Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен - Страница 56

В какой-то момент в течение 1912 года, принимая во внимание хрупкое здоровье царевича, Николай и Александра, должно быть, рассматривали вероятность того, что в случае кончины Алексея Дмитрий будет идеальной парой для Ольги как потенциальной наследницы. Николай был намерен, как бы там ни было, назначить ее соправительницей вместе с матерью, если он сам умрет прежде, чем Алексей достигнет возраста двадцати одного года[641]. Действительно, такой брак было бы логично заключить. В России он получил бы повсеместное одобрение: Дмитрий был из своих, и, что было еще важнее с точки зрения Николая и Александры, это избавило бы Ольгу от необходимости покидать Россию, что ее очень пугало. Брак с Дмитрием Павловичем дал бы ему титул совместного предполагаемого наследника, если бы Николай решился изменить законы наследования в пользу Ольги после Алексея. Дмитрий жаждал стать царем; в настоящее время он был шестым в очереди на престол, но если бы он женился на Ольге, все могло бы измениться.

Дмитрию и Николаю очень нравилось бывать вместе, несмотря на разницу в возрасте в двадцать три года. Им понравилось вместе играть в бильярд в кабинете Николая, у них сложились отношения отца и сына, настолько близкие, что Дмитрий всегда говорил с Николаем предельно откровенно и до некоторой степени непристойно, даже с гомосексуальными намеками, как с сослуживцами в казарме. Вот, например, письмо, отправленное им из Санкт-Петербурга в октябре 1911 года:

Непристойная и двусмысленная манера общения Дмитрия часто стирала грань между тем, что можно еще считать семейной шуткой, а что уже становится угрожающе эротичным. Но то, что можно было допустить в общении со своим двоюродным братом, царем, даже в смягченной форме было слишком скабрезно и непристойно для его неопытных кузин. Еще в 1911 году Дмитрий по-прежнему называет девочек собирательно «дети» – это в то время, когда в иностранной прессе уже стали ходить слухи о неизбежности его с Ольгой помолвки. Однако нет никаких убедительных доказательств в пользу того, что Ольга проявляла хоть какой-нибудь интерес к Дмитрию. Пожалуй, скорее наоборот: она считала его панибратское поведение с ее отцом – подтрунивание и бесконечные игры в бильярд – довольно незрелым. А человеку с таким опытом сексуальных отношений, как Дмитрий, открыто проявлявшему свой интерес к женщинам с сильным характером, старше по возрасту и часто замужним, Ольга Николаевна должна была казаться совершенно неискушенной, если не сказать, как кто-то и предположил, «занудой»[643].

В 1908 году Николай запретил Дмитрию наедине с Ольгой ездить на прогулки верхом. Дмитрий сам рассказал об этом сестре Марии, как он говорил, «из-за того, что случилось в первый раз»: вероятно, намек на его неподобающее поведение и склонность к непристойным шуткам[644]. Но как бы то ни было, к 1911 году сложилось впечатление, что его готовят в мужья для нее. Конечно, этого было достаточно, чтобы иностранная пресса радостно ухватилась за эти сплетни в Санкт-Петербурге и удовольствовалась ими. На самом деле о возможности их помолвки уже заговорили даже в непосредственном окружении императорской семьи, что подтвердил в своих мемуарах генерал Спиридович. Быть в обществе Дмитрия всем нравилось, потому что его присутствие оживляло довольно скучную атмосферу при дворе. «Великий князь часто являлся запросто, походя объявив императору о своем прибытии по телефону. Любовь императора к нему была такова, что все окружение уже видело в нем будущего жениха одной из великих княжон»[645].

Хоть он и не слишком преуспел в качестве офицера, в кавалерийском училище Дмитрий показал себя отличным наездником и в начале июня 1912 года вернулся в Санкт-Петербург, чтобы заняться серьезной подготовкой российской команды по конному спорту к Стокгольмской олимпиаде, которая должна была состояться в июле. В то время слухи о помолвке значительно усилились. Так, например, жена генерала Богданова, Александра, хозяйка политического салона монархического толка в Санкт-Петербурге, в своем дневнике от 7 июня сделала такую запись: «Вчера великая княгиня Ольга Николаевна обручилась с великим князем Дмитрием Павловичем»[646]. Иностранная пресса с жаром подхватила эти слухи: о «романе» Дмитрия и Ольги писала в июле «Вашингтон пост» в статье под причудливым заголовком «Купидон у престолов», где утверждалось, что Ольга отвергла предложение принца Адальберта, третьего сына кайзера, потому что «она отдала свое сердце двоюродному брату, великому князю Дмитрию Пауловичу» [так в оригинале]. Более того, как было сказано в газете, они с Дмитрием «рассказали друг другу о своих чувствах», и Ольга теперь «носила под одеждой бриллиантовый кулон на память об этом»[647].

Отсутствие официального объявления о помолвке, как и отсутствие ясности об этом даже среди императорского окружения, усугублялось загадочным, как улыбка сфинкса, замечанием дочери британского посла Мэриэл Бьюкенен, которая была в большой дружбе с Дмитрием Павловичем. В августе Мэриэл сделала в своем дневнике запись, которую можно назвать реакцией на слухи о помолвке:

Были или не были эти слухи правдой, возможность брака между великим князем Дмитрием и Ольгой вскоре стала весьма сомнительна. К осени 1912 года он все больше подпадал под влияние князя Феликса Юсупова, с которым дружил с детства, и стал стремительно вливаться во фривольный образ жизни гуляк Санкт-Петербурга, среди которых верховодил Юсупов. Вдвоем они теперь проводили время в городе в разгулах, за выпивками и угощениями, общаясь с балеринами и цыганками, и гоняли на автомобилях. Как и многие блестящие молодые люди в те времена накануне Первой мировой войны, имея слишком много денег и не зная, чем себя занять, Дмитрий также пристрастился к азартным играм. У него был свой собственный дворец на Аничковом мосту на Невском проспекте в Санкт-Петербурге, подаренный ему Эллой, когда она уходила в монастырь. Он был удобно расположен неподалеку от всех модных клубов. Дмитрий стал завсегдатаем соседнего Императорского яхт-клуба и любимого ресторана в гостинице «Астория». Когда он не проигрывал здесь свое состояние в покер и баккара, он занимался тем же в Париже, в «Травелье клубе» на Елисейских Полях[649].

Рано или поздно слухи о разгульной жизни Дмитрия должны были дойти до Николая и Александры, а также и до Ольги. Такая жизнь быстро портила и его былое мальчишеское очарование, внешне он уже превратился в мрачного, с потухшим взором человека, что усугублялось и появлением проблем со здоровьем. Ольга, возможно, была еще молода, но она была волевой, глубоко религиозной и принципиальной. К январю 1913 года она с некоторым презрением пишет о привычке Дмитрия «возиться с папой», что никак не вяжется с каким-либо романтическим интересом, правда, есть вероятность, что в данном случае это было притворное пренебрежение подростка: «виноград зелен». В том же месяце Мэриэл Бьюкенен еще более явно излагает собственный взгляд на эту ситуацию: «Я считаю, что Ольга ему абсолютно неинтересна»[650].