Боевой гимн - Форстчен Уильям Р. - Страница 31

Его провожатый смотрел прямо перед собой. У Ганса было к нему множество вопросов, но он понимал, что задавать их бесполезно.

— Черт тебя возьми, — все же не выдержал Ганс, — неужели ты совсем ничего не можешь мне сказать?

— Если ты хочешь остаться в живых, ни о чем не спрашивай, — вдруг прошептал посланец кар-карта. -Даже не думай ни о чем, особенно рядом с ним.

Когда они достигли вершины небольшого холма, Ганс бросил взгляд через плечо. Внизу на равнине виднелась фабрика, его ад на земле; из ее труб валил черный дым. Казалось, что холмы позади фабрики покрыты рубцами, так как в них открытым способом добывали железную руду. Тысячи людей, похожие на муравьев, ползали вверх и вниз по склонам. В Суздале подобное зрелище наполняло сердце Ганса надеждой и радостью. Там его не покидало чувство, что он видит труд свободных людей, борющихся за добытую с таким трудом независимость. Здесь это было бесконечной адской мукой. Ганс перевел азгляд на железную дорогу, исчезавшую в степях. Триста пятьдесят миль к свободе.

— Шудер!

Ганс резко обернулся. Перед ним, без всякой охраны, верхом на лошади восседал Гаарк.

«Очисти свою голову от мыслей,- предупреждал его провожатый, — ни о чем не думай». Ганс низко склонился в седле, пытаясь выбросить из головы все свои мысли. Снова выпрямившись, он почувствовал на себе буравящий взгляд Гаарка.

Провожатый Ганса смотрел сквозь него, как будто его и вовсе не существовало. Кар-карт едва заметно кивнул своему слуге, и тот поскакал прочь.

— Я хотел поговорить с тобой, Шудер. С момента нашей последней беседы прошло много времени.

— Я в твоем распоряжении, — тихо произнес Ганс.

— Какие мы стали послушные, — протянул Гаарк. — Это потому, что ты сломлен, или ты хочешь скрыть от меня за словами покорности какие-нибудь потаенные мысли?

— Я хочу жить, — ровным голосом ответил Ганс.

— Ты ведь думал о том, куда ведет эта железная дорога, разве не так?

— Да, — согласился Ганс, понимая что было бы бессмысленно отрицать это.

— Ты прикидывал расстояние, отделяющее тебя от свободы.

Ганс молча кивнул, прилагая все усилия, чтобы в его мозгу не проскользнула ни одна опасная мысль.

— Это значит, что ты еще не сломлен, что ты не смирился со своей участью.

— А ты бы сломался, если бы оказался в плену и был бы вынужден помогать своим врагам?

— Со мной бы такое не произошло, — рассмеялся Гаарк.

— Я тоже раньше так думал. Однако трудно оказать сопротивление, когда ты теряешь сознание, а приходишь в себя уже в цепях.

— Ты уходишь от разговора о том, что я хочу у тебя узнать, — оборвал его Гаарк. — Если ты не смирился с пленом, это означает, что ты все еще представляешь для меня опасность.

— Если ты придешь на фабрику, которую я помог создать, — в голосе Ганса звучал горький сарказм, — ты увидишь, как каждый день выплавляются почти двести тонн железа. Производятся паровые двигатели, вагоны для твоих поездов, хвостовые молоты для рельсов — все, как ты приказал. Содержимое наших голов, наше отношение к тебе не меняют этого факта.

— Но это содержимое может представлять для меня опасность.

«Не думай…»

— Ходят слухи, что ты замышляешь бунт или побег.

— Чушь собачья, — спокойно ответил Ганс, немигающе смотря в глаза Гаарку. — Какой побег? Да и куда бежать? А насчет бунта… Нас охраняет целый умен, вооруженный пушками и ружьями. Чем бы мы стали с ними сражаться? Кулаками?

— Логично, — кивнул кар-карт. — И все же было решено вас разделить. Ваших женщин и детей переведут в другой лагерь. Это страховочная мера, призванная гарантировать вашу лояльность.

Ганс промолчал. Его рука автоматически вытащила из кармана плитку табака, и он откусил изрядный кусок. Затем Ганс по привычке протянул плитку Гаарку, и кар-карт сунул в рот остаток.

— Если ты отдашь такой приказ, мы все совершим самоубийство, — наконец ответил Ганс.

— Ну и что? Пожалуйста, убивайте себя. Теперь мы можем заменить вас другими квалифицированными рабочими.

— Если ты начал в какой-то степени опасаться нас, то почему бы тебе нас не прикончить? Не потому ли, что мы все же нужны тебе?

Гаарк усмехнулся.

— Да, вы еще можете принести нам пользу.

— Все, что у нас осталось,- это наши близкие. Только ради них мы продолжаем работать на вас.

— И ты в том числе, — утвердительно произнес кар-карт,

— Да, и я. Если ты отнимешь у людей их семьи, им уже незачем будет жить на этом свете. Если ты так поступишь, можешь быть уверен, что мы все покончим с собой. Тогда ты сможешь заменить нас, но в этом случае еще несколько недель или даже месяцев фабрика будет выпускать вдвое меньше продукции, чем сейчас.

— А как же эти слухи?

— Кто тебе сказал такую чушь? Или ты просто гадаешь на кофейной гуще?

— Не важно, кто сказал. Но мне кажется, в этом что-то есть.

Ганс наклонился и сплюнул на землю. Гаарк последовал его примеру.

— У тебя есть что-то на уме, человек. Я думаю, что в другом мире, при других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями. Я восхищаюсь твоим бесстрашием. На этой планете больше нет человека, который осмеливался бы так говорить со мной, как ты. Отчасти мне это даже нравится.

Ганс сохранял молчание. Очевидно, напускное дружелюбие Гаарка имело целью притупить его бдительность.

— Все ваши солдаты такие, как ты?

— Большинство. Наша армия состоит из свободных людей. Когда человек независим и должен защищать свободу ценой своей жизни, с ним что-то происходит. Он приобретает умение контролировать свой страх и готов пожертвовать собой, нравится ему это или нет. Долг призывает его отдать свою жизнь, и он идет на это.

— Этот твой Кин. Я так понимаю, именно ты внушил ему подобные мысли.

— Нет, все это уже было в нем. Я обучил его только тактике и тому, как вести за собой людей во время боя. А характер был у Эндрю еще до того, как я встретил его.

— Но ты закалил этот характер.

— Вот когда будешь с ним воевать, тогда и узнаешь, какая у него закалка, — улыбнулся Ганс, — Если тебя интересует еще чье-то мнение, обратись к меркам.

Гаарк расхохотался и покачал головой.

— Я наслышан о переговорах, которые вели перед войной кар-карт мерков и Тартанг, вождь бантагов.

— Тот, которого ты убил?

Гаарк нагнулся к Гансу и пронзил его взглядом.

— Он был идиотом. Ему надо было заключить союз с мерками, а не пытаться извлечь преимущества из этой войны. В то время когда мерки жертвовали собой ради всей нашей расы, Тартанг устраивал мелкие набеги за скотом и лошадьми. Если бы не он, орда уже давно решила бы свою самую насущную проблему.

— И меня бы здесь не было, — заметил Ганс.

— Ты прав, — согласился Гаарк. — Человек, хотя мне многое в тебе нравится и я ценю наши беседы наедине, знай, что мы с тобой смертные враги. Это так же непреложно, как положение звезд на небе. Ты видел, как все это начиналось. Война, развязанная вами в этом мире, может иметь только один исход. Или вы выиграете гонку вооружений и победите, или мы ее выиграем и победим. Вот главный урок, который должен усвоить мой народ. В конечном итоге доблесть ничего не значит. У кого толще броня, мощнее артиллерия и быстрее авиация — та раса и выживет.

— Не сбрасывай со счетов храбрость, — негромко посоветовал ему Ганс. — От нее всегда много зависело в прошлом и будет зависеть в будущем.

— Что такое храбрость по сравнению с пулей? В этом мире только зарождается новая эпоха. Здесь и в двух тысячах миль отсюда, на Руси и в Риме, победы куются на фабриках, где изготавливают современное оружие. Одна внезапная атака на центры по производству оружия — и баланс сил будет бесповоротно нарушен в пользу победителя. Ты можешь добраться только до того места, куда ведет твоя железная дорога. Мерки так и не поняли этого. Я внимательно изучил историю вашего отступления из Суздаля к Испании. Это был виртуозный маневр, но все висело на волоске. В вашем распоряжении была одна-единственная линия.