Вспять: Хроника перевернувшегося времени - Слаповский Алексей Иванович - Страница 9

Перевощиков, как и Столпцов, тоже с утра провел совещание. Городские руководители ждали указаний, но их не последовало, Перевощиков сказал только:

— Ну что ж. Каждый на своем посту понимает, что делать. Пока всё нормально?

Присутствующие молчанием подтвердили: да, нормально.

Майор Чикин не стал сообщать, что отпущенный в пятницу вечером цыган Яков Яковлевич, подозреваемый в сбыте наркотиков и убедительно, с аргументами в руках, сумевший доказать лично Чикину свою невиновность, опять оказался в отделе, в «обезьяннике», — сидит там, обиженный на майора.

Финансовый руководитель Заместнов не решился огорчить Перевощикова тем, что изрядная сумма бюджетных субсидий, поступившая из центра в конце позавчерашнего дня, исчезла со счета администрации. Авось опять появится.

В этом же духе рассуждали (молча) и остальные.

Поэтому Перевощиков всех отпустил и начал размышлять о более важном.

Ему предстояла повторная встреча с Кирой Скубиной, на которой он собирался жениться (угадала чуткая Ольга Егоровна!) через некоторое время после свадьбы дочери. Кира была очень эффектная женщина двадцати семи лет, журналистка, заехавшая в Рупьевск из Придонска полгода назад сделать фоторепортаж о городе и ГОПе, взять интервью у главы администрации. Не она первая, не она последняя, Перевощиков каждый месяц дает интервью газетам и телевидению, но, когда вошла эта стройная, строгая девушка, при виде которой почему-то подумалось о французском кино и зазвучал в голове непрошеный голос когда-то любимого Перевощиковым Шарля Азнавура, что-то в нем дернулось, похожее на сердечный перебой, но не в сердце, а под ложечкой, и еще раз, и еще — до боли.

Перевощиков зачастил в Придонск, встречался Кирой, чувствуя себя лет на пятнадцать моложе, действовал активно, с элегантной наглостью, сам себе удивляясь, — на самом деле он просто напрашивался на отказ и поражение, но отказа и поражения все не было, наоборот, случилось невероятное в одну из щемящих ночей, когда веришь, что вся жизнь еще впереди.

Потрясенный могучей красотой собственного чувства и прелестью доверившейся ему молодой женщины, он вглядывался в ее лицо, подперев голову рукой, лежа спиной к окну, скрытый тенью, говорил из этой своей полутемноты в ее свет:

— Нет, но со мной все ясно. Мне крепко за сорок, а ты молодая и красивая. И главное, я никого так в жизни не любил. Я даже не знал, что так бывает. Вот и снесло голову. А ты-то с чего?

— Это необъяснимо. Если хочешь версию — за жизненную силу, энергию, ум. За то, что от тебя будут крепкие, хорошие дети.

— Ага, значит — только версия? А если всерьез?

— Всерьез: ты богатый, не старый, а мне пора замуж, я не люблю много работать. Когда стану твоей женой, буду время от времени что-нибудь писать и фотографировать. И воспитывать детей. Идеальная жизнь.

Петр Сергеевич и верил, и не верил.

И тут свадьба дочери, и решение само пришло: один жизненный цикл закончен, можно начинать другой. Пора делать официальное предложение. Поэтому он и позвал Киру в эту пятницу (то есть в ту) — как бы для очередного интервью и репортажа. В одиннадцать она у него была, он вместо интервью вручил ей перстень, своей стоимостью подтверждающий серьезность намерений, Кира всплакнула, благородно поинтересовалась, не будет ли это слишком тяжелым ударом для жены. А потом, проведя жарких полчаса в комнате отдыха, они расстались.

Сегодня утром она позвонила ему и коротко сказала:

— Я еду!

И вот около одиннадцати, как оно уже и было, Перевощиков увидел в окно черную машину Киры — «БМВ». Кира, сама хрупкая, машины любила серьезные, мощные, и, когда Перевощиков привел ее в автосалон (не в Придонске, а в другом городе, чтобы не светиться), долго не раздумывая, указала именно на эту. И через час уже уверенно ехала на ней, будто всегда каталась только на таких машинах, а не на жигулевской «десятке», подаренной отцом.

Кира вышла из машины, у Петра Сергеевича привычно кольнуло под ложечкой: до чего хороша!

В прошлый раз она появилась в кабинете как-то тихо, смущенно, с вопросительной улыбкой. Спросила:

— Почему по телефону нельзя было? Почему сам не приехал? Что-то особенное хочешь сказать?

Перевощиков не сказал ничего, он только достал коробочку с перстнем и раскрыл ее. И положил на стол перед Кирой.

— Это подарок? — спросила Кира.

— Это не просто подарок.

— А что?

— Выходи за меня замуж.

Кира, дотянувшись через стол, поцеловала Петра Сергеевича в щеку, потом надела перстень.

— Будто для меня сделано. Никогда теперь не сниму.

Сейчас она вошла молча, села перед Петром Сергеевичем и вытянула руку, расставив пальцы.

Перстня не было.

— Засыпала — был, — сказала Кира, — проснулась — нет его. Ничего не могла понять, искала полчаса. А потом слышу по телевизору… Что это все значит, Петр Сергеевич?

— Ты так говоришь, будто это я устроил.

— А кто?

Перевощиков не ответил — что он мог сказать?

Да Кира и не ждала ответа.

— Не может быть, чтобы все тупо и просто повторилось, — сказала она. — Позавчера к тебе гнала, опаздывала, меня на двадцатом километре тормознули, штраф пришлось платить. Сейчас еду мимо двадцатого, уже знаю, что там в кустах машина стоит, скорость сбавила, а они все равно выскочили, остановили. Я говорю: ребята, алё, за что? А они говорят: а за прошлое нарушение, мы тебя помним! Я говорю: вы за прошлое взяли уже! А они говорят: взять-то взяли, только у нас эти денежки куда-то уфуфукались. Так что плати, девушка, или будем разбираться долго и нудно. Понимают, гады, что разбираться мне некогда, видно же, что спешу. Ладно, лезу в бумажник, а там те же самые купюры, которые я им уже отдала.

Я одну запомнила случайно, уголочек у нее оторван. Понимаешь? То есть что-то повторяется точь-в-точь, а что-то все-таки по-другому.

— Да, это хорошо. И какой вывод? — любовался Перевощиков умом и красотой Киры, не очень даже, если честно, интересуясь в данный момент выводом.

— Я же говорю: что-то совпадает, а что-то нет. То есть не совсем по кругу идем. И обязательно повернем обратно. То есть время повернет. Что ты так смотришь?

— Люблю тебя.

Кира рассмеялась.

— Вот! И этого ты прошлый раз не говорил. Всё по-другому!

— А я не хочу по-другому. Я хочу так же. Только перстня нет.

— Неужели? А ты посмотри.

Перевощиков выдвинул ящик стола — в самом деле, вот она, коробочка!

— Как это? — удивился он, будто фокусу.

— Раз мы вернулись в этот день, значит, все остальное вернулось.

— Тогда… Кира… — начал он многозначительно.

Кира тут же выпрямила спину, будто на экзамене.

— Черт, — сказала она. — Второй раз, а все равно волнуюсь. И это тоже хорошо. Есть вещи, к которым не привыкаешь.

— Примерь, вдруг не подойдет, — сказал Перевощиков, улыбаясь.

— Начинаешь шутить? Значит, все налаживается.

И опять она надела кольцо, и опять они уединились в комнате отдыха, и все было еще лучше, чем в предыдущую пятницу.

— Завтра же все скажу жене, — пообещал Петр Сергеевич.

— Разве еще не сказал?

— Пусть свадьба пройдет.

— А, да, свадьба. По второму разу гулять будете?

— А как иначе? Получается ведь, что ничего не было.

— Ладно. Поеду. И жду тебя. Очень жду.

Перевощиков поцеловал ее на прощанье. Бог ты мой, сколько лет до Киры он так не целовался, не чувствовал так женских губ! Вся в них суть, больше, чем в любом другом месте, потому что другие места далеки от глаз Киры, от ее мозга, а ведь именно это он больше всего любит — ее глаза и то, что в ее уме. С женой так давно не было, последние поцелуи, о которых он помнит, осуществлялись даже не губами, а челюстью: приблизишь свое лицо, вдавишься в ее лицо, ну и как бы обряд исполнен. Хотя иногда и не без нежности, не такой уж он подлец, чтобы жить с нелюбимой женщиной, он ее по-своему любит — до сих пор. И сейчас, проводив Киру, подумал о жене с ласковостью. Позвонил: