Невидимка из Салема - Карлссон Кристоффер - Страница 8

– Это же просто маска, – с недоумением отвечал он. – Когда со мною кто-то разговаривает, на самом деле меня там нет.

Но я не понимал этой мысли.

Грим был симпатичным; его квадратный подбородок, густые светлые волосы и лукавая улыбка как будто принадлежали модели из солнечной рекламы по телевизору. Ростом я был выше, но при этом неуклюж, да и плечи не такие широкие. В школе я старался успевать по всем предметам, а Гриму, казалось, это было совершенно неинтересно. Он был на год старше меня, потому что пропустил год из-за плохих оценок в девятом классе. Несмотря на это, списывал Йон меньше и был намного умнее меня; возможно, он уже тогда понимал, что в жизни есть вещи поважнее учебы. Напрашивался единственный вывод, что Гриму, кроме школы, просто некуда было больше идти. Я был беспечнее по многим вопросам, а его занимали только действительно сто?ящие дела.

У него была маленькая видеокамера, на которую мы начали снимать короткометражные фильмы, а монтировали потом на одном из школьных компьютеров. Действия в этих простых короткометражках часто разворачивались около водонапорной башни. Записывая их, мы пили алкоголь, писали сценарии и сами были действующими лицами. Моему напарнику легко удавалось вживаться в разные роли, он быстро натягивал необходимую маску. Со временем я тоже поднаторел в этом, но до Грима мне было далеко.

Небо над Салемом было цвета чернил, пролитых на чистый белый лист бумаги. Мы тогда дружили всего пару недель. Я спешил на вечеринку и нес в руке пакет с пивом. Я обогнул наш дом, потом дом, в котором жили Гримберги, и посмотрел на фасад дома с квадратными маленькими окнами, в большинстве из которых горел свет. На верхнем этаже в одном из окон зажглась лампа, потом оно открылось, и оттуда с размаху что-то выкинули на улицу. Описав широкую дугу, что-то с грохотом упало на землю. Силуэт в окне пропал, но свет по-прежнему горел. Только я собрался идти дальше, как хлопнула тяжелая дверь подъезда и на улицу кто-то вышел. Грим. Он подбежал и поднял только что выброшенный из окна предмет. Затем поднял глаза и увидел меня, стоящего в свете уличного фонаря.

– Лео?

– У тебя всё в порядке? – спросил я и шагнул ему навстречу.

– Мой плеер!

Грим держал его в руках перед собой. Крышка почти выпала из пазов, а наушники безжизненно висели по бокам.

– Думаю, он разбился, – сказал я.

– Похоже на то. – Грим почесал голову и нажал на кнопку, которая, вероятно, предназначалась для открытия крышки. В ответ крышка отлетела и, сделав сальто в воздухе, упала на землю. Грим явно расстроился. – Он за это получит, черт побери.

– Кто?

Он вытащил диск и засунул его в задний карман мешковатых джинсов, потом выкинул останки техники в кусты за рядом скамеек перед домом и уставился на мой пакет.

– У нас вечеринка?

– Ага. Тут всегда какая-нибудь вечеринка.

– Так я и думал, – задумчиво протянул Грим и приглашающе кивнул на скамейку. – Хочешь посидеть тут?

– На самом деле я бегу, – сказал я, но, взглянув на мрачное лицо Грима, кивнул, сел на скамейку, вытащил две бутылки пива и дал ему одну.

– Сюда бы еще музыку, – хохотнул он, открыв свое пиво.

Я последовал его примеру, предварительно щелкнув по крышке два раза указательным пальцем.

– Что ты делаешь? – спросил Грим.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты постучал по бутылке. Зачем?

– Чтобы пена не вытекла, когда открывать буду.

– И ты думаешь, если постучишь, то она не потечет?

– Наверное. Я не знаю.

– Какая глупость, – пробормотал Грим и отхлебнул свое пиво, а я последовал его примеру.

Только тогда я понял, что стучу по бутылке исключительно потому, что видел однажды, как мой брат так делает.

Мы сидели на улице и разговаривали. Через некоторое время до нас донеслась музыка и вопли, и мимо прошествовала толпа скинхедов; один из них накинул шведский флаг на плечи. Они пели песни «Ультима Туле»[5] и явно искали конфронтации. Их было довольно много и в гимназии Рённинге, они затевали драки неподалеку от Салема. Всего несколько недель назад двадцатилетнему парню из Македонии выбили зубы.

Я совершенно забыл о вечеринке, на которую собирался. С Гримом было так легко – возможно, потому, что мы болтали о простых вещах: музыка, школа, фильмы, сплетни о старших парнях из Салема, которые поступили в университет. Кто-то уже даже обзавелся детьми. Одни работали целыми днями, другие путешествовали, а некоторые начали учебу заново. Некоторые угодили в центр для трудных подростков. И наконец, одному не так давно выбили зубы.

– А ты знаешь кого-нибудь, кто сидит в тюрьме? – спросил я.

– Никого, кроме моего отца.

– А за что его посадили?

– За вождение в нетрезвом виде и нанесение телесных повреждений, – Грим рассмеялся с явным отчаянием в голосе. – Как-то раз он напился и чуть не задавил зазевавшегося прохожего. Папа остановил машину, они начали ругаться, и отец ударил его по лицу. Мужчина упал, ударился головой о землю и потерял сознание. У него было сотрясение мозга.

– За это сажают?

– Как повезет… Но ему дали только шесть месяцев.

Грим сделал глоток пива и вытащил пачку сигарет из кармана, вскрыл ее и протянул мне одну. Сам он не курил, но когда ему перепадала лишняя пачка, всегда припрятывал ее для меня. Я чиркнул спичкой, затянулся и начал размышлять, как бы поступил я, если б мой отец сидел в тюрьме. Внезапно я почувствовал, что мне не хватает пространства и захотелось на вечеринку.

– Юлия идет, – сказал Грим и кивнул на приближающийся силуэт в темноте.

– Кто?

– Моя сестра.

Ее длинные темные волосы были собраны в хвост, под расстегнутой джинсовкой – белое платье. Из кармана куртки вился шнур, который плавно перетекал в два белых наушника. На груди висела подвеска. Длинные, тонкие ноги плотно облегали черные лосины. В отличие от эксцентричного Грима, его сестра ничем не отличалась от других поступающих осенью в гимназию Рённинге. Ее лицо было таким же узким, с четко очерченными скулами, но несколько более загорелым. Увидев брата, она улыбнулась и спросила, где он пропадал.

Из ее наушников доносилась песня «Между нами целый мир, но я знаю, тебе нет до этого дела». Юлия вытащила плеер из кармана куртки и выключила его.

– Гулял, – ответил он.

– Но где?

Она пожала плечами и посмотрела на меня.

– Привет.

И протянула мне руку, чем несколько удивила. Ее поведение больше напоминало поведение матери, нежели младшей сестры. Когда она улыбалась, были видны крупные передние зубы, почти квадратные, совсем как у ребенка, но своим скептичным взглядом она держала дистанцию, как взрослая. Я до сих пор помню, какой маленькой и одновременно не по-детски серьезной мне показалась Юлия Гримберг и как легко она переходила от одной темы к другой в разговоре.

Ее рука в моей была маленькой и теплой, но одновременно сильной.

– Юлия.

Я отпил пива.

– Лео.

– Там в пакете есть еще бутылка?

– Да, – ответил я, но при этом вопросительно покосился на Грима, который на что-то пристально уставился и, казалось, совсем не обращал на нас внимания.

Юлия села на скамейку рядом со мной и скрестила ноги в тяжелых, черных ботинках с развязанными шнурками. От нее сладко пахло фруктовым шампунем. По параллельной улице шел прохожий в длинном, черном пальто и наушниках. Я наблюдал за ним, пока он не исчез из вида.

– Мы никуда не собираемся? – поинтересовалась Юлия.

– Лео собирается на вечеринку.

– Я думаю, уже поздно, – соврал я и зажег еще одну сигарету. – Там, наверное, все разошлись.

– Может, к тебе пойдем? – предложил Грим.

Только потому, что мои родители уехали на выходные, а брат где-то развлекался, я согласился. У нас было четыре комнаты и маленькая кухня, и я, случалось, приглашал домой гостей, но довольно редко. Но на этот раз я впервые посмотрел другими глазами на мою квартиру. В коридоре – убогий коврик, от одежды, висящей на крючках у входной двери, пахнет сигаретным дымом, гудящая система вентиляции, криво висящие фотографии маминых родителей над диваном в гостиной. Раковина на кухне всегда была засорена, а из крана капала вода. Я настолько привык к этим каждодневным звукам, что уже не обращал на них внимания, но в тот вечер мое восприятие обострилось до неузнаваемости.