Вспять: Хроника перевернувшегося времени - Слаповский Алексей Иванович - Страница 11

Слава Посошок, получивший, как и его друзья, хорошее образование, неглупый и даже иногда работящий, тем не менее, увы, спился.

Во всем виноваты счастливое детство и неразделенная, но тоже счастливая любовь. Родители очень любили своего позднего сына, сделали всё, чтобы его детство было безоблачным. И оно было таким. Славе казалось, что весь мир его любит, и он любил весь мир. Детскую пору он вспоминал как непреходящее состояние радости, близкое к эйфории. Быть может, просто в его организме был переизбыток какого-то гормона счастья. Родители забеспокоились, сводили к врачу психологу, врач-психолог сказал, что это обычное дело, хотя мальчик, конечно, весел выше нормы, но к подростковому периоду пройдет.

И оно прошло бы, но тут Слава влюбился в одноклассницу Катю. Она не ответила ему взаимностью, однако Славе этого и не надо было. Он любил, весь насыщенный этим своим чувством, наэлектризованный, светящийся, шальной, ему достаточно было прийти в школу, увидеть Катю — и впасть тут же в состояние блаженства. Да и видеть не обязательно, просто подумать о ней — а думал он каждую минуту. Так что можете себе представить. А потом кончилась школа, Катя сразу же уехала в Придонск и вышла замуж за военного, который через пару лет увез ее в неизвестные дали. Некоторое время Слава продолжал ее любить, а потом все понемногу сошло на нет. И образовалась пустота. Надо заметить, что до этого Слава даже не пробовал спиртного. Не раз предлагали — не хотелось. Непонятно было зачем. Даже запах не нравился. И вот на чьем-то дне рождения он все же попробовал. Выпил некоторое количество, оглядел всех удивленными глазами и рассмеялся. Он понял: вот оно, мое детство, вот она, моя любовь, вот оно, состояние, близкое к привычному органическому блаженству.

Ну и стал блаженствовать. И доблаженствовался до того, что ничем другим заниматься не мог, да и не хотел. Слонялся, почти не появляясь дома, чтобы не видеть несчастных глаз родителей и не слышать их упреков, перебивался случайными заработками, а чаще, скажем честно, просто попрошайничал. В городе ему уже никто не давал взаймы, никто не угощал, но он нашел неиссякаемый источник в кафе «Встреча», где обосновался в дальнем углу, возле мойки с посудой. Иногда помогал убирать со столов и мыть посуду, но больше сидел и созерцал. Владельцы и обслуга кафе его не притесняли:

Слава всегда был тих и благопристоен. И развлекал проезжающих, что было даже плюсом: шоферы вспоминали про чудика в кафе и сворачивали сюда. Даже выражение появилось: «Заехать к Славе».

Обычно Посошок действовал так: приметив, допустим, двух солидно и обильно обедающих дальнобойщиков, подходил к ним, желал приятного аппетита и декламировал:

— Желаю вам, чтоб мощная машина вас без помех до цели довезла. Не дрогнет руль, не прохудится шина, не будет ни помехи вам, ни зла. И пусть не тронет вас лихой гаишник, пусть вас дождется дружная семья. А если вам не жаль рублишек лишних, с семьею вместе буду рад и я.

Эти стихи собственного сочинения действовали безотказно. Возможно, Посошок был не самый лучший поэт, но оказался знатоком человеческих душ. Водители суеверны, каждый думает примерно так: человек доброго пути желает и просит всего несколько рублишек, если его шугнуть, не дать, то путь может выйти недобрым. К тому же слава о Посошке распространилась довольно быстро, и уже появились легенды: некий водила будто бы не только не дал денег, но и обматерил Посошка — и что же? На ровном месте, не доехав до Придонска трех километров, заснул за рулем. Сковырнулся в кювет, чудом остался жив, но покалечился. Другой того хуже — не только обругал, но и пихнул Посошка ногой сзади так, что Слава упал (эту деталь — подлое пихание ногой сзади — обязательно упоминали), и в тот же день начал обгонять фуру и врезался в автобус с детьми (или в другое транспортное средство — детали зависели от фантазии рассказчиков и их художественной кровожадности), сам погиб, дурак, и других погубил. Были иронисты и скептики из тех, что любой мёд готовы испортить дегтем из-за нелюбви к сладкому, утверждавшие, будто в аварии попадали и те, кто давал денег Славе, но им не верили.

К тому же само угощение стихами людей, уставших от нудной дороги, казалась чем-то необычным, сулящим и впредь необычное: кому выигрыш в лотерею, кому премиальные за быструю доставку, а кому и любовь.

В общем. Посошку давали денег.

Иногда угощали и спиртным, но он, как ни странно, уклонялся: Слава не любил пить как попало и что попало, он хотел сам распоряжаться своими желаниями. С утра зарядиться стопочкой чего-нибудь крепкого, потом до обеда еще парой стопок, потом поесть что бог пошлет на собранные деньги, поспать, потом до вечера пить винцо типа кагора, портвейна или вермута, вечером три-четыре стопки опять крепкого, лучше водки, залакировать это на ночь бутылкой выдержанного пива, которое, как известно, обладает седативным и снотворным эффектом, и заснуть.

Но то пятничное утро, которое на следующий день обернулось больницей, началось несчастливо: подойдя к кафе. Посошок увидел табличку «Закрыто». Не «Учет», не «Перерыв», не «Санитарный час», а именно эту, напугавшую его своей категоричностью и одновременно неопределенностью. Работники заправки объяснили: ночью приезжали люди в форме и увезли всех — и владельца Рафика, и повара Сурена, и кассиршу тетю Валю, и даже двух официанток-убиралок Надю и Люду.

Зачем-то постучав в дверь, потоптавшись на крыльце. Слава побрел в город, чувствуя особенную слабость в ногах, дрожание в теле и, чего раньше не бывало, какое-то болезненное трепетание сердца. Слабость и дрожание были привычными, а вот на сердце Слава никогда не жаловался, обычно просто не чувствовал его.

Он вступил в город, минуя проходную ГОПа, и тут увидел, как подъехали друзья Владя Корналёв и Илья Микенов. Они жили по соседству друг с другом. Илья часто подвозил Владю, у которого с недавних пор не было машины: при разводе он благородно оставил ее жене.

Слава обрадовался и подошел к ним. Ему не повезло: друзья оказались в скверном настроении. Владя расстроился, что Посошок увидел его в унизительном положении, на чужой машине, а Илья думал о предстоящей свадьбе Анастасии. И они отказали Славе. Они поступили в соответствии с логикой, которую осудили бы сами, если бы им предложили рассмотреть ситуацию теоретически и в спокойной обстановке. Логика следующая: а с чего это тебе должно быть хорошо, если нам плохо?

Для Славы это был удар.

— Ребята… Мне поправиться только… — пробормотал он. — Иначе сдохну.

— Поправишься — скорее сдохнешь! — ответил Владя, обнаруживая полную некомпетентность: на самом деле шансы в данном случае примерно равны, особенно если после поправки продолжить. Но если притормозить, вероятность выжить намного больше.

— И вообще, пора тебе завязывать! — добавил Илья. — А то совсем не человек уже!

И тоже попал пальцем в небо. Советовать завязать в такой момент может только тот, кто не знает силы настоящего похмелья. Это раз. И второе: о том, что такое человек, мы судим исходя из социального и духовного опыта, из книг и заветов предков, из наших сложившихся представлений: в этом смысле Слава Посошок точно знал о себе, что он человек, а если чем отличается от Ильи, то лишь умением не осуждать других.

Друзья ушли. Ушел и Слава. Вскоре ему встретился сосед дядя Миша, тоже человек пьющий. Слава обратился к нему, рассчитывая если не на помощь, то на сочувствие. Но дядя Миша ответил со злобой и раздражением и даже сплюнул, отходя от Славы. Славу это не удивило: он знал, что пьющие люди в периоды трезвости бывают жестоки по отношению к своим мучающимся собратьям. Было время, когда Посошок, выпив, любил кому-нибудь позвонить и о чем-нибудь поговорить. И вот интересное дело: трезвенники выслушивали если не благосклонно, то терпеливо, а пьющие, но трезвые, обрывали, отговаривались делами и т. п. Поразмыслив, Слава догадался, в чем дело: трезвенники, слушая пьяницу, ошибочно думают, что он говорит хоть и хмельные, но душевно осознанные вещи.