Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен - Страница 20

Какова бы ни была эффективность всех этих предложенных средств, в октябре 1900 года, во время пребывания в Ливадии, Николай с радостью сообщил своей матери, что Александра снова беременна. Как и в течение ее предыдущих беременностей, она никого не принимала у себя, как он сказал, «и целыми днями бывала на открытом воздухе»[206]. Тихое уединение счастливой пары было, однако, внезапно прервано в конце месяца, когда Николай тяжело заболел. Сначала его заболевание определили как тяжелую форму гриппа, но затем был поставлен диагноз «брюшной тиф, характерный для Крыма», хотя в зарубежной прессе его часто называли тифоидной лихорадкой[207]. Болезнь Николая вызвала широкую озабоченность его здоровьем в сложный политический момент, когда Россия рассматривалась как важная международная сила в разгар Англо-бурской войны в Африке и во время «боксерского восстания» в Китае.

Многие газеты писали, что, вероятно, здоровье царя ослаблено, что он, по всей видимости, уже в течение трех лет страдал от приступов головокружения и головных болей[208]. На самом деле Николай в целом был очень крепкого здоровья, несмотря на то что был заядлым курильщиком, но он всегда был весьма активен физически. Так что заболевание тифом, безусловно, само по себе очень тяжелое и серьезное, было все-таки не опасным для его жизни. Однако Николай проболел пять недель, все это время он был прикован к постели, временами мучился от сильной боли в спине и ногах, за время болезни очень похудел и ослабел. Несмотря на беременность, Александра Федоровна с самого начала взяла под свой неусыпный контроль уход за ним и оказалась в высшей степени способной медсестрой по уходу за больным. За исключением той преданной помощи, которую оказала Мария Барятинская, царица не позволила практически никому находиться возле ее драгоценного мужа и проявила «очень сильную волю». Александра также в полной мере «воспользовалась тем, что она оказалась наедине с императором в такой чрезвычайной ситуации», подвергая тщательной проверке любые срочные документы по делам государственной важности, «с изысканным тактом… зная, как скрыть от царя все, что могло бы вызвать его волнение или беспокойство»[209].

Николай был польщен такой чрезмерной заботой жены: «Моя дорогая Аликс ухаживала и присматривала за мной, как лучшая сестра милосердия. Я не могу описать, что она была для меня во время моей болезни. Да благословит ее Бог»[210]. Девочек тем временем отправили подальше от дворца, опасаясь инфекции. Их поселили в доме одного из приближенных из императорского окружения, у которого были свои дочери. Александра настаивала, чтобы детей каждый день приводили во дворец, «туда, где она могла видеть их через окно и смотреть на них некоторое время, чтобы убедиться, что они были совершенно здоровы». За пределами комнаты больного царя, однако, вновь возникли опасения по поводу отсутствия в России наследника престола мужского пола, вызывая серьезное беспокойство тем, что может случиться, если Николай умрет.

Еще в 1797 году император Павел I упорядочил передачу власти в России, отказавшись от старого закона первородства и установив четкие правила наследования престола по мужской линии. Это было сделано, чтобы в будущем исключить возможность таких дворцовых переворотов, как тот, что привел к власти его мать, Екатерину Великую, которую он ненавидел[211]. Поскольку у предыдущих царей династии было много сыновей, то не было никаких причин добиваться изменения основополагающих законов наследования. Хотя Ольге не было еще и пяти лет, ни Николай, ни Александра не хотели, чтобы его брат, великий князь Михаил, двадцати одного года, взошел на престол вместо их собственной старшей дочери или того ребенка, которого носила в то время Александра. Перспектива наследования престола Михаилом императрицу, конечно же, не устраивала. Их будущий ребенок, возможно, будет мальчиком, и Александра настаивала, чтобы ее назначили регентом в расчете на это, чтобы она могла осуществлять правление вместо сына до тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия. Несмотря на тяжелую болезнь Николая, с ним тоже советовались по этому вопросу, и он поддержал позицию жены. Министр финансов граф Витте провел в Ялте встречу с другими министрами. Все они согласились, что в российском законодательстве еще не было такого прецедента, в соответствии с которым беременная царица получала право на управление страной в ожидании рождения наследника, и было решено, что если царь умрет, они присягнут Михаилу[212]. Витте был уверен, что если Александра родит сына, то Михаил отречется от престола в пользу своего племянника.

По выздоровлении Николай, намереваясь укрепить право своей старшей дочери на престол, поручил правительству подготовить проект постановления о том, что Ольга получит право стать наследницей престола в случае, если он умрет, не оставив наследника мужского пола[213]. Воздействие, которое оказала эта дискуссия относительно правопреемства на Александру, было чрезвычайно глубоким. Психологически это стало для нее началом исподволь появившейся паранойи, что необходимо было отвоевать трон у заговорщиков в придворных кругах, обеспечить его для ее еще не родившегося сына, и это еще больше отдалило ее от остальной семьи Романовых, которой она и так не очень доверяла. В одном Александра проявляла ожесточенную решительность: она будет отстаивать российский престол для своего будущего сына абсолютно любой ценой.

В то время как их родителей не было видно в течение нескольких недель, трех сестер Романовых той осенью видали многие в окрестностях Ялты. «Что может быть прекраснее, – писал один местный корреспондент, – чем эти три маленькие девочки, когда они проезжают в карете, непринужденно разговаривая, задавая вопросы и кланяясь, когда прохожие снимают шляпы, приветствуя их». И добавлял немного ехидно, что «самая младшая принцесса – это живое свидетельство неэффективности теорий профессора Шенка»[214]. На некоторое время девочки оставались единственными представителями русской императорской семьи перед лицом общественности. Они, по сообщениям прессы, показали себя весьма неизбалованными детьми благодаря принципам воспитания, которых придерживалась царица. Согласно этим принципам, ее дети должны были «воспитываться без особого учета или каких-либо скидок на высокий социальный статус или рождение в императорской семье». Они всегда были скромно одеты в «недорогие белые платья, короткие английские чулки и простые легкие ботинки». Температура в их комнатах была «всегда умеренной». Детей всегда выводили на прогулку на свежий воздух даже в самую холодную погоду. «Все бесполезное, связанное с жестким соблюдением этикета и роскошью, было запрещено». Царь и царица часто бывали в детской. И даже, как сообщал один из корреспондентов, как ни трудно ему было в это поверить, но вопреки нормам королевского протокола «августейшие родители играют со своими дочерьми, как обычные люди»[215].

Характеры и личности двух старших девочек постепенно вырисовывались, они становились очень разными. Ольга была очень «доброй и благородной». Она говорила по-русски и по-английски, имела способности к музыке и уже неплохо играла на фортепиано. У них с Татьяной был маленький английский ослик, но Ольге очень хотелось ездить в боковом седле «как взрослые» (после того, как девочка с восхищением наблюдала верховую езду казаков царского конвоя), и царь выполнил эту просьбу. «У очаровательной Татьяны», между тем, был «веселый и живой характер, ее движения были быстрыми и игривыми». Обе девочки были очень привязаны к своей младшей сестричке[216]. Без сомнения, так это и было, но Николай уже имел возможность заметить, что Мария, которая теперь начинала ходить, «часто падает, потому что ее старшие сестры толкают ее, и, если не смотреть за ними, они вообще склонны относиться к ней очень грубо». Он с удовольствием сообщал своей матери, что мисс Игар отлично справляется со своей работой «В детской все идет гладко между няней и другими работницами – сущий рай по сравнению с ужасным прошлым»[217].