Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович - Страница 15

А Немчинов казался здесь странным, попавшим по недоразумению. Даже одеждой своей – всё те же летние жеваные брючки, рубашонка, босоножки с черными носками. И как у Сторожева он не обращал внимания на прелестный интерьер, так и тут словно не замечал окружающего великолепия – огромных окон, высоких потолков с лепниной, камина, выложенного красным и черным мрамором (похожего от этого на Мавзолей Ленина), дубовых панелей и антикварных светильников. Он сосредоточился на сути – что в конечном итоге было правильнее всего.

Разговор вел Павел. Он отнесся к Немчинову крайне уважительно. Первым делом попросил расписаться на книге о Постолыкине. Поинтересовался, как распродается тираж. Посетовал: не ценят у нас настоящих книг. Изъявил готовность поспособствовать: купить остаток и распространить в сарынском бизнес-сообществе. А потом сказал:

– Валера мне тут случайно обмолвился – простим его, да? – что братики мне сюрприз готовят. Это приятно, конечно. Хотя как-то, честно говоря, неловко.

– А чего неловкого? – не согласился Петр. – Вон Зимянский картину о себе заказал. Маслом. Три на четыре, двенадцать квадратных метров. Во весь холл висит. Я как первый раз увидел, даже испугался, входишь, а он висит и смотрит, глаза с кулак. Жутковато. А про Соткина по его заказу почти художественное кино сняли. И что?

– А то, Петя, – ответил Павел, – что картина маслом, три на четыре, она висит дома. И это самое почти художественное кино, оно для своих, home video такое. А книгу делать для дома, для семьи – глупо. Книгу люди должны читать.

– Ну и пусть читают. Я тебе хоть десять тысяч распространю, и еще спасибо скажут.

– Ага. И мы разбогатеем, – усмехнулся Павел. – Нет. Моя идея такая, я вот Валере уже сказал: написать книгу вообще о нашей семье. С родословной.

– А что, есть родословная? – спросил Немчинов.

Павел встал и подвел всех к камину, где стояла картонка с фамильным деревом, повернутая тыльной стороной. Перевернул.

– Это, конечно, эскиз, – сказал Павел. – Схема.

Илья осмотрел.

– И всё?

– В том-то и дело.

– А я вообще где-то в стороне, – обиженно заметил Петр.

– Ты не Костяков, брат, ты по женской линии, – объяснил Павел. – Строго говоря, тебя тут вообще быть не должно.

– Спасибо. А мама моя разве не Костякова?

– Ну и взял бы ее фамилию, – посоветовал Максим.

– С какой стати? Мне и по отцу неплохо. Вот еще найти бы его и потолковать кое о чем, – добавил Петр. – Если он еще живой.

– Значит, я про всех должен написать? – уточнял Немчинов.

– Ну да.

– И про Леонида?

Максим посмотрел на Павла и сделал что-то быстрое руками, пальцами. Павел ответил тем же. Максим еще раз произвел свои пассы, склонил голову вопросительно набок. Павел ответил еще короче.

Что они делают? – подумал Немчинов. И тут же сообразил – как что? Они же дети глухонемой матери, они умеют вот так общаться. Большое преимущество!

– Извините, что при вас беседуем таким образом, – сказал Павел. – Привычка детства. О чем мы говорили?

О том же, о чем вы сейчас на пальцах, подумал Немчинов, но вслух напомнил:

– О вашем брате.

– И о нем, конечно. Он, может, из нас был самый перспективный. На всю страну гремел бы. Но – судьба. Трагическая случайность. А книга все-таки юбилейная, поэтому расписывать особо не нужно.

– Значит, вы хотите, чтобы я написал историю семьи? Начиная с какого времени?

– А с какого информацию найдете, – ответил Павел. – Сначала что-то вроде исторического предисловия. А потом про отца с мамой, а потом про нас.

– Я обошелся бы, – сказал Максим. – Вон ты мне нарисовал – две жены, трое детей… Не считая еще одного внебрачного. И что в разводе писать не обязательно, и так ясно.

– Ты это сам себе нарисовал. Не беспокойся, это эскиз. А в книге, если что тебе не понравится, уберем, – сказал Павел. И увидел, что Немчинов тут же насторожился. Успокоил его:

– Это не цензура. На уровне пожеланий.

– Убрать – не пожелания.

– Решим, решим, – заверил Павел. Он уже знал, как будет: Немчинов напишет книгу, они ее примут, оплатят, а потом отредактируют сами, как надо. И Максим, и сам Павел словом владеют вполне прилично. Так что сейчас лучше автора не раздражать.

А Максим подумал, что не мешало бы проверить так же, как с Дубковым, сможет ли Немчинов в принципе выполнить заказ в требуемых параметрах. И предложил:

– Давайте, чтобы потом не было претензий, поступим так: Илья Васильевич набросает для пробы несколько страниц. И посмотрим. Хорошо?

– Не надо! – категорично возразил Павел. – Что еще за контроль? Если человек такую книгу написал, ясно же, что может.

Максим пожал плечами:

– Как скажешь.

– А аванс выдадим сразу. В размере четверти, как положено, – Павел посмотрел на братьев: не возражают ли?

Они не возражали.

8. БИ. Приближение

____ ____

__________

____ ____

____ ____

____ ____

____ ____

Как и договаривались, Илья и Валера отправились навестить Лилю и Колю.

Хорошо бы, конечно, сначала позвонить, предупредить, а то мало ли что.

Телефона Коли не оказалось ни у Немчинова, ни у Сторожева.

– Позвони Маше Нестеренко, она все про всех знает, – посоветовал Немчинов Валере, имея в виду бывшую одноклассницу, которая действительно всегда была в курсе всех дел. – У меня есть ее номер.

– Почему я?

– Потому что ты обаятельный, и она тебя любила.

– Откуда ты знаешь?

– Да ладно, красавец, тебя все любили.

Что ж, Валера позвонил.

Маша минут пять охала, ахала и радовалась.

– А то прямо все пропали, паразиты, ну прямо все!

– Видишь, я не пропал. Как ты?

– Ой, прямо тебе интересно, как я!

– Нет, в самом деле?

Оказалось, все более или менее: дочку Настю, слава богу, замуж выдала, мужа Костю, слава богу, схоронила, мама старенькая, слава богу, живая, работа, слава богу, есть – в одной коммунальной конторе, чтобы она пропала, с девяти до семи каждый божий день, да еще дежурства в субботу, денег мало, но хватает, счастья нет и не будет, мужиков нет и не надо, жить не хочется, но и умирать рано. В общем, все как у людей, а если бы он, сволочь, то есть Валера, хоть раз бы в год заехал и она бы угостила его вином «Изабелла», которое делает из собственного винограда, растущего на собственной даче, то она бы вообще счастлива была.

– Разве Костя умер? – спросил Сторожев.

– Да уже года два. Это, значит, ты мне столько не звонил. Да и телефона не знал, наверно, спросил у кого-то. А зачем, кстати? Чего это я тебе понадобилась?

Валера уклонился.

– Не знал, соболезную.

– Ой, Валера, будем откровенно: чего тут соболезновать? Человек был гнилой во всех смыслах, болезненный, умом тоже тронулся, игрушечные кораблики мастерил – и не просто так, а в бутылках! Последний год вообще ни с кем не говорил, только кашлял. Ему одна дорога была. Так что, если не врать, отмучился человек, бог его пожалел. Дома умер, – всхлипнула Маша. И тут же вернулась к прежней бодрой речи. – Но знаешь, что интересно? Врачи сказали: ну да, легкие были не совсем в порядке, но в принципе люди с такими болячками еще долго живут. И печень почти нормальная была, несмотря на пиво, и сердце. Понимаешь, да? То есть он даже не физически, он как психологически умер. Понимаешь? Ну всё, не буду тебя грузить, давай, что ты хотел?

– У тебя телефон Коли Иванчука есть?

– Ох! – перепугалась Маша. – А зачем тебе? С Лилей что-нибудь?

– Нет. Насколько я знаю, все в порядке.

– Это – в порядке? Женщина какой уже год лежит!

– Я имел в виду…

– Да ясно. А зачем тебе Иванчук?

Вопросы Маша всегда задавала простые, в лоб.

– По одному делу.