - Страница 16

– Нет. Сделаю так, как ты хочешь.

«Буду рада его уходу», – подумала дочь.

– Ну, хватит говорить о смерти, – проговорила мать. – Я хочу послушать про Публия.

Аврелия была более чем рада поговорить о сыне.

На следующий день Атия впала в забытье, и Аврелия вместе с Публием и Элирой переехала в ее дом. Она не хотела пропустить смерть матери. Доверив сына заботам Элиры, молодая женщина день и ночь сидела у ложа больной. Иногда она пыталась заставить ее проглотить хоть немного жидкости, да что толку… В короткие промежутки времени, когда приходила в сознание, больная отказывалась от пищи и воды. Дочь лишь вытирала лоб матери мокрой тряпочкой и меняла простыни, и на этом ее роль заканчивалась. Она пыталась смириться с горестной действительностью, но получалось с трудом. Аврелия не оставалась одна: она каждый день виделась с Элирой и Публием, но не могла открыть душу ни ей, желая сохранить дистанцию между ней и собой, ни ему. Когда к матери заглядывал Агесандр, она избегала его. Еще два дня прошли в таком одиночестве. На четвертый день мать вновь очнулась и как будто немного окрепла. Было глупо надеяться – и все же нельзя было удержаться от надежды. Они недолго поговорили – о том о сем, о детстве Атии в Капуе, – пока мать не спросила о Публии.

– Я хочу поговорить с ним в последний раз, – сказала она.

Аврелия затрепетала от чувств, когда ее сын оказался в комнате, но он не понимал тяжести ситуации. Как любой малыш, Публий по-настоящему не понимал, что такое смерть. Поцеловав на прощанье Атию, он был вполне счастлив, когда Элира увела его из комнаты, пообещав медовую булочку.

– Пока, бабука, – сказал он через плечо.

– Благословляю его, – прошептала умирающая и закрыла глаза. – Он хороший мальчик. Я буду скучать по нему. И по тебе.

– И нам тебя будет очень не хватать.

Аврелия поцеловала мать в лоб. Атия больше не говорила. Она как будто копила остатки сил, чтобы попрощаться, подумала молодая женщина. По щекам ее текли слезы.

Вскоре после захода солнца больная пошевелилась под одеялом, и дочь, задремавшая на табурете у ложа, сразу проснулась. Она убрала с лица матери пряди тонких, легких волос и прошептала какие-то ободряющие слова – ей хотелось верить, что ободряющие. Атия дважды выговорила:

– Фабриций, – и глубоко вдохнула.

У Аврелии замерло сердце. Даже после всех этих дней она не была готова к концу.

Мать сделала долгий, медленный выдох.

Аврелия не знала, был ли это последний вздох, но все же нагнулась и коснулась губами губ матери. Если возможно, нужно поймать душу в момент выхода из тела. Дочь сидела, выпрямив спину и глядя на грудь Атии, не пошевелится ли та снова. Нет. Она умерла. Аврелия положила руку на ребра матери под левой грудью. Сердцебиение было неровным и быстро затихало. Послюнив палец и поднеся к ноздрям мертвой, она не ощутила никакого движения воздуха.

Аврелия положила руки на колени и смотрела на тело, которое раньше было ее матерью. Все кончено. Атии больше нет. Это казалось нереальным. Крики Публия со двора и голос Элиры отвечали: они реальны. Но это – нет. Казалось, шел кошмарный сон, от которого она вот-вот очнется.

Только она не очнулась. Суровая реальность стала ясна чуть позднее, когда вошла Элира и сказала, что уложила Публия поспать. Аврелия снова взглянула на мать. Та неподвижно лежала на ложе перед ней. На коже стал появляться восковой отлив смерти. Этого было уже нельзя отрицать. Элира подошла ближе и, увидев свою старую хозяйку, разинула рот.

– Она… она умерла?

– Да, – прошептала Аврелия и наклонилась, чтобы закрыть матери глаза.

Элира всхлипнула.

– Атия была доброй хозяйкой. Всегда справедливой. Да хранят ее боги.

– Мне нужна помощь, чтобы положить умершую на пол и умастить. Маму нужно сжечь в ее лучших одеждах, – услышала Аврелия свой монотонный голос.

Элира озабоченно посмотрела на нее, но лицо молодой женщины было непроницаемым. Единственным способом перенести трагедию было полностью сосредоточиться на делах. Погоревать она сможет после, когда останется одна.

– Потом мы уложим ее на стол в атриуме и положим монету ей на уста. Далее нужно разослать известие друзьям нашей семьи в Риме и сделать приготовления к похоронам.

– Да, госпожа, – ответила Элира с уважением в глазах.

– Приведи ко мне Агесандра. Принеси масел, чистую тряпочку и платье, какое мать надевала на пиры.

Элира поспешила прочь.

Когда она ушла, оставив Аврелию с мертвым телом матери, маска немного сошла с лица дочери. Снова потекли слезы. Брак с Луцием отдалил ее от Атии, но расстояние между ними никогда не было больше, чем расстояние между их домами. А теперь между ними лежала пропасть, через которую никогда не перебросить мост. «Почему беда должна была случиться сейчас, когда война послала Квинта далеко от дома?» – молча сетовала молодая женщина. Всю жизнь мать была крепка и здорова. Она могла прожить еще пять, а то и десять лет.

Тихий стук помог Аврелии снова взять себя в руки, и она вытерла слезы.

– Войдите.

Внутрь проскользнул Агесандр. Его темные глаза впились в тело Атии, и он сжал губы.

– Значит, умерла… Хотя это стало для нее облегчением, я сочувствую вашей утрате.

Аврелия в знак признательности наклонила голову.

– Я хочу, чтобы ты пошел на Форум и на рынки. Найди каменщика, с которым она говорила. Нужно построить гробницу.

– А где?

– Я займусь этим. Есть юристы, обслуживающие продавцов таких участков. Нужно также нанять музыкантов и актеров на похороны. Тело может нести кто-нибудь из домашних рабов.

– Это будет честь для них. Я тоже хотел бы участвовать в этом, если позволите.

Как она могла отказать ему?

– Хорошо.

– Благодарю.

– Мать хорошо говорила о тебе перед смертью, она высоко тебя ценила.

Агесандру было приятно слышать такие слова.

– Я всегда старался изо всех сил, сначала для вашего отца, а потом для матери.

Казалось нелепым говорить об этом над телом Атии, но Аврелия чувствовала, что он должен знать.

– За службу ты будешь награжден получением свободы. И не только. Ты будешь освобожден от всех обязанностей перед семьей. Таково было последнее распоряжение моей матери.

В его глазах вспыхнуло удивление, а потом радость. Он подошел к ложу, взял руку Атии и с величайшим почтением поцеловал, прежде чем положить обратно на одеяло. Когда он выпрямился, то оказался очень близко к Аврелии. Ей потребовалось все свое самообладание, чтобы не отступить.

– Вы будете рады, что я ушел, – сказал Агесандр.

Несмотря на свой страх, она встретила его взгляд.

– Да. Мы оба знаем, почему. Суни не представлял угрозы для нашей семьи.

– Я с этим не согласен, как была не согласна и ваша мать, – бесстрастно ответил он и продолжил: – Если все документы будут готовы в срок, я уйду сразу после похорон.

«Ты еще не свободен», – злобно подумала она, но не хватило сил, чтобы спорить.

– Все будет устроено. Ты отправишься в Сицилию?

– Да, если найду корабль, согласный меня взять.

– Там будет опасно. Идет война.

– Ничего. Я собираюсь поступить в легионы кем угодно.

В ней вспыхнула злоба.

– Карфагеняне, с какими ты встретишься, будут невиновны в убийстве твоей семьи.

В нем тоже поднялась злоба.

– Мне все равно! Все они паршивые псы, их надо убивать.

Аврелия задрожала от ярости. Она подумала о Ганноне, которого Агесандр ненавидел, и постаралась отогнать страх за него. Он служит на материке. Даже если ее друг когда-нибудь окажется в Сицилии, у него мало шансов встретиться с Агесандром. Это не остановило мелькнувшей – с чувством вины – мысли отказать сицилийцу в свободе. Но желание матери, высказанное на смертном одре, нельзя не исполнить. Хозяйка не имела ни малейшего желания навлечь на себя кару богов. Собрав все мужество, она сказала:

– Твое мнение – мнение раба. Для меня они просто враги. Их нужно победить, а не уничтожить.