В поисках синего - Лоури Лоис - Страница 10

– Жучков? – поинтересовался Джемисон, нахмурившись.

– Прут блохастый, – пояснил Мэтт, глядя в пол.

Джемисон покачал головой. Но тут Кира заметила, что он еле сдерживает улыбку. Он ввел ее в комнату.

Она была поражена. Всю жизнь она прожила с матерью в бедной хижине с земляным полом. Спали они на досках с соломенными тюфяками. Посуда была самодельной; они всегда ели вместе за деревянным столом, который сделал отец Киры задолго до ее рождения. Она очень жалела, что стол сгорел – у мамы с ним было связано столько воспоминаний. Катрина рассказывала, как ее муж полировал поверхность дерева и сглаживал углы, чтобы ребенок, когда родится, не ударился и не посадил занозу. Теперь от гладкого дерева, скругленных углов и памяти о его сильных руках остался только пепел.

В ее новой комнате было несколько искусно сделанных столов, резных и изящных. Деревянная кровать стояла на ножках и была покрыта легкой тканью. Кира никогда не видела такой кровати и предположила, что высокие ножки служат для защиты от животных или насекомых. Но здесь же, в Здании Совета, ничего такого нет; даже Мэтт это почувствовал и не пустил свою блохастую собаку дальше коридора. Здесь были окна со стеклами, сквозь которые виднелись верхушки деревьев, – комната выходила на лес за Зданием.

Джемисон открыл еще одну дверь, и за ней оказалась комната поменьше и без окон, вдоль стен которой стояли шкафы с широкими ящиками.

– Здесь хранится мантия Певца, – сказал он. Он слегка приоткрыл один ящик, и она увидела сложенную мантию и ее яркую цветную вышивку. Задвинув ящик, он показал ей на другие, немного меньше.

– Материалы, – сказал он. – Все, что тебе понадобится.

Он вернулся в спальню и открыл дверь напротив. Поначалу ей показалось, что там лежат плоские камни; но это был пол, уложенный бледно-зеленой плиткой.

– Здесь есть вода, – объяснил он, – для мытья и всех твоих нужд.

«Вода? Внутри дома?»

Джемисон направился к выходу и выглянул наружу, где ждали Мэтт и Прут. Мэтт сидел на корточках и сосал свой леденец.

– Если хочешь, чтобы мальчик остался с тобой, можешь его здесь помыть. И собаку тоже. Тут есть ванна.

Мэтт услышал его слова и подозрительно посмотрел в сторону Киры.

– Не. Мы с Прутом пойдем, – сказал он. Затем спросил с тревогой в голосе: – Тебя тут не в плен взяли?

– Нет, она не в плену, – заверил его Джемисон. – С чего ты решил? Ужин тебе принесут, – обратился он к Кире. – Ты здесь не одна. Дальше через зал, на другой половине, живет Резчик. – Он указал рукой на закрытую дверь.

– Резчик? Тот мальчик, Томас? – Кира была поражена. – Он тоже здесь живет?

– Да. Ты можешь посещать его. Вы оба должны работать в светлое время суток, но есть ты можешь вместе с Резчиком. А теперь осваивайся в новом жилье. Отдохни. Завтра поговорим о работе. Мальчика и собаку я провожу.

Она стояла на пороге и смотрела, как они идут по длинному коридору: впереди мужчина, за ним весело шагает Мэтт, а следом трусит собака. Мальчик оглянулся, слегка махнул рукой и вопросительно улыбнулся. Его лицо, измазанное леденцом, светилось от оживления.

Она знала, что через несколько минут он будет рассказывать своим друзьям, что его едва не помыли. А еще и собаку чуть не отмыли от всех блох; насилу вырвался.

Она тихо закрыла дверь и осмотрелась. Заснуть она не могла. Такое все было вокруг странное.

Знакомой была только луна. Сегодня она была почти полной и заливала комнату серебристым светом, проникавшим через оконное стекло. В своей прошлой жизни, в хижине без окон, в такую ночь она бы выбралась из постели, чтобы полюбоваться лунным светом. Иногда лунными ночами они с мамой выскальзывали из хижины и вместе стояли, овеваемые ветерком, отмахиваясь от комаров и глядя, как мимо яркого шара в небе проплывают облака.

Здесь через приоткрытое окно ночной ветерок и лунный свет проникали в комнату вместе. Лунный свет скользил по столу в углу и лился по полированному деревянному полу. Освещал ее сандалии, стоявшие рядом со стулом. Ее посох, прислоненный в углу, отбрасывал на стену тень.

Она видела контуры предметов на столе – эти вещи принес Мэтт и свалил в кучу. Она попыталась представить, как он их выбирал. Наверное, он торопился, потому что огонь уже разгорался; наверное, он просто схватил то, что попалось под руку.

Здесь была ее рамка для вышивания. Она мысленно поблагодарила Мэтта. Он знал, что? эта рамка значит для нее.

Сухие цветы в маленькой корзинке. Кира была рада, что они сохранились, и надеялась, что вспомнит, для чего служит каждый из них. Цветы никак не помогли матери, когда ту сразила ужасная болезнь; но они помогали от мелких напастей – от боли в плече, от воспалившегося и нагноившегося укуса. И хорошо, что сама корзинка тоже не пропала. Она помнила, как мать сплела ее из какой-то речной травы.

Несколько крупных клубней. Кира улыбнулась, представив, как Мэтт собирает еду и, может, даже чуть надкусывает ее. Теперь они ей не понадобятся. Вечером ей принесли на подносе большую порцию еды: толстый ломоть хлеба и суп с мясом, ячменем и зеленью, очень ароматный. Незнакомые специи ей понравились. Она ела из глиняной глазурованной миски ложкой, вырезанной из кости, а затем вытерла рот и руки тонкой тканью.

Никогда еще трапеза у Киры не была такой изысканной. И такой одинокой.

Среди ее немногочисленных вещей была и одежда матери: толстая шаль с бахромой и юбка вся в пятнах от красителей – простая однотонная ткань казалась украшенной цветными полосками. Сонно думая о юбке матери, Кира стала представлять, как с помощью нитей она сможет подчеркнуть яркие цветные пятна, чтобы – когда у нее будет достаточно умений и времени, а на это потребуется много времени – сделать из нее костюм, подходящий для какого-нибудь торжественного случая.

Не то чтобы у нее когда-то был повод что-либо праздновать. Но возможно, этот повод появился сейчас – ее новое жилье, новая работа и то, что ей сохранили жизнь?

Кира беспокойно ворочалась на кровати. Она нащупала на своей шее подвеску, которую надела сегодня вечером. Ее тоже принес Мэтт, и это была самая дорогая вещь из всех, что он спас. Мать всегда носила ее на кожаном ремешке и прятала под одеждой. Кира часто трогала и теребила подвеску, когда была маленькой и сосала грудь. Это простое и необычное украшение подарил Катрине ее муж, и она берегла его как талисман. Кира сняла подвеску с шеи заболевшей матери, когда обтирала ее горячее тело, и положила его на полку рядом с корзинкой с цветами. Наверное, там Мэтт ее и нашел.

Теперь талисман был у нее. Кира поднесла его к щеке, чтобы почувствовать рядом с собой мать, ее запах: травы, красители и высушенные соцветия. Но камешек ничем не пах, был холодным и безжизненным.

Напротив, лоскуток, который Кира вынула из кармана и положила на подушку, словно трепетал. Возможно, его шевелил ночной ветерок, дувший из открытого окна. Сначала Кира, глядя на поток лунного света и думая о матери, не заметила этого. Затем она увидела, что ткань слегка подрагивает, словно живая, в бледном свете. Она улыбнулась, и ей показалось, что лоскуток, как пес Мэтта, поднимает мордочку, уши, виляет хвостом, – только чтобы его заметили.

Она дотронулась до ткани. Чувствуя ее тепло в руке, Кира закрыла глаза.

На луну наползла туча, и в комнате стало темно. Наконец она заснула; снов она не видела вовсе, а наутро, проснувшись, подумала, что лоскуток – всего лишь мятый обрезок красивой ткани, и ничего необычного в нем нет.

7

Яйцо! Вот это угощение! А кроме вареного яйца, на подносе с завтраком лежал толстый кусок хлеба и дымилась каша со сливками. Кира набросилась на еду.

Обычно, просыпаясь, они с матерью шли к реке. Здесь, как она поняла, реку заменяет комната с зеленой плиткой. Но она так и не смогла разобраться с этой комнатой. Кира зашла туда накануне вечером и стала крутить блестящие рукоятки. В какой-то момент полилась горячая вода, и это ее поразило. Наверное, это вода для готовки, подумала она. Видимо, где-то внизу устроен очаг. И каким-то образом вода для готовки доставлялась сюда. Но что она должна с ней делать? Готовить ей было не нужно, ей же приносили уже готовую горячую пищу.