В поисках синего - Лоури Лоис - Страница 19

– Тс-с-с, – приложил палец к губам Томас.

Впереди, за углом, они услышали шаги. Затем звук открываемой двери и голос. Голос и манера говорить (хотя самих слов не было слышно) показались Кире знакомыми.

– Это Джемисон, – еле слышно прошептала она Томасу.

Тот кивнул и выглянул за угол.

Джемисон – ее защитник, единственный, кто несет ответственность за то, что она делает в своей новой жизни. Поэтому нет причины таиться в этом темном коридоре. Но все равно Кира испытывала странный страх.

На цыпочках она пошла вперед и прижалась к стене рядом с Томасом. Им было видно, что одна из дверей открыта. Из нее доносились неразборчивые голоса. Один из них был голос Джемисона, другой – голос ребенка.

Ребенок заплакал и тут же перестал.

Заговорил Джемисон.

И вдруг ребенок запел.

Он пел без слов, таким высоким и чистым голосом, что, казалось, звучит какой-то чудесный музыкальный инструмент. Голос звучал все громче, наполняя здание.

Кира почувствовала, что кто-то дергает ее за одежду. Она посмотрела вниз и увидела Мэтта, который смотрел на нее расширенными от удивления глазами и дергал за юбку. Она жестом велела ему не шуметь.

Внезапно пение оборвалось, и ребенок снова заплакал.

Послышался голос Джемисона. Теперь он говорил резко. Кира никогда не слышала, чтобы он так разговаривал.

Дверь захлопнулась, и голоса зазвучали глуше.

Мэтт все еще дергал ее за одежду. Кира наклонилась, и он прошептал ей на ухо:

– Она своя. Ну, не то чтобы своя, я вообще-то девчонок не выношу. В смысле, я ее знаю. Она, значит, из Фена.

Томас тоже его слушал.

– Это которая пела? – спросил он.

Мэтт закивал:

– Ее зовут Джо. В Фене она всегда пела. Но так не плакала.

– Тс-с-с, – Кира попыталась успокоить Мэтта, но ему было трудно говорить шепотом. – Пошли обратно, – предложила она, – мы можем все обсудить у меня.

Теперь Прут шел впереди, довольный тем, что они возвращаются, и, видимо, надеясь перехватить что-нибудь вкусное в комнате, где был завтрак. Они поднялись по лестнице и вошли в комнату Киры.

Чувствуя себя в безопасности, Мэтт залез на кровать и, болтая босыми ногами, стал рассказывать о девочке, которая пела.

– Короче, она меньше меня. – Тут он спрыгнул с кровати и показал ладонью на свое плечо. – Примерно такая. А людям в Фене нравится слушать, как она поет.

Он забрался обратно на кровать. Прут вспрыгнул за ним и свернулся клубком на подушке.

– Но почему она здесь? – озадаченно спросила Кира.

Мэтт пожал плечами.

– Теперь она сирота. Отец и мать у нее умерли, – объяснил он.

– Оба? Одновременно? – Кира и Томас посмотрели друг на друга. Они оба знали, каково это – потерять близкого человека. Неужели это случилось опять? Еще с одним ребенком?

Мэтт важно кивнул. Ему нравилось быть источником знаний.

– Сначала заболела мама, а потом, когда волочилы унесли ее на Поле, отец отправился смотреть, как отходит ее душа…

Кира и Томас кивнули.

– И, типа, так расстроился, – Мэтт состроил трагическую мину, – что взял острую палку и воткнул себе в сердце прямо на Поле. Ну, то есть, так говорят, – добавил он, увидев, какое впечатление произвела на слушателей его история.

– Но ведь у него был ребенок! – воскликнула Кира, не в силах поверить, что отец может сделать такое.

Мэтт снова пожал плечами.

– Может, она ему не нравилась? – предположил он. Но спустя некоторое время насупился и проговорил: – Но как не любить ее, когда она так пела?

– А как она попала сюда? – спросил Томас. – Что она здесь делает?

– Я слыхал, ее отдали кому-то бездетному, – сказал Мэтт.

Кира кивнула:

– Сирот всегда кому-то отдают.

– Только если они не… – проговорил медленно Томас.

– Не что? – спросили хором Кира и Мэтт.

Он ответил не сразу.

– Если они не поют, – сказал он наконец.

Джемисон зашел в комнату к Кире, как обычно, ближе к вечеру. Снаружи все еще шел дождь. Но Мэтта это не смутило, и он уже ушел со своим псом к друзьям. Томас вернулся в свою комнату, чтобы поработать, а Кира, когда служительница зажгла ей несколько дополнительных светильников, занялась своим делом и весь день старательно вышивала. К тому моменту, когда Джемисон постучал в дверь, она уже выбилась из сил. Служительница принесла чай, и они, как друзья, вместе сидели в комнате, а за окном шелестел дождь.

Он, как обычно, внимательно изучил ее работу. У него было все то же усталое приятное лицо, знакомое ей уже много недель. Они вместе разглядывали складки разложенной перед ними мантии, и голос его был вежливым и дружелюбным.

Но Кира вспомнила, как резко он говорил в комнате внизу, и решила не задавать вопросов о поющей девочке.

– У тебя отлично получается, – проговорил Джемисон. Он склонился, внимательно разглядывая кусок, который она только что закончила, где надо было тщательно подобрать разные оттенки желтого и заполнять фон узелками, чтобы создавалась фактура. – Лучше, чем у матери, хотя она была великолепной вышивальщицей, – добавил он. – Она учила тебя вышивке?

Кира кивнула:

– Да, она мне показала большинство стежков, которые я знаю.

Она не стала рассказывать, что остальные пришли к ней словно сами собой. Это было бы хвастовством.

– А Аннабелла научила делать красители, – добавила она. – Я по-прежнему использую ее нити, но начинаю делать и свои.

– Аннабелла знает про краски все, – сказал Джемисон, а потом озабоченно посмотрел на ногу Киры: – Тебе не тяжело к ней ходить? Когда-нибудь у тебя будет своя красильня. Я думаю построить ее прямо здесь.

Он указал в окно на участок между зданием и опушкой леса.

– Нет. Я сильная. Но…

– Что?

– Иногда мне бывает страшно по дороге, – сказала Кира. – Вокруг дремучий лес.

– Там нечего бояться.

– Но я боюсь тварей, – призналась она.

– Так и должно быть. Никогда не сходи с тропинки. Твари не подходят к ней, – его голос звучал так же успокаивающе, как и во время суда.

– Я как-то слышала рычание, – сказала Кира, и ее слегка передернуло при этом воспоминании.

– Бояться нечего, пока ты не сходишь с тропы.

– Аннабелла говорит то же самое. Она сказала, бояться нечего.

– В ней говорит мудрость человека с четырехсложным именем.

Кира почему-то долго не решалась пересказать Джемисону слова старой красильщицы. Возможно, она не хотела ставить под сомнение знания старой женщины. Но теперь, ободренная добрым отношением Джемисона, она выпалила:

– Аннабелла сказала, что тварей нет.

Джемисон странно посмотрел на Киру. На его лице смешались удивление и злость.

– Нет тварей? Это она сказала?

– «Тварюг нету», – произнесла Кира. – Вот как она сказала, несколько раз.

Джемисон положил на стол мантию, которую держал в руках.

– Она очень старая, – сказал он твердо. – У нее начинает мутиться разум.

Кира с сомнением посмотрела на него. Она общается с красильщицей уже несколько недель. Список растений, множество свойств каждого из них, подробности процесса крашения – она держит в голове столько сложных сведений. Кира не видела ни малейшего признака того, чтобы у Аннабеллы мутился рассудок.

Может, старая женщина знала что-то, чего никто – даже Джемисон – не знал?

– А вы видели тварей? – спросила Кира неуверенно.

– Много, много раз. Лес кишит ими, – сказал Джемисон. – Никогда не выходи за пределы поселка. И не уходи с тропы.

Кира посмотрела на него. Лицо у него снова стало непроницаемым, а голос был твердым и уверенным.

– Не забывай, Кира, – продолжал он. – Я видел, как твоего отца забрали твари. Это было ужасно. Чудовищно.

Джемисон вздохнул и сочувственно похлопал ее по плечу. Затем повернулся и направился к выходу.

– Ты отлично справляешься, – проговорил он на прощание.

– Спасибо, – пробормотала Кира. Она опустила руку в карман, где лежал лоскуток. Когда дверь за Джемисоном закрылась, она погладила ткань, надеясь найти утешение, но та словно избегала ее касания и пыталась о чем-то предупредить.