В Скалистых горах - Шульц Джеймс Виллард - Страница 22

Всю ночь ехали мы по равнине, пересекали рощи, переправлялись через речонки. Весной, когда начинается таяние снегов, речонки эти превращаются в бурные потоки и во время переправы мы не раз могли утонуть.

Незадолго до рассвета мы выбились из сил и решили сделать привал. Привязав лошадей, мы легли на землю и крепко уснули, но с первыми лучами солнца были уже на ногах. Все тело мое онемело, за ночь я не отдохнул, да и Питамакан жаловался на усталость.

После полудня мы увидели большое озеро в стране плоскоголовых. Питамакан узнал это место.

— Здесь я бывал с моим племенем, — сказал он. — Лагерь наш находился на берегу озера. А там, дальше, вдоль речки, впадающей в озеро, тянется тропа, которая ведет в страну бизонов.

Широкая тропа была с незапамятных времен проложена горными племенами, но путешествовали они по ней только в летние месяцы. В этом году они здесь еще не бывали, и мы нашли на ней лишь отпечатки волчьих лап и оленьих копыт. Нужно было дать отдых лошадям. Мы сделали остановку и поели сушеного мяса. Лошади наши жадно щипали нежную весеннюю травку.

Отдыхали мы недолго. За нами тянулась тропинка, оставленная нашими лошадьми и пересекавшая зеленую равнину, и враги легко могли нас выследить. В течение целого дня мы ехали на восток, все дальше забираясь в горы. Но здесь горы были невысокие, и снег уже стаял. Благополучно миновали мы перевал Два Талисмана и, пожалуй, не заметили бы его, если бы не обратили внимания на то, что ручьи, попадавшиеся на нашем пути, текут в противоположную сторону.

На следующий день мы увидели зеленые равнины, тянувшиеся от подножья гор на восток до самого горизонта. Мы оба закричали от радости.

Спустя два дня мы остановились на вершине холма, откуда виден был форт Бентон и родная наша река Миссури. Разглядели мы людей, бродивших около форта и по берегу реки. Слезы выступили у меня на глазах, да и Питамакан был взволнован не меньше, чем я.

Погоняя измученных лошадей, мы спустились с холма в долину реки Миссури. Здесь повстречался нам мальчик-индеец, карауливший табуны. Узнав нас, он полетел, как стрела, к лагерю черноногих, раскинутому у стен форта.

Из вигвамов выбежали, люди. Их было несколько сот человек. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, засыпая нас вопросами. Окруженные толпой, подъехали мы к форту. Служащие компании вышли узнать о причине суматохи; издали я увидел дядю и его жену.

В нашей комнате собрались приятели дяди; явился даже начальник форта. Меня усадили на почетное место и заставили рассказать о нашей зимовке в горах. С каким вниманием слушали меня эти старые трапперы, как жадно ловили они каждое мое слово! А когда я закончил рассказ, они не поскупились на похвалы. Никогда еще не чувствовал я себя таким счастливым!

Наконец все наши гости ушли, и я уселся на свою мягкую постель из бизоньих шкур. Тсистсаки суетилась, готовила ужин, достала для меня чистое белье, полотенце, кусок мыла, налила воды в таз. Дядя Уэсли ни секунды не мог посидеть спокойно: он вскакивал, подходил ко мне, похлопывал меня по спине. Казалось, он хотел удостовериться, что я действительно вернулся домой.

До конца жизни буду я помнить свои первые приключения в Скалистых горах.

11. ОТ АВТОРА

Томас Фокс стал моим другом в семидесятых годах прошлого века, когда я покинул цивилизованный мир и присоединился к торговцам и трапперам северо-запада. Часто приходилось нам в течение нескольких месяцев жить вместе в индейских лагерях или торговых фортах. Он любил рассказывать о своей молодости и пережитых им приключениях, и я постепенно узнавал различные эпизоды его жизни. В долгие зимние вечера сиживали мы у костра в вигваме или грелись у очага в одном из торговых фортов; он говорил, а я внимательно слушал. Рассказы его меня интересовали, и я часто записывал их, чтобы они навсегда остались в моей памяти.

Я уговаривал его написать свои воспоминания — настолько необычна и интересна была его жизнь. С большой охотой последовал он моему совету, но непривычная работа скоро ему надоела. Однако впоследствии, когда истреблены были в прериях все бизоны и мы поселились на ранчо, где жизнь текла тускло и монотонно, я снова убедил его продолжать записки.

Некоторые эпизоды своей жизни он записывал очень подробно, но иногда ограничивался датами и двумя-тремя фразами.

Не суждено ему было довести до конца записки. Когда-то пуля пробила ему легкие, и с тех пор здоровье его было подорвано. Зимой 1885 года он заболел воспалением легких, и смерть наступила быстро. Он обратился ко мне с последней просьбой: просмотреть его записки и привести их в порядок для опубликования.

Я сделал все, что было в моих силах; пусть читатель судит о результатах.

Черноногие и трапперы называли его А-та-то-йи (Лисица). Смелый и честный друг! Мы похоронили его на утесе, возвышающемся над долиной реки Два Талисмана, у Подножья Скалистых гор — Спинного Хребта Мира, который он так любил.

Когда засыпана была могила, Питамакан и я долго сидели подле свежего холмика. Закатилось солнце, повеяло холодом, и мы спустились в долину, где нас ждали лошади. Старый вождь плакал. Чуть слышно он сказал:

— Человек, оставшийся там, на утесе, был моим братом.