Дорога за горизонт - Батыршин Борис - Страница 82

Но пришло понимание: для того, чтобы простейший их этих механизмов смог появиться на свет, предстоит сделать невообразимо много. Вот, к примеру… Георгий перелистнул на экране несколько страничек. «Самодельный сварочный аппарат». Крайне полезная вещь – даже в таком кустарном исполнении аппарат пригодится в любой мастерской. Или на военном корабле, чтобы с его помощью выполнять мелкий ремонт, заделывать полученные в бою пробоины! Казалось бы, проще простого: стопка плоских металлических рамок, моток проволоки, ручка – держатель электрода, рубильник… Но – проволока должна быть покрыта особым лаком; электрод – не просто стальной прут, а изделие из особого сплава, покрытое хитрой обмазкой. Без этих, простейших с виду, мелочей нечего и мечтать о рабочем сварочном аппарате. Надо создавать целые отрасли индустрии – большую химию, новую металлургию…

И так – во всём: за простейшими решениями стоит работа тысяч, тысяч людей, годы исследований, огромный труд. Куда ни сунься – везде всплывают эти мелочи. От их громадности опускаются руки и безнадёжнойпредставляется любая попытка обогнать время…

– Гардемарин Романов! К командиру! – Голос вахтенного офицера вывел Георгия из раздумий. Он выключил планшет, перелетел через планширь вельбота, в котором прятался от чужих глаз, и сломя голову, кинулся к мостику. На палубу высыпали матросы; вверх поползла гирлянда сигнальных флажков. Дым густо валил из трубы клипера: «Разбойник» набирал ход, его корпус содрогался от ударов о волны. Георгий, взлетая по трапу, обернулся – в пяти-шести кабельтовых по правой раковине[93] маячил «Кореец». На грот-мачте канонерки трепался флажный сигнал, бурун у таранного форштевня на глазах вырос пенным гребнем, захлёстывая клюзы[94]. «Отряду иметь ход двенадцать узлов». Немало, ведь тринадцать – это предел для изношенных машин клипера.

Новёхонькая, год назад сошедшая со стапеля в Швеции канонерская лодка могла выдать и больше, но переход через Бискайский залив не прошёл для неё даром. Погнутый во время шторма винт давал на высоких оборотах неприятное биение, да такое, что командир «Корейца», капитан первого ранга Остолецкий слёзно умолял не развивать без особой необходимости полного хода – вибрация могла раздолбать дейдвуд[95] и повредить опорные подшипники гребного вала. Рассчитывали на стоянку в Рио-де Жанейро – там можно выправить погнутую лопасть – но вместо этого отряд вторую неделю болтается в Гвинейском заливе. Уголь и запасы котельной пресной воды подходят к концу; команда считает дни, когла «Разбойник» уйдёт на бункеровку на острова Зелёного Мыса. «Корейцу» не так повезло – канонерка, оснащённая мощной рацией и локатором, не могла покинуть своего поста.

Интересно, с чего это понадобилось давать полный ход, напрягая и без того уставшие машины?

– Гардемарин, связь с «Корейцем»! – голос Овчинников звучал, как всегда, сухо, отрывисто. Командир клипера ничем не выделял гардемарина Георгия Романова, второго сына Императора Всероссийского Александра 3-го. Разве что, как ценного специалиста – радиотелеграфистов в Российском Императорском Флоте на данный момент четверо, причём двое сейчас как раз на борту «Разбойника». Это если не считать едва нюхнувших моря студентов из группы профессора Попова. Радиодело они, может, и превзошли, а вот до понимания службы им как… хм… ещё далеко. Да, форма и погоны корпуса корабельных инженеров даже из штафирки способны сделать человека, но лишь со временем. А служить, между прочим, надо уже сейчас.

– Гардемарин Романов? – Овчинников обозначил в голосе лёгкое неудовольствие. Оно и понятно – командир корабля вправе ожидать, что гардемарин явится на зов раньше, чем стихнет зычный рык кондутора, репетовавшего команду.

– Голосовую связь, если можно. Сообщение радиотелеграфным кодом получено, надо кое-что уточнить.

Капитан первого ранга помолчал, наблюдая, как Георгий возится с запорами непромокаемого ящика, где нём во время вахт хранился резервный переговорник, и добавил:

– На канлодке поймали сигнал радиомаяка. Похоже, вашего друга Семёнова можно поздравить – скоро его отец будет на борту. Вы ведь с ним знакомы, не так ли?

– Никак нет, господин капитан первого ранга! Не имел удовольствия! – лихо отрапортовал гардемарин, расшнуровывая клапан мешка из просмолённой парусины. Хранившаяся в нём рация была укутана ещё и в плотный полиэтилен – к ней относились с особым пиететом, особенно после того, как в одну ненастную ночь в Северном море радио спасло клипер от гарантированной посадки на камни. Тогда не видно было ни зги; плотный туман преотвратным образом сочетался с короткой, злой зыбью, идущей с Норд-Веста, и с мечущимся по всем румбам пятибалльным ветром. Штурман клипера имел об окружающем самое приблизительное представление пространстве – знал только, что где-то по правому борту, в туманной, промозглой мгле притаилась скальная отмель. Свет обозначенного в лоции маяка не пробивался через сплошную туманную завесу. Локатор канонерки выхватил силуэт гряды, на дальнем конце которой возвышалась маячная башня, буквально в последний момент – и клипер, надрывая машины на реверсе, чудом уклонился от встречи с камнями.

Когда «Кореец» с «Разбойником» шли в прямой видимости, на малом расстоянии друг от друга, связь поддерживали флажными сигналами. На большей дистанции в ход шли искровые аппараты, переговоры велись азбукой Морзе. И лишь в особых случаях командир отряда требовал наладить голосовую связь.

«Нельзя сказать, что событие неожиданное. – подумал Георгий. – Отряд вторую неделю болтается в Гвинейском заливе, в паре десятков миль к западу от эстуария Конго, с британским крейсером на хвосте. Две недели Иван с Воленькой Игнациусом не снимают наушники, пытаясь услышать на коротких волнах писк маячка…»

Вот, значит, и дождались?

– «Кореец», «Кореец», я «Разбойник»! Как слышите?

– «Разбойник», «Кореец» в канале! Слышу ясно, приём!

– «Кореец», капитан Остолецкий на мостике? – и, в ответ на шипение в динамике: – «Разбойник» вызывает капитана Остолецкого, приём!

Георгий протянул рацию Овчинникову:

– Капитан «Корейца» на связи, Дмитрий Петрович, говорите!

Овчинников кивнул и принял рацию. Георгий отошёл к парусиновому обвесу мостика; из радиорубки высунулся Николка, на его физиономии было написано живейшее любопытство.

Вахтенный офицер клипера независимо озирает горизонт; пальцы напряжённо подрагивают на леере – тоже ждёт.

– Да, Павел Полуэктович… сорок миль, говорите? Да, слушаю, то есть, приём… ещё час на том же курсе? Пеленг хотите взять? Ясно… да, благодарю вас, конец связи.

Капитан щёлкнул, как учили, тангентой, поискал глазами Георгия. Тот принял аппаратик, и замер в стороне, возле компасной тумбы. Овчинников откашлялся:

– Так, господа! На «Корейце» принят сигнал радиомаяка экспедиции. Расстояние до источника оценивается в сорок миль, может, немного больше. Чтобы его уточнить, радиотелеграфист «Корейца», гардемарин Семёнов, просит идти пока тем же курсом, чтобы взять несколько пеленгов на работающий маяк. Насколько известно, он может проработать работать ещё около суток. Так что следуем прежним курсом ещё час, после чего – поворот к осту. Вениамин Карлыч, жду предварительную прокладку.

Овчинников называл штурману «Разбойника» череду цифр – пеленги на маяк экспедиции – но Георгий уже не слушал. Он всматривался в горизонт на востоке: там за туманной дымкой лежал громадный, опасный Чёрный континент. Оттуда нёсся сейчас призыв радиомаяка; а в противоположной стороне горизонта, на фоне багровеющего закатным пожаром неба, чернели три чёрточки с поперечинками реев – старый знакомец, «Комус» бдил, не выпуская из поля зрения русские корабли.

Овчинников вынул затычку из амбушюра, сказал что-то в сияющий полированной латунью раструб. Труба не отозвалась. Командир клипера дунул в воронку, бросил еще несколько слов, недовольно обернулся к вахтенному офицеру.