Забавы с летальным исходом - Макбейн Эд - Страница 20

«Театр-плейс» располагался рядом с Линкольн-авеню, в здании, где некогда была церковь. Шпиль по-прежнему украшал довольно большой и грозного вида крест, совершенно не сочетавшийся с пестрым тентом над входом в театральную студию. На афишах красовалось название спектакля: «ВИНДЗОРСКИЕ ПРОКАЗНИЦЫ», из чего Карелла сделал вывод, что это bona fide[22] театр, а не просто учебная студия или центр, как думал Хоуп. Карелла до сих пор сам себе удивлялся — ну с чего это он оказывает такие услуги совершенно, по сути, незнакомому человеку. Возможно, было нечто такое в манере его разговора… А может, потому, что он, Мэтью, был так искренен. Короче, как бы там ни было, Карелла распахнул одну из дверей и попал в бедлам.

В комнате находилось с дюжину, а то и больше, людей. Все они, похоже, пребывали в разных стадиях истерики, галлюцинаций, ярости, экстаза, полного раздрызга чувств. Глаза у Кареллы все еще слезились от холода, волосы были встрепаны ветром, он дул на руки, стараясь их согреть. И одновременно с изумлением взирал на столь странную компанию — то ли людей, то ли животных самого разного возраста, от девятнадцати до девяноста, которые ползали, прыгали, стенали, стонали, скакали, верещали, хохотали и рыдали. Что, черт возьми, тут происходит?.. Разве не сущее чучело этот мужчина, что стоит, натягивая дамские шелковые чулки со швом, мажет губы помадой и отпивает шампанское из бокала? Разве это нормальная женщина, которая истерически хохочет и кружится в танце под музыку, источник коей неизвестен? Разве не полная задница вон тот тип, что ходит важно, точно павлин, прихорашивается, чистит перышки и — о Господи, мало того — еще и кукарекает, как петух?.. Там же находились еще трое мужчин — сидели и пялились в воображаемые зеркала, брились воображаемыми лезвиями, и один из них еще громко рыдал при этом!

— Плечи согни, Присцилла, — сказал кто-то. — Ты же не обезьяна, а горилла, помни об этом.

Карелла обернулся и увидел высокую стройную белокурую даму лет шестидесяти с хвостиком, так ему, во всяком случае, показалось. На ней было длинное зеленое шерстяное платье, длинные волосы собраны в конский хвост, спадающий по спине. Она приближалась к молоденькой девушке. Та раскачивалась из стороны в сторону, пригнувшись — спина сгорблена, руки болтаются.

— И вообще, Присцилла, движения у тебя слишком дерганые и какие-то легковесные. Помни: плечи тяжелые, руки — тоже… И большая отвисшая челюсть, да, Присцилла, вот так! Теперь проверь, как звучит голос, и не забывай: ты горилла! — сказала женщина, а Карелла затаил дыхание. Еще бы, ведь он стал свидетелем таинства обучения актерскому мастерству. Присцилла зарычала: «Ур-р, ур-р!», стала бить себя кулаками в грудь и скалить зубы.

Карелла пробрался вдоль стенки к ряду складных стульев, надеясь остаться незамеченным и не мешать, пока творится это таинство. Но, увы, его заметили. И женщина в зеленом спросила:

— Слушаю вас. Чем могу помочь?

Он так и замер на полпути.

— Да? — снова спросила она.

Он нащупал в кармане бляху, протянул ее, как протягивают визитку, и извиняющимся тоном обронил:

— Ничего. Я могу и подождать.

И уселся возле стены. Мужчина, пивший шампанское, прервал свое занятие и начал медленно подниматься с пола.

— Все прекрасно, Джимми, — бросила ему женщина и быстро подошла. — Старайся держаться поближе вон к той стенке. И помни: суть не в том, что ты собираешься на вечеринку. Фокус в том, чтобы раскрыть всю глубину характера персонажа.

Занятия продолжались. Карелла старался превратиться в невидимку и переключил внимание с людей, изображающих Бог знает кого и что, на обстановку. Церковные стены были выкрашены черной краской, высокие стрельчатые окна задрапированы плотной черной тканью. В дальнем углу, напротив входа, находилась приличных размеров сцена — должно быть, на том самом месте, где некогда был алтарь. Теперь Карелла понял, что складные стулья, выстроившиеся вдоль стен, предназначены для зрителей, просто их сдвигали в сторону на время занятий. Он прикинул в уме: стульев было около сотни, возможно, чуть меньше. Почему-то, находясь в церкви, он всегда немного нервничал. С детства он свято верил в то, что крыша ее может обрушиться, стоит только Господу Богу обнаружить в своих владениях грешника, подобного ему, Карелле. Он даже радовался тому, что теперь здесь уже не церковь, а театр, но тем не менее чувствовал себя не в своей тарелке. И обрадовался, когда минут через десять белокурая дама в зеленом объявила перерыв.

— Ну, какие законы мы нарушаем?

— Да вроде бы никаких, — ответил он. — Я детектив Карелла, 87-й участок, — он снова показал ей бляху. Она взглянула на нее, кивнула, вопросительно приподняла брови. Глаза у нее были сверкающие, темно-карие, почти черные. Тонкий нос, высокие скулы. Стройная элегантная блондинка в зеленом платье лет шестидесяти с хвостиком — даже в старости от нее веяло элегантностью.

— А вы? — спросил он.

— Елена Лопес, — представилась она.

Только теперь он уловил слабый испанский акцент.

— Если мы не нарушаем законов, тогда зачем вы здесь? — спросила она.

— Я пытаюсь разузнать о женщине по имени Холли Синклер. Она же Мелани Шварц. Кажется, она занималась у вас в студии, или я ошибаюсь?

— Мелани? Да.

— Вы ее помните?

— О, да, конечно. Я помню всех своих учеников. Не всегда по именам, ведь годы идут. Кроме того, актеры часто меняют внешность. Как и сама Мелани. Нет, и в лицо тоже не всегда узнаю. Кто лысеет, кто становится толстым, они не всегда выглядят одинаково. Но все равно, большинство из них я помню. Даже тех, кто был совсем никудышным актером.

— А Мелани? Она была плохой актрисой?

— О, нет, нет, напротив. Лично я считала ее невероятно одаренной. Просто она ленилась, мало работала. Думала, что звездой можно стать за одну ночь. Холли Синклер… О, это была та еще штучка! — Она вскинула руки, словно в знак приветствия. — Хотела позаниматься от силы полгода, а потом сразу покорить город. А я пыталась объяснить ей, что это невозможно.

— И сколько же она у вас пробыла? Полгода?

— Нет, кажется, даже меньше. Начала поздно, в конце летнего сезона. Летние занятия проходят у нас в школе в июле и августе. Кажется, пятнадцатого она появилась здесь, да, примерно в это время… Просто я помню, что мы до ее появления уже проработали пару недель. А может, даже позже… Впрочем, в кабинете у меня сохранились записи, можно проверить. Но чтоб за шесть месяцев стать актрисой? Нет, это невозможно!

— А сколько… э-э… времени требуется для этого?

— Вся жизнь, — ответила Елена. — Ну, по крайней мере года два, прежде чем впервые появиться на сцене и сыграть какую-нибудь роль. А вы что, тоже хотите стать актером, мистер Карелла?

— О, нет, нет, что вы!

— Не надо стесняться. У большинства людей с рождения заложено это желание, только они стесняются в том признаться.

— Нет… Я никогда не хотел, — и он покачал головой, но вышло не слишком убедительно.

— Просто большинство людей не представляет, какая это тяжелая работа. Вот и Мелани тоже. Вообще вся Америка — это страна преуспевших любителей, если вы, конечно, понимаете, о чем это я, мистер Карелла.

— Не совсем.

— Ну, допустим, приезжает на сервис режиссер, помыть машину. И вдруг видит там молодого человека, который отродясь ничему не учился. Но он снимает его в фильме, и парень становится звездой. И все его знают, и он знаменит, но ни одного урока актерского мастерства не брал. Вот вам пример преуспевшего в жизни любителя.

— Понимаю, — протянул Карелла и улыбнулся.

— Вам смешно? А по-моему, это ничуть не смешно, видеть, что искусством в Америке занимаются почти сплошь дилетанты! И не только драматическим искусством. Тут и писатели, и художники, и скульпторы, да практически все виды и формы искусства. Один балет, пожалуй, исключение… В мире не существует балерин-любительниц. И знаете почему, мистер Карелла?