Бригада - Форстчен Уильям Р. - Страница 4

— Это хорошо, мой кар-карт, — объявил шаман. — Это значит, что они согнутся перед вашим могуществом.

Гаарк ничего не ответил. Одиноко гудела нарга, горн кар-карта; полог расшитого золотом шатра был поднят, чтобы туда могли заглянуть первые лучи солнца. Через отверстие в шатер проникал холодный воздух, перемешивался со зловонием, скопившимся за ночь празднества, и легкой дымкой поднимался вверх.

Гаарк вышел наружу, глубоко вдыхая свежий воздух без запаха грязи, крови и вареной плоти. Перед ним на склонах холмов, спускающихся к берегу Великого моря, совсем рядом с тем местом, где он четыре года назад высадился со своей армией, расположился огромный лагерь. Он видел, как двадцать тысяч воинов встречают рассвет, а вместе с ним и первый день нового года, года Золотой лошади.

Звуки нарги заглушало зловещее, леденящее душу завывание шамана, которое вызывало у кар-карта непонятный суеверный страх. Это напоминало ему какую-то легенду из истории древних цивилизаций, хотя было абсолютно реальным. И он, бывший рядовой на войне, проигранной в другом мире, теперь стал кар-картом, правителем орды бантагов. Гаарк Спаситель, ниспосланный свыше для того, чтобы возродить вымирающее племя.

Он услышал стон и, оглянувшись, увидел, как шаман, словно кукловод, толкает перед собой полковника, глаза которого были пустыми и безжизненными, рот открыт, по подбородку текла слюна, голые ноги покраснели и опухли оттого, что их то и дело опускали в кипящий котел.

На какое-то мгновение Гаарку стало почти что жаль это несчастное животное. Что-то подсказывало ему, что перед ним такая же живая душа, как и он сам, что на его планете никогда бы не допустили подобной жестокости даже по отношению к безмолвной твари, не говоря уж об офицере армии, которая держит в страхе всю его орду.

Шаман откупорил флягу и, не прекращая своего унылого воя, посмотрел на горизонт. Небо окрасилось в огненный цвет, яркие лучи отражались от снега и морской воды, покрывая все вокруг ледяными искрами.

Над горизонтом поднималось солнце. Раздавалась какофония из диких криков воинов, заунывных причитаний шамана, десятков тысяч ружейных выстрелов, тихих стонов человека, которому суждено было сегодня умереть последним, и воплей тех, на чью долю выпало несчастье еще какое-то время оставаться в живых.

— Кин.

Гаарк вздрогнул и посмотрел туда, откуда доносился этот чуть слышный звук. Шаман вылил уже почти всю флягу в открытый череп и поджег его. Над черепом полковника поднимались синие языки пламени, заживо поджаривая его мозг. Зрелище было ужасным: человек, горящий заживо, практически мертвец, повторял одно и то же слово:

— Кин.

Воцарилась тишина. Гаарк уставился на шамана, который, казалось, был напуган, как самый невежественный из кочевников. Шаман попытался опрокинуть офицера, но тот лишь пошатнулся и медленно опустился на колени, в воздухе распространился запах паленой плоти.

— Это хорошо, — предсказал шаман, — это значит, что Кин будет стоять перед вами на коленях еще до наступления весны.

Какое-то время все молчали, затем послышались одобрительные возгласы, с помощью которых охваченные внезапным ужасом участники торжества, казалось, хотели подбодрить самих себя, заставить себя поверить в предсказания шамана.

Как только полковник замолчал, жизнь покинула его, тело обмякло, как будто в нем сгорел какой-то духовный стержень.

Гаарк бросил взгляд на лежащего у него под ногами офицера янки, из черепа которого тонкой струйкой вытекало горящее масло. Окружающие стояли в оцепенении до тех пор, пока шаман с животным криком не вытащил кинжал и не отрезал от тела полковника огромный кусок. После чего все остальные жадно набросились на труп, желая отведать ритуальное угощение. Гаарк отвернулся, чтобы никто не заметил, что его тошнит. Он спустился с площадки, на которой был разбит его шатер, и быстро пошел прочь от этой омерзительной оргии.

С сердитым выражением на лице к нему подошел Джурак, один из тех, кто был в его взводе и так же, как и он, перенесся сюда через Врата света.

— Чертовы животные!

— Кого ты имеешь в виду, скот или наших воинов?

— И тех и других.

— Подожди еще лет двадцать. Смотри, чего мы достигли за какие-нибудь пять лет. Мы изменили этот мир не меньше, чем янки.

Гаарк сделал глубокий вдох, тошнота постепенно отступала, и он пришел в себя.

— Но мы продолжаем подражать им. Кроме того, на нас работают рабы, чины. Хотя их становится все меньше и меньше. Ты злоупотребляешь ими, Гаарк.

Гаарк кивнул. К сожалению, это была чистая правда. В этом году они потеряли более миллиона чинов, погибших во время строительства железной дороги, при отливке пушек, транспортировке провизии для армии или просто служивших ходячим запасом еды.

— Зимняя кампания вымотала нас, Гаарк. Это тебе не современная армия, ты не можешь рассчитывать, что они протянут до весны.

— Но они же выдерживали, когда нас здесь еще не было. Ты же помнишь истории о войнах тугар с мерками, ведь самая главная их битва произошла как раз посреди зимы.

— Кочевники. Они почти не нуждались в снабжении. Лошади были их пищей, а стрелы они подбирали на поле боя и использовали в следующей битве. Я просматривал исторические записи, и даже они, должен тебе сказать, сделаны чинами и написаны русскими буквами. В прошлом месяце в битве у реки Эбро мы потратили двадцать тысяч артиллерийских снарядов и почти два миллиона патронов. За один день мы израсходовали запасы, производимые за месяц.

— Но мы перешли реку, разве не так?

— Так, но я даже боюсь представить, чего нам будет стоить захват Капуа. А еще нужно взять Рим. Гаарк, мы уже потратили в два раза больше запасов, чем планировали. Мы исчерпали почти весь наш резерв. Его хватит еще недели на две, а потом мы будем вынуждены сидеть без единого патрона и ждать груз из Сианя. Ни патроны, ни оружие не свалятся с неба. Они изготавливаются за двести миль от Сианя. Сначала их нужно по железной дороге отвезти в порт, затем погрузить на корабли и переправить сюда, а отсюда снова по железной дороге на фронт.

Джурак вздохнул и покачал головой.

— Наша армия выдохлась. Они держатся из последних сил. Все привязано к этой чертовой железной дороге. А между прочим, после трех ходок на фронт и обратно локомотив можно отправлять на металлолом.

— Для этого нам и нужны чины.

Гаарк кивнул в сторону огороженной территории, где десятки тысяч рабов длинными шеренгами спускались к докам, чтобы в течение всего дня разбивать лед, расчищая путь по каналу в открытое море.

Джурак сморщился от отвращения, когда ветер донес до них из лагерной зоны запах скота. Гаарк подсчитал, исходя из жестких реалий этого мира, что если давать рабу ежедневно фунт ржаного хлеба и немного свежих листьев или корешков, то он, работая с утра до ночи, протянет несколько месяцев, после чего его можно отправлять в убойную яму. Были, конечно, исключения, когда им за три месяца до Праздника Луны начинали давать два, а то и три фунта хлеба и горстку риса каждый день. Эти подсчеты помогали Гаарку не только выжимать из рабов все силы до последней капли, но и обеспечивать орду ритуальным угощением.

— Мы не должны ослаблять напор, — заявил Гаарк. — Ты думаешь, они не испытывают то же самое? Они вот-вот сломаются, я же вижу. Их армия не рассчитана на такую затяжную войну. С мерками им хватило одной напряженной трехдневной битвы. Они выдержали осаду тугар, но тугар было гораздо меньше. Теперешняя ситуация им не по зубам.

С запада подул сырой холодный ветер.

— На линии фронта идет снег, — заметил Джурак, — через несколько часов дойдет сюда. Что слышно насчет наступления на фланге?

— По-моему, продвигается успешно. Но больше всего меня сейчас заботит, чтобы эти твари поскорее шевелились. Там стоят три судна, закованных льдом, а мне сейчас так необходимы патроны. Они очень долго сюда доставляются, Джурак. Ведь мы вернулись с фронта, чтобы решить этот вопрос. Мост через Эбро по-прежнему остается камнем преткновения. Если мы собираемся идти на Рим, его нужно достроить. Что же касается рельсов, половину уже надо сменить.