Дорога за горизонт - Батыршин Борис - Страница 80

Вот здесь и начиналось самое интересное. Свято место, как известно пусто не бывает – владелица популярного модного дома недолго оставалась на положении соломенной вдовы. Вокруг неё вились разного рода кавалеры – представители парижской богемы, офицеры французской армии, дипломаты, банкиры, золотая молодёжь. Поговаривали о связи шикарной модистки с кем-то из русских Великих князей, привычно прожигавших жизнь в Париже.

За этим «клубом ценителей высокой моды» и присматривал Яша – издали, разумеется. Он, как и сам Корф, не сомневался – рано или поздно на девушку, заигравшуюся в «гостьб из будущего» выйдут очень серьёзные люди. И они будут искать на берегах Сены ниточку, позволяющую распутать клубок событий, скрутившийся на берегах Невы и Москвы-реки.

Времени не было совершенно – если до покушения на царя Веронику воспринимали в Париже как эксцентричную и весьма сомнительную (хотя и не обделённую талантами) особу, то теперь, после «первого марта» картина должна была измениться. Рано или поздно слухи о пришельцах из будущего доберутся и до Берлина и до Вены и до самого Парижа. И уж конечно, до Лондона – и тогда в окружении мадемуазель Вероники появятся господа, заинтересованные не только в её женских прелестях. Те, кому положено делать выводы, быстро сложат два и два – и поймут, что ключик к петербургским загадкам спрятан в будуаре владелицы парижского «модного дома». И тогда – события понесутся со скоростью курьерского поезда.

Собственно, они уже понеслись – и Яше, увы, оставалось лишь глядеть на фонари последнего вагона. Некая газета, выходящая в Стокгольме, надеясь поднять тиражи, затеяла невиданную в Европе (за океаном это давно стало привычным) акцию: конкурс красоты. Заблаговременно – за год с лишним! – издания разных стран запестрели объявлениями; участниц отбирали по присланным в жюри фотографиям. И, конечно, это никак не могло пройти мимо Вероники.

Яшин информатор, молоденький лионский художник, уже месяц, как состоявший очередным пажом мадемуазель, подробно описал Яше всё, что происходило в то утро в её будуаре. Прочитав статью, Вероника нахмурилась, прикусила губку – и тут же, как и была, в коротенькой прозрачной рубашечке, кинулась к телефону. Первых посыльных из газет она принимала, небрежно накинув на очаровательные плечи халат, с милой забывчивостью не завязав пояска. К визиту солидных господ из «Гавас», Телеграфного агентского бюро Вольфа, Русского Телеграфного Агентства, а так же сотрудников Питера Юлиуса Ройтера[89]

– третьего сына кассельского раввина, наречённого при рождении Исраэлем Бер-Йошафатом – она соизволила сменить наряд на последнюю, весьма соблазнительную «домашнюю» модель своего ателье.

На следующий день газеты вышли с кричащими заголовками: «Русская француженка с истинно американским размахом бросает вызов шведским понятиям о приличии!» Тиражи улетали с лотка – редакторы решились сопроводить статью фотографиями с последних показов купальных костюмов «модного дома Вероники». В пику чопорным скандинавам, русская предпринимательница сразу огласила программу своего конкурса: дефиле в вечерних платьях, в национальных костюмах, групповой показ – и наконец, гвоздь программы, дефиле в купальниках! Конечно, никакого «чисто мужского жюри, оценивающего претенденток за закрытыми дверями», как объявили шведы – с самого начала подразумевался аналог каннской «ковровой дорожки». Участниц ждали индивидуальные фотосессии, для чего из России выписали волшебников «фотографического бюро Болдырева»; газеты сулили «специальные приложения» в виде фотографических альбомов. И главное – контракты с «Модным домом Вероники» на европейские и американские турне новоявленных подиумных див!

Затея шведов немедленно стушевалась на фоне кипучей деятельности гостьи из дикой России. Побарахтавшись недели две, они явились к Веронике на поклон. Та оказалась милостива к побеждённым – не пропадать же фотографиям претенденток, скопившимся в стокгольмском почтовом ящике?

Конкурс был сдвинут, но лишь на полгода – Вероника считала, что надо ковать железо, пока оно горячо, и самолично отправилась в Ниццу, дабы на месте заняться приготовлениями к шоу.

Здесь и крылся подвох – Яша никак не мог, не нарушая свою легенду, отправиться вслед за взбалмошной гостьей из будущего! Ну не по чину скромному (хоть и не нищему) студенту баловать себя поездками в Ниццу! И не в деньгах только дело – процесс превращения вчерашнего житомирского приказчика в парижского студиозуса был ещё далёк от завершения. И, если в пансионах Латинского квартала Яша терялся, как жёлтый лист на осенней аллее, то в Нице студент из России, да ещё и с ярко выраженной местечковой внешностью, окажется белой вороной. Так что, здраво оценив ситуацию, Яков Моисеевич поощрил некоторой суммой «пажа», собиравшемуся к тёплому морю вслед за госпожой, обновил знакомства из числа богемных служителей – а сам отправился в Россию, на каникулы.

Он, разумеется, регулярно посылал Корфу отчёты о проделанной работе, но за год с лишним накопилось много такого, что желательно бы передать из рук в руки. К тому же, затея беглянки открывала некоторые перспективы, иих тоже следовало обсудить – причём исключительно в личной беседе. Вот ради этого Яша и появился на берегах Невы. Сдав тонкую (только самое главное!) папку с документами, он, не задержавшись в столице лишнего часа, оправился в Москву. Надо было проверить, как идут дела в «Розыскной конторе Гершензона», обосновавшейся на Варварке, в помещении бывшей часовой лавки Ройзмана. В отсутствие Яши делами там заправляла невзрачная мышка Наталья Георгиевна; компанию ей составлял бывший охотнорядский шпанёнок Сёмка, которого теперь даже городовые не называли, иначе как Семёном Порфирьевичем. Дела у конторы шли великолепно; очередь из солидных клиентов выстраивалась на месяцы вперёд. Кадров отчаянно не хватало, и Наталья Георгиевна уже стала поговаривать о создании при агентстве «школы частного сыска». Сёмка (простите, Семён Порфирьевич) готовился экстерном сдать за первые три класса гимназии, а Роман, опекавший детище Яши от лица Д. О. П., подал Корфу записку о привлечении на практику в контору студентов с юридического факультета Московского Императорского университета.

В Москве Яша пробыл недолго – через три дня он сидел в знаменитом кресле перед камином Корфа. Пока Яков Моисеевич наводил шорох в Первопрестольной, барон успел изучить Яшину папочку. Так что разговор шёл обстоятельный, без излишней в подобных делах спешки. Порфирьич – барон не стал изменять своим привычкам, других слуг в доме не было, – подал кофе, ликёр и сигары. Яша с удовольствием раскурил зеленоватую «гавану» – за время проживания в столице Третьей Республики он пристрастился к этой привычке.

– Что ж, Яков Моисеевич, как я и говорил, Департамент вполне вами доволен. – повторил Корф. – Документы мы изучили, непонятные моменты нам с вами удалось прояснить. Что касается мадемуазель Вероники…

Барон сделал паузу для того, чтобы крошечкой серебряной гильотинкой отрезать кончик сигары. Яша молча ждал.

– Так вот, что касается мадемуазель Вероники – её затея с конкурсом красоты пришлась очень кстати. Дело в том, что у нас тут открылись некоторые… хм… обстоятельства.

Яша понимающе усмехнулся. Он не зря ездил в Москву и был в курсе «обстоятельств».

– Вот-вот, именно это я имел в виду. – кивнул Корф. – Так что мадемуазель Вероникой займусь теперь я сам – разумеется, с привлечением новог сотрудника. То есть – сотрудницы. А для вас, Яков Моисеевич, у нас есть дело иного свойства. Вы не против, как встарь, поработать, так сказать, на внутреннем фронте?

Яша пожал плечами. Ему, конечно, нравилась парижская жизнь, но визит в галантную столицу мира он рассматривал лишь как прелюдию к серьезным делам дома.

– В последнее время в Петербурге активизировались некие круги… скажем так – хорошо забытые. Вам ведь известно, что государь Александр Первый некогда высочайшим рескриптом официально закрыл все масонские ложи России?