Дорога за горизонт - Батыршин Борис - Страница 24

Другая новинка, которую предстоит презентовать в Красносельских лагерях – «военные бициклы» фабрики «Дукс». Партия из десяти двухколёсных машин, предназначенных для связистов и телефонистов будут представлена военным со всей возможной помпой. И если новинка получит одобрение – предприятие ждут серьёзные заказы. Наконец-то усилия последних лет, начали приносить плоды – завод «Дукс», внедривший разработки и технологии из будущего, завоёвывает сердца велосипедистов России, продвигается в Европу, и уже планирует проникнуть на новые – и прежде всего военные – рынки[36]. Жаль только мой горный велик в Москве – попросить, что ли, Николку отписать дяде, чтобы он выслал его сюда багажом по железной дороге?

«Волчата» во главе с Ромкой и паном Кшетульским приехали из Москвы еще позавчера; мы с Николкой могли дождаться воскресенья – так хотелось повидать боевых товарищей, поделиться новостями, а заодно – поговорить о предстоящих манёврах. В полученном неделю назад письме они писали о нашем участии в манёврах как о деле решённом. Но увы – открылись кое-какие обстоятельства, способные нарушить эти планы.

Обстоятельства эти весьма просты. В то время как наши однокашники», кадеты пятой роты Морского Училища разъехались до осени по домам, нас, подобно гардемаринам «специальных» курсов ждет мореходная практика.

В Отряде Морского училища состоят деревянные корветы: паровые «Аскольд», «Варяг» и чисто парусные «Боярин» и «Гиляк». У всех, кроме «Гиляка», полное фрегатское вооружение, то есть три мачты прямыми парусами. Гиляк несёт корветское: на бизань-мачте только косые паруса, бизань и топсель. Кроме корветов, в отряд входит яхта «Забияка» – её модель стоит в одном из классов училища, – и несколько парусных тендеров, на которые назначается для практики по половине отделения.

Все это кадетам положено знать как «Отче наш» – с любого места, наизусть, хотя бы и спросоня. А нам с Николом предстоит особая миссия – и вовсе не на кораблях Учебного отряда.

Дело в том, что в круг задач, стоящих перед Минным Комитетом, возглавляемым лейтенантом – теперь уже капитаном второго ранга! – Никоновым входит и разработка предложений по устройству минных заграждений в Финском и Выборгском заливах и на подступах к крепости Свеаборг[37]. Я пока не особо вник в детали; знаю лишь, что за основу было решено взять Центральную минно-артиллерийскую позицию, развёрнутую на Балтике перед Первой Мировой. Причём речь не о копировании; для этого пришлось бы не только создавать новые классы кораблей – минные заградители и эскадренные миноносцы, – но и создавать целую систему береговых батарей, фарватеров и постов наблюдения. А ведь всё это надо ещё надо приспособить под доступный уровень техники, заметно уступающий тому, что было в первом десятилетии двадцатого века.

Наша задача на время летней практики поскромнее: провести промеры глубин и наметить места для пробных – «опытовых», как здесь говорят, – постановок мин. Производить работы решено на основе позаимствованной из будущего схемы минных постановок, и тут-то и требовалась наша с Николкой помощь. Данные, на которые предстояло опираться, разбросаны по разным источникам – на то, чтобы свести их воедино, требуется немало времени. К тому же Никонов задумал вести гидрографические работы с применением «новых технологий» – сразу составляя цифровые карты промеров. Отдельной графой стоит вопрос с картографией – в распоряжении Минного комитета есть подробнейшие цифровые морские карты, датированные разными годами двадцатого и двадцать первого веков – но вот можно ли их использовать? Профиль дна на балтийском мелководье и в финских шхерах меняется стремительно, так что напрямую позаимствовать лоции из будущего, конечно, нельзя. Предстоит выбрать несколько участков и провести на них серии контрольных промеров, тщательно сверяя полученные результатами с данными из будущего.

Без нас с Николом, как умеющих работать на компьютерах, обойтись в этом деле не получится; а так как служить предстоит на военных, а не учебных судах – нам временно, на три месяца, присвоили звания гардемаринов. Заодно – дали понять, что распространяться об этом в роте не стоит. Мы и так на особом положении – и приняты чуть ли не в конце года, и часть переводных испытаний нам перенесли на осень, и с расписанием обходимся весьма вольно. И кого интересует, что пашем мы вдвое больше любого кадета? «Особое отношение» не спрячешь – преподаватели знают, что кадеты Семёнов и Овчинников, сидящие у них на уроке математики или словесности, через два часа примутся с солидным видом поучать капитанов первого и второго ранга. А те будут слушать, осторожно задавать вопросы, да еще и гадать – а соизволят ли «особые» кадеты дать ответ или с загадочным видом промолчат?

Обычные для кадетов развлечения, и вообще, само понятие «свободное время» отсутствовало у нас как класс. Любую не занятую учёбой или «Особыми курсами» минуту мы проводили в компьютерной, с трудом урывая часок в день на упражнения в гимнастическом зале или утренние пробежки на плацу. Начальство, как и сотоварищи по роте уже смирились что для кадетов Овчинникова и Семёнова правила не писаны; ситуация еще усугубилась, когда ведущие преподаватели Училища тоже прошли через «Особые курсы».

Всё это обрекло нас Николом на уважительную изоляцию. Но мы не слишком-то по этому поводу переживали – учёба в общем, давалась без особых сложностей; дни летели стремительно. Мы и заметить не успели, как промелькнул остаток марта вместе с апрелем, и начались переводные испытания. Мы и тут выкрутились – начальство позволило нам самим выбирать, проходить ли испытания вместе с ротой, или перенести их на сентябрь. Я без зазрения совести воспользовался предложением и отсрочил сдачу чистописания, литературы и Закона Божьего. Никол, наоборот, запросил отсрочки по математике и геометрии – с гуманитарными предметами у него после гимназии проблем не возникало, а вот математику в Училище преподавали куда глубже. Английский, историю и естествознание мы сдали оба, хотя и не без ухищрений – хорошая всё же вещь вай-фай гарнитура и смартфон, на локальной сетке!

Испытания проходили в две смены – и мы уж постарались устроить так, чтобы сдавать их в разное время. В итоге, письменное задание по истории я писал под диктовку Никола, а он осмелел настолько, что так же разделался с английским. Интересно, заметил ли преподаватель, что кадет Овчинников время от времени погружается в себя и зачем-то трогает собственное ухо? Думаю, что нет; в конце концов, ничего похожего на шпаргалки и иные незаконные приспособления у него не нашлось, а крошечную чёрную штучку в ухе надо ещё и разглядеть.

Наконец испытания остались позади; однокашники разъехались на лето по домам, а мы, несчастные, остались в Училище, по прежнему вскакивая с коек по рынде. Хорошо хоть со свободным временем полегче – теперь можно посвящать «Особым классам» и заданиям Минного Комитета по восемь-девять часов в сутки, успевая ещё и выспаться. Но дисциплина никуда не делась, тем более, что старшие, гардемаринские классы пока остаются в училище, ожидая отправки на корабли Учебного отряда. Увольнительные же полагаются по-прежнему, только по выходным.

Что ж, порядок есть порядок – остаётся успеть за оставшийся майский денёк сгонять в Красное село, пообщаться с друзьями-«волчатами». Объяснить, что манёвры с «краскострелами» – дело, конечно, стоящее, но как раз в это время мы, скорее всего, будем болтаться на канонерке в финских шхерах, и поддержать друзей их сможем разве что морально. И вернуться в училище до десяти пополудни! Хорошо хоть мы не в мундирах гардемаринов, а в обычных кадетских фланельках, а то при параде и палашах даже в конку сесть нельзя – как же, урон офицерской чести, извольте брать извозчика! Сейчас бы нам самый обычный китайский скутер… и ведь есть скутеры, как и мотоциклы – десятка полтора трофеев хранятся при особых мастерских Д. О. П., и ещё четыре переданы на предмет изучения Меллеру, на московскую фабрику «Дукс». И увы, нам их не видать как своих ушей. Нет в жизни справедливости!