Сигнал сбора - Форстчен Уильям Р. - Страница 95

— Итак, у нас три тысячи людей в уцелевшей дивизии и около четырех тысяч неорганизованных воинов вдоль стен.

— Да, все так. По моим подсчетам, мы разбили по крайней мере десять их крупных частей, но у них есть еще пять, а может быть, и десять в резерве.

— Ну что ж, по крайней мере мы показали им, как надо драться, — сухо сказал Эндрю. — Но этого, к сожалению, недостаточно.

Подойдя к краю стены, Эндрю был ошеломлен видом огненной бездны, пожиравшей последнюю линию обороны в северной части города. В некоторых местах куски стены уже обрушивались в дожде искр, раздуваемых западным ветром. Часть построек в нижней, северной части города также полыхала в огне, выгоняя еще тысячи людей под защиту верхнего города. В темноте возвышался уцелевший кусок стены; восточные каменные ворота все еще были закрыты.

Кучка людей из команды О’Дональда стояла у ворот. Их орудия были расставлены поперек улицы. О’Дональд, прихрамывая, пошел навстречу Эндрю.

— Они вдруг отступили, и мы увидели несколько тугар с белым флагом, — сказал О’Дональд. — Мы убили двоих, но они продолжали стоять на месте. Мы поняли, что они требуют переговоров. Я объявил о прекращении огня и послал тебе записку.

— Хорошо, — сказал Эндрю, — пойдем разберемся. Вскарабкавшись на ворота, Эндрю посмотрел на освещенное пожаром поле. На севере он увидел полыхающий нижний город, который начинал разрушаться; деревянные стены старого города от края до края были в огне. Местами стены уже рухнули и зияли черные дыры. За новым городом виднелись темные пятна частей тугарской армии, выстроившихся по десять тысяч в ожидании последнего штурма.

Попросив факел, Эндрю поднял его над собой, за ним двинулись Ганс и Касмар, к которым присоединился и Эмил, поспешно вскарабкавшийся по лестнице. Его форма была вся в крови.

— Присутствует ли здесь тот, кого зовут Кин, а также глава суздальской Церкви и лекарь янки? — прокричал приблизившийся к ним оповещатель.

— Мы здесь.

— Я тугарский оповещатель. Однажды я уже приезжал в ваш город, но был оскорблен вами. Теперь, как я и обещал, я вернулся по приказанию моего кар-карта Музты, повелителя всех тугар и скота.

— Чего ты хочешь? — холодно спросил Эндрю.

— Сдачи в плен всего суздальского скота и янки. Ваша армия вытеснена с поля, тела ваших людей наполняют желудки наших воинов, а ваши трухлявые стены на севере просто смешны. Ваше сопротивление сломлено, и мы соблаговолили предложить вам наши условия.

— Продолжай, — проговорил Эндрю, втайне надеясь, что есть еще шанс, хотя он знал, что надежды его тщетны.

— Я буду говорить только с человеком Церкви, а не с янки, который все это заварил. Суздальцы обязаны немедленно сдаться орде. Город будет разрушен в наказание за неповиновение, но мы пощадим жителей, взыскав дань лишь пятью из каждых десяти. Остальные будут увезены в другие места, и там им будет позволено отстроиться заново. Вам, янки, мы также предлагаем жизнь. Но вы станете служить орде. Тем, у кого есть какие-либо способности и навыки, мы дадим соответствующее занятие. Но прежде мы требуем, и это наше право, чтобы вы рассказали нам, как остановить болезнь оспу. Если вы откажете нам, пощады не будет никому, все попадут в наши убойные ямы. Знайте, ваш отказ будет означать также смерть миллионов от оспы. Это наши условия. Откажетесь — город станет нашим. Не будьте дураками, вы же знаете, что вы проиграли.

С болью в сердце Эндрю взглянул на товарищей.

— Все закончилось так, как я и боялся, — тихо сказал он. — Мы сделали все, что было в наших силах, но их войско значительно больше.

Касмар посмотрел на Эндрю и положил руку на плечо молодого офицера.

— Но вы показали нам, что значит быть людьми, — сказал Патриарх с улыбкой.

— Если вы решите сдаться, ваше святейшество, я приму этот выбор.

Несколько минут священник молча стоял, будто произнося молитву.

— Нет, — сказал он наконец, нарушив молчание. — Я думаю, нет.

— Но сотни тысяч могли бы выжить, — слабо возразил Эндрю.

— И опять жить, как скот. Бояре и Церковь будут толстеть на своих сделках, скармливая свой народ тугарам. Я предпочитаю, чтобы в эту последнюю ночь мы показали этим тварям, что люди не должны быть рабами. Пусть наши люди сгорят в огне, но они очистятся и умрут уже не животными. Такого тугары никогда не забудут. Может быть, то, что мы сделаем, прокатится эхом по Руси вместе со странниками, и это даст надежду другим. В глубине души они должны понимать, что мы олицетворяем изменение миропорядка, ведь, подчинившись им, мы показали бы, что мы — животные, какими они и хотят нас видеть. Я не пошлю свой народ в убойные ямы. Боже благослови тебя, сын мой, — сказал священник и перекрестил Эндрю. — Если ты захочешь собрать своих людей и уплыть отсюда на вашем корабле — я пойму этот шаг. Возможно, тогда ты сможешь потом сражаться где-то еще.

«Господи, помоги мне», — подумал Эндрю. Вот он, конец, — сбылось то тягостное предчувствие, которое так долго терзало его. Как он старался оттянуть этот момент, страшась вместе с тем, что его тщетная надежда на победу свободы приведет к гибели не только его полк, но и жителей Суздаля.

— Мы будем с вами до конца, — сказал Эндрю.

— Если мы дадим им секрет вакцинации, они используют его для того, чтобы взрастить новых рабов, — сказал Эмил, пытаясь привести к внутреннему согласию свои представления о свободе и необходимости спасения жизни.

Касмар кивком предложил Эндрю дать ответ, и Эндрю, в котором холодное, сковывающее волю раскаяние боролось с поднимающейся в нем горячей волной ненависти, шагнул к краю укрепления.

— Вы получите нас, когда мы будем мертвы, — крикнул Эндрю. — Мы сожжем наши трупы, чтобы они не достались вам. Если хотите взять город — вам придется пройти к нему по трупам своих же воинов!

Оповещатель, ошеломленный ответом, покачал головой.

— Тогда пусть случится то, что уготовано небесами, — ответил он, — а я поищу ваши потроха, когда все закончится. А тому, кого зовут Кин, мой господин велел передать, что скот по имени Кэтлин будет подан ему на стол на пиру после битвы!

— Бог проклянет тебя навечно! — крикнул Эндрю, потянувшись за револьвером. Но пока он доставал его трясущимися руками, выкрикивая проклятия, оповещатель уже скакал прочь во всю прыть.

Друзья стояли, застыв от ужаса. Наконец Эндрю повернулся к ним, лицо его было безжизненно.

— Готовьте людей, — холодно приказал он. — Постройте Тридцать пятый полк и артиллерию на главной площади. Там мы примем последний бой.

— Я говорил тебе, что они дадут такой ответ, — сказал Кубата Музте, который мрачно слушал доклад оповещателя.

— Я хочу, чтобы город сровняли с землей к утру. По мере возможности берите пленников для нашего стола, и так уже слишком много мяса пропало напрасно, — заявил Музта холодно. — Покончим с ними, они проклятие этого мира.

— В глубине души ты знаешь, что я прав, — мягко возразил Кубата. — Этого не должно было случиться.

— Однако это случилось, — заорал Музта. — Я потерял три раза по десять тысяч мертвыми и два раза по стольку же ранеными. Я хочу заставить их заплатить за это.

— И пустить самим себе кровь до полного вымирания? — бросил Кубата.

— То, что ты хочешь, уже почти сделано, мой карт! — вскричал Тула. — Позволь только мне закончить!

Музта устало кивнул, и когда Тула галопом поскакал к северу, нарги дали сигнал к началу битвы.

— В глубине души ты знаешь, что я прав, — снова прошептал Кубата.

С побледневшим лицом Музта смотрел на старого товарища. Он заставил себя усмехнуться:

— Наверное, сегодня здесь произошло слишком много такого, что уже не позволяет вернуться к тому, чего я хотел раньше. Твое время ушло, мой друг. Но не покидай меня в эту ночь.

— А женщина? — спросил Кубата, как будто только что вспомнил.

— А что женщина? Я хоть получу немного удовольствия, когда буду лакомиться ее мозгом. Так жестоко мстить достойному противнику, который боролся за то, чтобы спасти свой народ? Срывать свой гнев на невинном человеке — разве от этого что-нибудь изменится?