Вечный союз - Форстчен Уильям Р. - Страница 49

Он сидел в своем кресле, обмякнув.

Да нет, они не приняли бы его обратно. Ему оставался только один путь, каким бы отчаянным он ни был. Его должны бояться — только тогда будут уважать. «А ведь и мною всегда двигал один лишь страх», — вдруг понял он с пугающей отстраненностью, как будто перед ним распахнулись ворота, за которыми была чернота. В ушах у него звучали вопли, которые он издавал, когда жена директора била его; он вспомнил тот ужас, который пережил, когда директор однажды ночью сделал с ним это, а его жена, обнаружив их, издевалась над ними обоими, а его избила так, что у него по ногам текла кровь.

И всегда, всегда его преследовала презрительная насмешка в глазах окружающих — даже когда они улыбались ему и говорили с ним по-дружески. Лишь теперь у него появилась возможность покончить с этим. Они все будут у него в руках, и тогда-то они будут дрожать перед ним. Даже мерки поймут это в конце концов. Да, он согласен плясать под их дудку, но, когда все это будет позади, он изольет на них свой гнев.

От всех этих воспоминаний ему вдруг в буквальном смысле стало тошно. Он согнулся в кресле, и его вырвало. Ловя ртом воздух, он даже не стирал слез, текущих по его щекам.

Шатаясь, он добрался до своей койки в дальнем углу и без сил повалился на нее. И тут же темнота метнулась к нему из своей норы и обволокла своим ядовитым дыханием.

— И нечего больше об этом говорить! — кричал Марк со стены своему полномочному представителю, едва различимому в сгущавшихся сумерках. — Мы отказываемся. — Это ты отказываешься, — дерзко бросил полномочный представитель и, пришпорив лошадь, растворился в темноте. — Теперь уже мы не пойдем на попятный, — спокойно сказал Винсент.

— Нам осталось продержаться пять дней, если все будет так, как обещал ваш президент.

Винсент всей душой надеялся на это. Никакая военная операция не застрахована от таких неудач, какую потерпели они. К счастью, несколько тысяч рабочих, трудившихся на строительстве железной дороги, тоже входили в регулярную армию, образуя пехотную бригаду под командованием молодого генерала Барри. По всей вероятности, он поставил их под ружье, как только до них докатилась весть о нападении на Рим. Хуже всего была неизвестность: то ли передовые подразделения Эндрю уже прибыли к границам римских владений, то ли застряли где-нибудь в сотнях миль отсюда.

— С вашей стороны было мудро не раскрывать истинного содержания переговоров, — заметил Винсент.

Марк тихо рассмеялся:

— Лукулл доложил о результатах мне одному. Мне не составило труда представить их требования как абсурдные.

— Разумное решение, — сказал Винсент.

— Я не такой уж дурак, чтобы верить всему, что обещает ваш Кромвель, — улыбнулся консул. — Он просто пешка в чужой игре. Но я по-прежнему не намерен следовать вашему совету освободить рабов. Я хочу, чтобы наша страна оставалась в том виде, в каком я получил ее от моего отца. — Помолчав, он обернулся в сторону города и прошептал: — Если на то будет воля богов, я снова женюсь и произведу на свет сына. Ему я тоже хотел бы передать этот город таким, каким он стоял веками. Но я вижу, — добавил он суровым тоном, — что теперь мерки обратили на нас свой взор и рано или поздно нам придется сражаться с ними. И в этом вы — наша единственная надежда.

— Лучники! — раздался крик внизу, и тут же десятки часовых подняли тревогу.

Винсент спрятался за парапет, потащив за собой Марка. Не было никакого смысла демонстрировать свое хладнокровие в темноте. Над их головой, трепеща на лету, описала дугу какая-то белая стрела, нырнувшая в одну из улиц города. За ней пролетела другая, затем еще одна. За стеной послышалось цоканье копыт, и над ними просвистел целый дождь стрел.

Винсент осторожно высунул голову. Стрелы летели довольно необычно: взлетая высоко в воздух, они затем медленно, будто нехотя, снижались по кривой. Обстрел закончился, и раздались предупредительные крики на соседних участках.

— Наверное, просто хотят, чтобы мы о них не забывали, — рассмеялся Винсент, выпрямляясь.

— Первый консул!

По лестнице на бастион взбирался легионер; его подбитые гвоздями сандалии выбивали искры из неровных каменных ступеней. Отдав честь, он протянул Марку обрывок пергамента. В другой руке у него была стрела.

— Эта записка была прикреплена к стреле, — доложил он.

Пригласив Винсента жестом за собой, Марк прошел в закрытую со всех сторон башню и, поднеся записку к колеблющемуся пламени светильника, прочитал ее.

— Скотина! — вырвалось у него.

— Что там?

— Он обращается непосредственно к сенату, выдвигая те же условия и давая щедрые посулы в случае, если они сместят меня.

Винсент покачал головой.

— Да, в умении плести интриги ему не откажешь, — с досадой проговорил он.

И как же поступить ему самому в этой ситуации?

Петроний вышел из-за стола и протянул Лукуллу руку.

— Я был уверен, что в решительный момент могу положиться на тебя, — произнес он, широко улыбаясь.

После некоторого колебания Лукулл пожал протянутую руку.

— Но он все-таки мой двоюродный брат, правитель из рода Грака. Я не хотел бы причинять ему вред. — Ну разумеется, о чем речь? — отозвался Петроний успокаивающим тоном. — Не можем же мы, патриции, улаживать наши разногласия, убивая друг друга. Это послужило бы плохим примером для черни и, кроме того, породило бы совершенно ненужные кривотолки.

— Но времена изменились, друг мой, — вмешался Катулл. — Род Грака правит Римом вот уже несколько столетий, и мы, естественно, не хотим менять заведенный порядок. Именно поэтому мы решили, что первым консулом должен быть ты. К тому же у Марка не осталось сыновей. Даже если они появятся в будущем, то, учитывая его возраст, наверняка будут слабыми и болезненными. Нам же нужен правитель со здоровой кровью, имеющий сыновей, которые могли бы ему наследовать. Не сомневаюсь, что легионеры поддержат твою кандидатуру — ведь в армии ты второй человек после него.

— Я должен идти, чтобы подготовиться, — сухо отозвался Лукулл и вышел из комнаты.

— Суров и неприступен, — насмешливо прокомментировал Катулл, когда дверь закрылась.

— У них в роду все такие, — ухмыльнулся Петроний.

— Ты давно взялся за него?

— Еще до того, как мы установили контакт с Карфагеном, — протянул Петроний, гордый собственной дальновидностью. — Разумеется, я был очень рад, когда Марк прогнал тугар. Каждые двадцать лет они обирали нас до нитки и съедали лучших работников. Теперь, когда их нет, у нас развязаны руки. Но эти янки!… Увидев, что они собой представляют, я сразу понял, что нам с ними не по пути. Я не говорил об этом с Лукуллом напрямик — он слишком чопорен, набит этими дурацкими представлениями о патрицианской чести и тому подобной белибердой. Но семена упали в почву.

Подойдя к столику для закусок, Петроний ухватил ломтик мяса, подслащенного медом, и стал задумчиво жевать его.

— Уже стемнело?

— Наверное.

— Это хорошо. Наши маленькие послания дойдут до черни. Это была поистине блестящая идея. Сделать Марку невинное на вид предложение, которое он непременно отвергнет, а после этого настроить толпу против него.

— Не слишком ли замысловато? — холодно заметил Варий, самый молодой из сенаторов.

Петроний склонил голову набок и посмотрел на Вария прищурившись:

— Идем на попятный? Варий заколебался:

— Я не собираюсь препятствовать вашим планам, если ты это имеешь в виду. Я не хуже тебя понимаю, чем угрожают нам янки. Но давайте не будем забывать, что этот Кромвель и карфагеняне впутались во все это отнюдь не ради нашего блага. Надо выяснить, что они замышляют.

— Опять эти вечные страхи перед мерками и Тугарами? — обронил Катулл.

Варий оставил эту реплику без внимания.

— Угроза со стороны мерков несопоставима с той, какую представляют для нас янки, — продолжил он. — Только вчера мне пришлось казнить раба, болтавшего какой-то вздор насчет всеобщего равенства.

— Вот-вот, с этих разговорчиков все и начинается, — вскинулся Петроний. — А кончится тем, что мы все погибнем.