Француз (СИ) - Решетнев Виктор Сергеевич "РВС" - Страница 22

    На счёт потребностей, я теперь с ним не согласен, - говорю я Ирвану, - но выводы, сделанные немцем тогда, отрицать не стану…Нас, русских, победить нельзя…если, конечно,  мы сами этого не сделаем…».

    Слово за слово, обсуждение перескакивает с немцев и американцев на мою будущую пенсию, и на её размер, который почему-то окажется в два раза меньше, чем у румына.

    «Но ты ведь её получишь в 56-ть, - парирует француз, - а когда я её получу,  я даже не знаю. Может в 65-ть, может, в 67-мь, а, может, и в 70-т, но ни на йоту раньше.  И пусть я оставшиеся дни буду работать на Луне, а не как ты, на Севере. А ты уже сейчас станешь свободным человеком  и сможешь заняться, чем пожелаешь…».

    «Ладно, не переживай, - говорю я, - давай лучше обсудим вашего Жерара Депардье. Он ведь теперь стал русским,  много пьёт, и спьяну принял наше гражданство…»…

    Но Ирван не разделяет моей иронии, он серьёзен. Он рассказывает мне о жизни Жерара, о том, что этот человек сделал себя сам, а это не так просто.

    «В шестнадцать лет Депардье убежал из дома, - рассказывает он, - и потом долго скитался по разным подворотням.  Приютили его в каком-то театре.  Толком он тогда ни читать, ни писать не умел, был полуграмотным. Но жажда кем-то стать пересилила в нём всё. Он учился читать и писать по-французски, заучивая наизусть театральные роли. Работал днями и ночами, не покидая театра и питаясь, чем придётся.

    Обыкновенный пьяница никогда не добьётся таких высот, - говорит мне Ирван, и надо признаться, говорит убедительно, - для меня Жерар, прибавляет он,  – это символ Франции…».

     С обсуждения  Депардье мы переходим на другую тему – вечную. Мы говорим о любви…

      Пока Ирван, уже в который раз рассказывает мне, как он оказался в Таиланде и как переживал тогда, я …

 Часть V. Глава VII.

                                     О Любви.

     ….Я вспоминаю, как мы сидели с ним однажды на диване и слушали музыку. Перед приездом Ирвана я купил СиДи диск «Сто лучших песен на французском языке». У меня и до этого была не плохая подборка французских песен: Джо Дассен, Ив Монтан, Мирей Матьё, Далида, Эдит Пиаф, все на одном диске.  Я даже некоторые выучил наизусть. Но, как это водится у нас, русских,  перед самым приездом Ирвана, диск этот куда-то делся. Осталась от него только красивая обложка. Искать его я не стал, пустое занятие, тем более, я знаю, что когда француз уедет, он сам найдётся.  Поэтому за день до приезда французского гостя, я побежал в киоск и купил себе новый диск.  Ирван потом похвалит меня за хороший вкус, но на самом деле я куплю то, что там было…

     И вот мы сидим с ним и слушаем Мишеля Фугена, его  «Бэлль истоар - Красивую историю».

      «Тот не француз, кто не знает этой песни, - говорит он мне, - это старая вещь».

     «Потом ты мне её переведёшь»? - прошу я его.

    «Сам переведёшь, там нет ничего сложного. Все песни о любви одинаковые».

    И тут я вспоминаю, о чём узнал лишь недавно (хотя французский изучаю уже третий год подряд), во французском языке любовь – мужского рода. Я даже из-за этого расстроился. Как это так, любовь – это он. Конечно же, она – безумная, всепоглощающая, прекрасная и …т. д. и т. п.

    Я говорю об этом Ирвану.

   «Ничего, всё нормально, - отвечает он, - любовь мужского рода. Это в порядке вещей».

    «А на других языках, какого рода она будет, - интересуюсь я, - не знаешь»?

   Француз какое-то время соображает, потом выдаёт:

    «На испанском «амор» тоже мужского, на немецком «либе» вообще среднего, - и прибавляет, вопросительно глядя на меня, - а  какая может быть любовь у женщины? Это чисто мужское понятие».

    «Очень интересно», - думаю я, но вслух ничего не произношу и тут вспоминаю, что он так и не дозвонился до своей жены...

    Но вот все темы исчерпаны, разговоры окончены, даже о любви, и мы идём спать. В кровати я долго ворочаюсь, сон не идёт ко мне,  зато лезут в голову разные мысли. Мне припоминается, как я предлагал французу надеть на рыбалку кепку с символикой ЛДПР, которую мне незадолго до этого подарили. Я говорил ему, что там никого не будет, и никто тебя в ней не увидит, и кепка новая… но Ирван откажется это сделать наотрез. Я улыбаюсь этим моим воспоминания, которые уже сменяются видениями,  не совсем реальными…

     Будто бы я чищу зубы и предлагаю Ирвану начистить зубы соседу. И, смеюсь, объясняя ему, что это не одно и то же.

     Потом мне видится Франция, Париж, Эйфелевая башня, и Наташа, которая спрашивает меня:

    «Ну что,  понравился тебе Ирваныч»?

    Я хочу ответить ей, улыбаюсь, но уже несусь куда-то в длинном тёмном тоннеле и потом проваливаюсь в какую-то дыру.      Выныриваю из неё только утром.

    Глава VI. Часть I.

                                    День отъезда.

     Короткая, как бикфордов шнур, ночь с беспокойными моими снами, наконец, окончена. Я открываю глаза и моментально соскакиваю с постели. За окном только-только брезжит рассвет. Я открываю окна настежь и вдыхаю прохладный воздух раннего утра. В его утренней свежести уже чувствуется дыхание осени…

     Сегодня последний день пребывания француза в Брянске. Его поезд отправляется в 13-30-ть. Надо постараться не опоздать. Ирван такой парень, что хотя жена мне и намекала, что он, может быть шпион, слишком уж тщательно всё высматривает и потом записывает, но я думаю, никакой он не шпион. Не тянет он на него… В том, что я окажусь прав, выяснится прямо сегодня и самым курьёзным образом.

   Позавтракав (теперь уже со сливочным маслом), мы начинаем упаковывать его вещи. Сначала напихиваем доверху большой рюкзак, потом маленький, потом жена достаёт ещё мою спортивную сумку, с которой я раньше ходил на тренировку, но и её не хватает для всех вещей.

   «Я думал, - говорит Ирван, - что, отдав вам подарки, вещей у меня поубавится, а их только прибавилось».

   «Ты странно думаешь, - возражает ему жена, - разве можем мы оставить без подарков тебя и твоих друзей? Ты ещё не забудь передать привет от меня Наташе на словах…».

    «Ох уж эти женщины», - думаю я, но на душе у меня уже становится грустно. Последний день, и как его не называй, можно крайним, как мой брат лётчик, но всё равно он последний. Через несколько часов Ирван уедет…

    Я бесцельно брожу по коридору и натыкаюсь на его куртку. Он повесил её ещё в первый день, думал, что у нас будет холодно, а она ему так и не пригодилась.

    «Вот тебе ещё подарок, - говорю я, и отдаю куртку французу, -  ищи теперь место, куда её запихнуть»…