Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Кейн Бен - Ганнибал. Бог войны Ганнибал. Бог войны

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ганнибал. Бог войны - Кейн Бен - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

Центурион нахмурился, когда Квинт перевел слова пленника.

– Неудивительно, – проворчал он. – Такой город, как Сиракузы, не простоял бы сотни лет без надежной защиты. Там наверняка есть собственные колодцы, и провизии хватит на много месяцев. Не считая снабжения по морю – его будет трудно пресечь. Осада может оказаться долгой. – Он посмотрел на Клита. – Но в конце концов Рим победит.

– Это мы еще посмотрим, – ответил тот, когда воин перевел. – Скоро нам на помощь придет Карфаген.

Слово «Карфаген» и тон, каким ответил Клит, не требовали перевода, но Квинт все же перевел. Услышав, Коракс осклабился, отчего лицо его стало еще страшнее.

– Когда-нибудь мы увидим, кто оказался прав, – и ставлю свое левое яйцо, что это будет не он. Переведи этому псу. И пускай он идет.

– Меня не устроит лишь одно яйцо твоего центуриона, – сказал Клит с улыбкой, но она не коснулась его глаз, выражавших совсем другое.

Квинт не удосужился перевести.

– Ты свободен.

Клит наклонил голову в сторону Коракса, тот ответил тем же.

– Могу я взять меч? – спросил грек, указав на изящный копис на земле рядом, и Квинт восхитился его бесстрашием.

– Он хочет взять свой меч, центурион.

– Для этого он должен поклясться, что не будет нападать ни на кого из наших людей ни днем ни ночью, – ответил Коракс.

Квинт подошел и подобрал оружие. Клинок был покрыт кровью. Римской кровью, злобно подумал гастат и с опаской приблизился к Клиту. Он никогда не возвращал оружие врагу.

– Ты должен дать клятву не причинять нам вреда ни днем ни ночью.

– Клянусь перед Зевсом Сотером не делать этого, – сказал Клит, протянув руку к копису.

Квинт поколебался в нерешительности. Они смотрели друг на друга поверх меча. В глазах Клита пылал огонь.

– Если мы встретимся снова, я убью тебя и твоего центуриона.

– Можешь попробовать. Мы будем готовы, – злобно ответил Квинт. – А теперь иди.

Без лишних слов Клит перешагнул через тела своих солдат и пошел по направлению к Сиракузам.

– Мужественный человек, – заметил Коракс. – Если все защитники Сиракуз похожи на него, осада может продлиться дольше, чем думает Марцелл.

Глава IV

– Мы увидим бабуку?

Аврелия улыбнулась. Тонкий голосок Публия, как всегда, коверкал слово «бабушка». Ее мать терпеть такого не могла. Сколько бы дочь ни говорила ей, что он в конце концов научится говорить правильно, Атия всегда поправляла его. Мать с нежностью смотрела на сына сверху, держа за ручку.

– Да, милый. Скоро мы увидим бабушку. Уже недалеко.

Уже вовсю было утро – самое безопасное время, чтобы прогуляться по Риму, а эта часть Палатина была респектабельным районом. И все же серые глаза Аврелии обежали людную улицу, высматривая возможные опасности. Жестокое нападение, пережитое ею перед рождением Публия два с половиной года назад, навеки оставило рубец. Элира, ее иллирийская рабыня, шла за нею по пятам – компания и одновременно ограда от преступников. В двух шагах впереди шел Агесандр. После смерти Суни, друга Ганнона, Аврелия не доверяла отцову надсмотрщику, даже боялась его, но на грязных улицах столицы была рада присутствию мужчины.

Ничего странного, что он тоже был здесь. Когда им пришлось покинуть свое поместье, а потом и саму Капую, Агесандр остался без настоящего дела. Однако он прожил с семьей много лет. Как бы само собой, он стал слугой и телохранителем для Атии, матери Аврелии. В течение полных хаоса страшных недель после Канн, когда сделалось ясно, что Фабриций не вернется домой, Агесандр стал для Атии незаменимым. Теперь, когда мать и дочь жили в Риме, он почти не отходил от нее. Аврелия, жившая рядом в доме своего мужа Луция, не стала возражать против этого, понимая тоскливое настроение матери. Ей не приходилось видеть его каждый день, но в такие дни, как сегодня, он действительно обеспечивал безопасность.

Аврелия рассматривала сзади Агесандра. Он был кривоног и жилист, каким она и помнила его всю жизнь. Единственным видимым признаком старения были участки седых волос над ушами. В правой руке у него небрежно болталась дубинка, но Аврелия знала, как быстро Агесандр умел вертеть ею в воздухе. Где-то у него был припрятан и кинжал – в этом она не сомневалась. В свои пятьдесят или чуть меньше он по-прежнему имел устрашающий и безжалостный вид. Люди старались уступать ему дорогу, что делало путь намного легче. Аврелию снова кольнула мысль, что он двигается быстрее, чем обычно, хотя ее сын на руках становился все тяжелее.

– Агесандр, остановись. Мне нужно немного отдохнуть.

Тот повернул голову. Аврелии показалось, что она заметила выражение нетерпения у него на губах, но оно прошло так быстро, что она не была уверена.

– Конечно. Вон там. – Он указал налево от нее.

В нескольких шагах посетители сидели на табуретах за стойкой открытой таверны.

Аврелия со вздохом облегчения поставила Публия на землю, и ее ноздрей достиг запах жареных колбасок и чеснока. И не одна она почувствовала запах.

– Кой-баски? – пропищал сын. – Кой-баски?

– Не сейчас, милый, – сказала она, а заметив, как Агесандр постукивает носком сандалии по земле, ощутила раздражение. – В чем дело?

– А? – Его лицо ничего не выражало.

– Ты как будто нервничаешь. Нам что-то угрожает? Какая-то опасность?

Его глаза обежали прохожих и вернулись к ней.

– Нет.

С тех пор как Агесандр у нее на глазах зарезал Суни, Аврелия боялась его. Она до сих пор была не в состоянии подробно расспрашивать его.

– Что-то происходит. Что?

Маска на мгновение спала, и Аврелия увидела в глазах провожатого страх. Ей стало не по себе. После Канн их жизнь обрела какую-то стабильность. Правда, она мало виделась со своим мужем, а Квинта и его друга Гая не видела вовсе, но ее время занимал Публий. Жизнь катилась без потрясений. Никто из ее близких не был ранен или убит.

– Агесандр, скажи мне, что происходит?

– Ваша мать, – неохотно проговорил он. – Она не очень хорошо себя чувствует.

– Я видела ее неделю назад, – возразила Аврелия.

Мать упоминала, что несколько недель плохо спала и что немного потеряла в весе, но какая женщина будет жаловаться на это? Первое было нормально, а второе всегда казалось желанным.

– Тогда она была здорова.

– Кой-баски, мама, – сказал Публий и шмыгнул к стойке. – Кой-баски!

Бросившись за сыном, Аврелия не расслышала ответ Агесандра. Она привела ухмыляющегося Публия обратно с половинкой колбаски, которую дала ему веселая добродушная женщина у стойки, и снова спросила:

– Ну?

Он не смотрел на нее.

– Ее сильно тошнило. Жаловалась на боль в животе.

– Наверное, что-то съела?

– Сомневаюсь. Я ел то же самое, и здоров. – Он взглянул на улицу. – Мы можем идти дальше?

Аврелия взяла Публия и пошла за Агесандром. Она заметила взгляд Элиры, когда он упомянул, что ел то же, что и Атия, так что не она одна представила худшее.

– Мать беспокоится, что ее отравили?

При слове «отравили» многие прохожие заинтересованно обернулись, но ей было все равно.

– Вовсе нет. Говорю же, мы ели одно и то же.

Значит, не еда. Мать пила только воду из родника – значит, и не питье, решила Аврелия.

– К ней являлся врач?

– Сегодня утром. Поэтому я и пришел за вами.

Теперь женщину действительно охватила тревога.

– Почему? Что он обнаружил?

Провожатый не ответил, и Аврелия ускорила шаг, чтобы его догнать. Публий подскакивал и радостно булькал, принимая это за гонки.

– Агесандр, что он сказал?

Мужчина бесстрастно посмотрел на нее.

– Ваша мать не велела говорить вам. Она хочет сказать сама.

– Понятно. – Губы Аврелии сжались в тонкую линию, но внутри ее охватила паника. Она не слышала, чтобы мать когда-либо так вела себя. Глубоко вздохнув, молодая женщина ласково улыбнулась Публию: – Скоро увидим бабушку, мой дорогой! – а Агесандру сказала: – Пошли скорее.