Вечный союз - Форстчен Уильям Р. - Страница 60

— А, Гамилькар! — приветливо воскликнул Вука, как будто встретил своего любимчика.

Гамилькар остолбенело смотрел на приближавшихся к нему мерков.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — вырвалось у него.

— Эй, скот, ты к кому так обращаешься? — прорычал Вука.

Правитель Карфагена горько улыбнулся и опустил голову. Тамука заметил ненависть, промелькнувшую у него в глазах, но оставил это без внимания. Гамилькар был им нужен, и, хотя клятвы, данные скоту, ничего не значили, в этот момент необходимо было придерживаться обещания неприкосновенности их жизни.

— Как идет сражение? — поспешил спросить Тамука прежде, чем зан-карт успеет ляпнуть еще что-нибудь.

Гамилькар демонстративно отвернулся от Вуки.

— Мы вот-вот возьмем дворец, но такой дорогой ценой, что этот результат вряд ли окупит ее.

— Наверное, мы могли все-таки захватить город без боя и поставить янки в безвыходное положение.

— Это была нелепая и нереальная идея Кромвеля, — отозвался карфагенянин. — А что касается второй части, то это у нас, похоже, получается. — Он подошел к Тамуке вплотную и понизил голос: — Здешние жители не знали, что вы в городе. Могут возникнуть непредвиденные осложнения.

Тамука почувствовал чуть ли не симпатию к этому человеку, посмевшему говорить с ним так открыто, и кивнул в ответ. В это время до них донесся звук, похожий на шум прибоя. Он все усиливался и вскоре перекрыл гул битвы, происходившей на холме. Тамука обернулся в ту сторону, откуда они только что прибыли, и похолодел.

Юлий в ярости несся по улице, перепрыгивая через тела зарезанных. Последние двадцать четыре часа ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Он бегал по городу в поисках единомышленников, прячась от карфагенских патрулей и отдельных легионеров, все еще державших сторону умирающего Лукулла. Однако слова Марка доходили до немногих. Говоря с людьми, Юлий чувствовал, что его охватывает отчаяние. Никто не хотел ему верить, им было наплевать, кто правит Римом. При любом правителе они будут трудиться до седьмого пота и умирать от голода.

И вдруг он увидел их, тугар. Они проезжали через ворота, чтобы посмотреть на сражение и позабавиться, глядя, как один скот убивает другого. Тут он окончательно убедился: все, что говорили янки, было правдой. До сих пор даже он сомневался в этом. Те самые тугары, которых они разгромили и прогнали прочь, вернулись и как ни в чем не бывало разъезжали по городу.

Он закричал об этом, и улицы, прежде пустые, стали заполняться народом.

— Я Юлий, слуга Марка, — объяснял он. — Я говорю правду. Дайте отпор врагу, бейте тугар, и вы станете свободными людьми.

И в конце концов к нему прислушались и последовали за ним по улицам, мимо тел умерших и умирающих, сраженных этими тварями. По дороге они выковыривали булыжники из мостовой, хватали поленья и выставленные в лавках инструменты — все пригодное для того, чтобы убить тугарина.

— Нас окружают! — вскричал Гамилькар, указывая на стекавшиеся со всех сторон массы народа.

Они слышали угрожающий рев толпы, в которой было немало и легионеров. Еще накануне с большинством из них не возникало никаких проблем. Благодаря оккупации Рима и прекрасно спланированному предательству его правителей легионеры остались не у дел и если бы не этот стихийный бунт, подумал Тамука, действительно можно было бы сказать, что город достался им почти без боя.

— Надо срочно вызвать сюда этого проклятого Петрония! — крикнул Гамилькар и спросил Тамуку: — Как далеко отсюда находится армия янки? — Им осталось по крайней мере полдня пути.

— Если мы быстро подавим последние очаги сопротивления, то, может быть, еще сохраним за собой город.

В конце улицы, затянутой сеткой дождя, послышалось воинственное пение. При виде карфагенян с пиками, перегородивших набережную, толпа замедлила свой шаг.

— Тугары! Тугары! Тугары!

— Все это из-за тебя! — бросил Гамилькар Вуке.

— Если ты произнесешь еще что-нибудь, я вырежу твой поганый язык! — прорычал тот.

— Он прав! — поддержал карфагенянина Тамука. — Они не знали, что мы здесь. Ты не учитываешь, мой господин, что они не так давно изгнали тугар и верили, что освободились от орды.

В дверях одного из зернохранилищ появился Петроний, заметно побледневший при виде толпы. Когда же он повернулся и встретился с пристальным взглядом Вуки, то попятился.

Гамилькар быстро подошел к нему, и Тамука заметил, как за спиной у патриция блеснуло лезвие кинжала.

Петроний, трясясь, сделал шаг вперед и начал говорить. Толпа замолкла было, но только на один момент.

— Ублюдок! Ты продал нас Тугарам! — прозвенел чей-то громкий голос.

В воздухе просвистел булыжник, за которым последовал целый шквал камней и обломков.

— Надо уходить отсюда! — крикнул Тамука.

— Тугары! Тугары!

Крик был до предела насыщен ненавистью, копившейся в людях веками.

Один из камней упал перед самым носом у коня Тамуки, который испуганно шарахнулся в сторону. Дернув за удила, Тамука развернул его.

— Уходите отсюда скорее! — закричал им Гамилькар. — Мы сжигаем склады и тоже отходим. — Он повернулся и исчез в толпе своих солдат.

Привстав в стременах, Тамука огляделся. Единственный свободный путь лежал вдоль набережной к судам. Но что они будут делать, оказавшись на судне, если никто из них не умеет привести эту штуку в действие? Карфагеняне между тем стали беспорядочно отступать в южную сторону, к форуму.

— За ними! — крикнул Тамука.

Вука, захваченный азартом убийства, посылал в толпу римлян одну стрелу за другой, радуясь, как ребенок, каждому удачному выстрелу.

— Это не забава! Они могут расправиться с нами! И тут, как наглядное подтверждение его слов, Кан, младший сын кар-карта, неожиданно дернулся в седле. Шлем свалился с его головы, по лицу струилась кровь. Тамука онемел, увидев, что перепуганная лошадь Кана бросилась навстречу толпе. Как голодные волки, наступавшие накинулись на младшего брата Вуки, вырывая у него волосы, тыча заостренными палками, колотя камнями. Кан вопил от ужаса и боли. Его стащили с лошади. Прислонившись к ней спиной, он пытался вытащить свой меч.

— Кан! — отчаянно закричал Вука.

Тамука, преградив ему путь, схватил его лошадь под уздцы:

— Прочь отсюда! Спасайся, мой господин!

Один из римлян вспрыгнул на спину лошади и, подняв большой камень, с диким криком обрушил его на голову Кана, забрызгав все вокруг кровью.

Кан исчез из виду. Его окружили; в воздухе замелькали окровавленные дубинки и камни.

— Летим, мой господин! — Тамука с силой вонзил шпоры в бока коня, и тот понесся вскачь, а за ним и лошадь Вуки. В этот момент Тамука не думал ни о Карфагене, ни о Риме. Единственная мысль была — вырваться из этой толпы. В душе он уносил с собой страшное воспоминание о гибели Кана.

— Шевелитесь, черт побери, шевелитесь! — кричал Эндрю. Город, к которому они так стремились, лежал перед ними. Центр его был объят пламенем, дым поднимался кверху, смешиваясь с низко нависшими облаками. В миле впереди них отступала цепь карфагенских стрелков. Обернувшись, он посмотрел на равнину, лежавшую позади. Его армия растянулась на несколько миль вдоль Аппиевой дороги, и в настоящий момент он мог ввести в бой максимум четыре или пять тысяч. Но что-то подсказывало ему, что медлить нельзя.

Он достал полевой бинокль и осмотрел все пространство около моря. Вдали он различил в туманной дымке почерневшие от копоти руины Остии. По дороге из Рима к ней двигалась колонна, напоминавшая цепочку муравьев, а вдоль Тибра перемещались какие-то белые точки — карфагенский флот, понял он. В море, у самого горизонта, виднелся какой-то темный приземистый предмет, окруженный дюжиной других, похожих на водяных жуков.

— Так он действительно сделал это, — прошептал Эндрю.

В этот момент в том месте, где должен был находиться дворец первого консула, появилась вспышка, вверх поднялся столб дыма. Спустя несколько секунд по равнине прокатился отдаленный грохот.