Боевой гимн - Форстчен Уильям Р. - Страница 49

— Увидимся в аду! — крикнул Григорий и кинулся прочь.

Рабочие развернулись и побежали за ним, некоторые из них тащили захваченные в стычке тяжелые бантагские ружья. Хинсен оглянулся и увидел толпу бантагских воинов, вырвавшуюся из ворот лагеря.

Один из солдат бросился к нему, и Хинсен с радостной улыбкой распростер руки ему навстречу.

Бантаг замахнулся мечом. Голову Джима пронзила ужасная догадка.

— Я свой! — дико завопил он. — Я свой! Острый клинок со свистом разрезал воздух, разделив Хинсена на две половинки.

— Давайте, ребята, пошевеливайтесь! Ганс стоял у отверстия в полу склада, вытаскивая из подкопа последних беглецов и направляя их к двери наружу. Один за другим из дыры выбрались два зулуса, после них некоторое время не было никого. Наконец среди разбросанных мешков с рисом возникла курчавая черная голова Ганс нагнулся и помог Кетсване вылезти из тоннеля.

— Я последний, — прошептал Кетсвана. В глазах великана стоял страх. Его голова была в крови — удар бантагского меча пришелся по касательной, и Кетсвана едва не лишился левого уха.

Они вместе кинулись к выходу. Оказавшись снаружи, Ганс увидел множество бантагов у ворот. Одна из пуль просвистела в паре дюймов от него. Бантаги бежали к ним. Сорвавшись с места, Ганс помчался к медленно набиравшему ход поезду, из трубы которого с пыхтением вырывались клубы дыма. Десятки людей облепили вагоны, стараясь забраться в них. Человек, бегущий рядом с Гансом, упал и выронил бантагское ружье — ему целиком снесло заднюю часть черепа Ганс на бегу подхватил оружие и вырвал из руки мертвеца патронташ.

Колеса поезда завертелись быстрее, Алексей увеличивал скорость. — Ганс!

На тендере с ружьем в руках стоял Григорий. Ганс остановился у рельсов, пропуская паровоз; нижняя часть тела старого сержанта скрылась в облаке пара. Из кабины машиниста высунулась чья-то рука, Ганс схватил ее и почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Забросив внутрь локомотива свое ружье, он ухватился за кочегара освободившейся рукой. Наконец он нащупал ногой какую-то точку опоры и вполз в кабину. Тяжело дыша, он рухнул у открытой дверцы топки и, оглянувшись, увидел, что Кетсвана запрыгнул на подножку вслед за ним.

Ганс с трудом поднялся на ноги, и в следующую секунду кочегар, помогавший ему залезть в кабину, пошатнулся и осел у стенки. На его груди проступила кровь.

Ганс вскочил на тендер, переломил ружье и вогнал в казенник патрон. Бантаги были уже рядом с поездом и убивали тех, кто все еще пытался достичь спасительных вагонов. Ганс опустил дуло ружья и выстрелил прямо в лицо воину орды, который находился менее чем в десяти футов от него. Бантаг повалился на землю. Один из бегущих людей тут же схватил его ружье и успел бросить его в тендер за секунду до того, как его самого сразила бантагская пуля.

Люди, не успевшие сесть на поезд и бегущие рядом с ним, были охвачены паникой и страхом. Ганс перезарядил свое ружье и убил еще одного бантага, который хотел залезть в открытую дверь вагона.

Они достигли первой стрелки, и поезд затрясло. С другой стороны локомотива к кабине машиниста подбежали еще двое человек, и могучий Кетсвана одним рывком втащил их внутрь.

— Ганс! — предупреждающе крикнул Григорий, указывая вверх дулом своей разряженной винтовки.

На крыше высилась фигура бантага с занесенным над головой ятаганом. Ганс вскинул к плечу ружье, спустил курок, но выстрела не последовало. Его оружие тоже оказалось незаряженным.

С душераздирающим воплем бантаг спрыгнул вниз. Припав на одно колено, Ганс упер приклад своего ружья в пол и насадил вражеского воина на штык. Бантаг взвыл в агонии. Ганс отпихнул его в сторону, и оставшийся в живых кочегар Алексея, взревев, размозжил голову бантага бревном.

Набирая ход, состав с грохотом миновал вторую стрелку и вылетел на главную ветку. Ганс с болью наблюдал за тем, как бантаги добивают несколько десятков людей, которые не смогли добраться до поезда.

Из западной части лагеря выбежал еще один отряд бантагов, четверо из них кинулись к путям, таща в своих лапах длинный рельс.

— Григорий! — отчаянно закричал Ганс, сообразив, что бантаги хотят положить этот рельс перед колесами локомотива и пустить их поезд под откос. Суздалец по пояс высунулся из тендера, прицелился и выстрелил. Промах!

Ганс в несколько секунд перезарядил свою винтовку. Оружие предназначалось восьмифутовому бантагу и для Ганса было тяжеловатым. Поезд кренился то в одну, то в другую сторону. Ганс навел ружье на первого в цепочке бантагов, чуть не потерял равновесие и снова выпрямился. Воина, которого он избрал своей мишенью, уже не было видно, так как он находился совсем рядом с железной дорогой и паровоз загораживал его от Ганса. Янки чуть передвинул ствол и выстрелил в замыкающего. Бантаг дернулся и упал на землю, так и не выпустив свой конец рельса. Трое оставшихся в живых воинов, надрываясь, подтащили рельс к путям, но поезд уже прогрохотал мимо них.

Вдруг Ганс узнал первого воина — это был Карга.

— Эй, Карга, сукин сын! — завопил он, торжествующе согнув в локте руку с выставленным средним пальцем. Этот жест был универсальным и для людей, и для орды, и надсмотрщик яростно взвыл от унижения.

Несмотря на то что вокруг него по-прежнему свистели пули, Ганса охватило радостное возбуждение. Железная дорога круто повернула к западу, и Карга скрылся за поворотом. Поезд шел все быстрее и быстрее. Ганс стоял на вершине поленницы, все еще не веря тому, что их безумный замысел удался; ветер бросал ему в лицо клочья древесного дыма. Паровоз вскарабкался на невысокий холм, Ганс оглянулся и кинул последний взгляд на оставленный позади лагерь, от которого они удалились уже почти на милю. В некоторых бараках бушевал пожар. Ганс понимал, какой кошмар сейчас там творится, и его снова захлестнуло чувство вины. К утру в лагере не останется в живых ни одного человека.

— Мы и так все были покойниками,- прочитав его мысли, произнес Кетсвана.

— Я знаю, но все же…

— Мы и так все были покойниками, — с нажимом в голосе повторил зулус. Ганс видел, что Кетсвана старается убедить не только его, но и самого себя в том, что их действия были правильными.

Неожиданно до его ушей донесся какой-то странный звук — не то смех, не то плач. Напряжение боя отпустило Григория, и долго сдерживаемый страх вырвался наружу в истеричных всхлипах.

Ганс уставился на своего помощника.

— Тамира, Эндрю, Менда? Они добрались до поезда?

Тяжело дыша, Григорий осел вдоль стенки тендера.

— Я не знаю, — прошептал он. — Я видел, как они выбрались из склада… — Вдруг его голос оборвался.

— Ты ранен? — встревожено воскликнул Ганс, падая на колени рядом со своим молодым другом.

— Нет. В жизни так не боялся, — вымученно улыбнулся Григорий. — Даже под Испанией. Ходил вдоль склада на виду у бантагов и каждую секунду ждал разоблачения. — Он снова замолк. — Лин мертв. И все его люди тоже. Они безоружными бросились на врагов. Это я отдал им такой приказ, и они все погибли.

Ганс вспомнил толпу у входа в тоннель и понял чувства Григория. Ему тоже пришлось решать, кому жить, а кому умереть, и эта боль навсегда останется в его сердце. Ганс посмотрел на Кетсвану. Что пришлось пережить зулусу в последние секунды перед тем, как он нырнул в спасительный лаз?

Григорий улыбнулся.

— Впрочем, у меня есть и одна хорошая новость, — промолвил он.

— Какая?

— Хинсен. Я видел, как он сдох. Один из бантагов разрубил его надвое. Это было великолепно.

Новость и впрямь была замечательной, вот только именно в этот момент Ганс был не в силах ей порадоваться.

Поезд замедлил ход, и Шудер вопросительно взглянул на Алексея.

— Что случилось?

Надо перерезать телеграфный провод, — объяснил машинист. — Минутное дело.

Когда поезд остановился, Ганс соскочил на землю и двинулся вдоль вагонов, разыскивая свою семью. Дойдя до предпоследнего вагона, он почувствовал, что его сердце готово разорваться от счастья, — Тамира с младенцем на руках стояла в дверях и смотрела на него.