Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 6

– Счастливый ты человек, Натусик, как мало тебе надо, – вздохнула Валя. – А мы, Томк, с тобой во вьючных животных превратились. Я даже ни о чем таком и не слышала. А Канавка-то хоть сохранилась?

– Не знаю… – ответила я. – Мощи Серафима спрятали, а эту великую дивеевскую святыню в советские времена, слышала, почти всю засыпали, вал сравняли, в каком-то месте мелкие советские антихристы даже канализацию провели. Монастырь лет пять-шесть как вернули Церкви, постепенно должны возродить и Канавку. Раньше ведь считалось, что пройти с молитвой по тропе Божией Матери – значит вручить себя непосредственному Ее покрову, особенно в горе, несчастье и болезни. Брали землю с Канавки, как говорил старец, «на исцеление»…

– Надо было сюда на неделю приезжать, – первое, что с сожалением сказала Валя, когда мы въехали в сумрачное Дивеево.

Мы успели к молебну и, как ни спешили мои попутчицы, уговорила их простоять эти сорок минут сугубого моления святому Троицкий храм еще только начинал реставрироваться, но в те годы церковная разруха была повсюду и не вызывала удивления, наоборот, – радость, что из руин поднимаются русские святыни. И народу было на удивление много, пришлось постоять к раке, чтобы приложиться к мощам. У Томы раскраснелось лицо, наверно, от поднявшейся температуры, она все время дергала Валю, что куда-то там они с ней не успеют. Валя стоически старалась не обращать внимания на ее выпады, и уже почти у самой раки не выдержала, прошипела:

– На тот свет успеем, помолчи хоть сейчас.

Приложившись к мощам, мы отошли в сторонку: у одного спросили про Канавку, у другого – люди только плечами пожимали, толком никто рассказать не мог. Понятное дело: до 1980-х годов о преподобном Серафиме запрещалось упоминать даже в церковной прессе. Работало в основном «сарафанное радио», которое передавало всё: и важные новости, и неважные, и правду, и ложь, воспитывало благочестие и точно так же распространяло всякие суеверия. Подтверждением тому был услышанный мной разговор тут же, у раки преподобного. Одна паломница с умным видом сказала другой:

– Если в Царствии Божием хочешь быть первым, надо обязательно причащаться самым последним.

Та с благодарностью кивнула в ответ:

– Вот не знала. Спасибо, что сказали.

Не выдержав, я строго выговорила первой:

– Зачем вы эти глупости распространяете, где в Евангелии об этом говорится?

– Матушка, так то – Евангелие, а то – жисть! – услышала я парадоксальный ответ. – И про Канавку никому не верьте: затоптали ее, все! Вот когда батюшка Серафимушка воскреснет, тогда прикажет новую вырыть, а сейчас и не ищите.

– Что это она болтает? – насторожилась Тома.

– Пошли отсюда, сейчас закукарекает, – я схватила ее за руку и повела к выходу.

Тома все рвалась ту женщину еще послушать.

– Ты-то тут первый раз, а она, видать, старожилка. Почему мы тебе должны верить? – выговорила она мне.

– Потому что, – отвечала я. – Ясно?

Наконец, прицепились мы к двум бывалым, а главное разумным паломницам, которые рассказали нам много действительно интересного: оказывается, только летом начались первые работы по восстановлению святой тропы Богородицы. Определили ее местонахождение по громадным тополям, посаженным в начале XX века, уточнили по сделанным поперечным разрезам почвы, по ним нашли и начало Канавки. Дальше дело пока движется со скрипом, потому что вся территория внутри Канавки, площадью полтора гектара, занята в беспорядке налепленными учреждениями и частными домами, которые надо расселять… Об этом пока трудно и мечтать. Но истинно почитающие память преподобного Серафима надеются на его святые молитвы пред престолом Божиим[5] да на его пророчества, что Канавка до Небес высока и во веки будет стеной и защитой от главного антихриста, который придет в конце времен.

Молитву «Богородице», которую надлежало произнести сто пятьдесят раз, Тома знала, а Валя и не слышала о ней. Дала я ей свой молитвослов, и мы, ориентируясь по протянутым кое-где тонким веревкам, пошли за нашими проводницами по Канавке. О чем молились мои паломницы не знаю, я умоляла преподобного и Матерь Божию помочь написать книгу…

Потом милые бывалые паломницы сказали нам, что, если приехали издалека и на службе не побывали, обязательно надо окунуться хотя бы в источник матушки Александры, расположенный недалеко от монастыря.

– Ну, нырнуть что ж – можно, за пять минут управимся, – согласилась Валя.

Женщины проводили до протекавшего недалеко от трассы неглубокого прозрачного ручья, на бережках которого уже лежал первый снег, и, пожелав Ангела в дорогу, распрощались с нами.

Пошел четвертый час нашего пребывания в Дивеево, стало темнеть и холодать. И вообще в голову полезли всякие нехорошие мысли: кому нужны эти подвиги? Эти мысли озвучила Тома:

– Безумные бабы, – сказала она и попросила ключи от машины.

Мы остались с Валей одни. Над тем местом, где надо было окунаться, стояла сбитая из досок халабудка с широкими щелями. Валя задала, наверно, правильный вопрос:

– Слушай, может, хватит? Где уже только не были… Я так устала, а еще назад вас везти.

– Не знаю, что тебе ответить… – пожала я плечами. – В источниках исцеляются, это тоже святыня.

– Слава Богу, не болею. В такой воде только воспаление легких подхватить…

Мне еще не приходилось купаться в источниках; предстоящее боевое крещение казалось слишком жестоким. Была бы одна, точно не решилась бы залезть в ледяную воду при минусовой температуре. Но сейчас я чувствовала себя учительницей, которая обязана подавать пример своим неразумным первоклашкам.

– Это надо с верой и молитвой, – поддержала я свой дух. – А болезни у человека не только физические, но и духовные. Страсти называются. Как хочешь… Я окунусь, не зря же полотенце с собой взяла.

– Быстрее только, – сказала Валя и повернулась, чтобы уйти.

Я вступила на шаткие мостки, зашла за загородку, в сгущающейся темноте боязливо стала раздеваться. Какое-то упрямство заставляло меня это делать. Может, и неблагочестиво, но я загадала: если окунусь, то напишу книгу, значит, сам святой Серафим меня благословил. И это придало бодрости. Перекрестившись, я осторожно, держась за поручни, стала спускаться по обледенелым ступеням вниз. Вода была тоже ледяная, сразу стало сводить ноги. Решение должно было быть мгновенным: или уйти, или, не раздумывая, – в воду с головой. Захватило дух и казалось, что всё – конец. Раздались три подряд громовых всплеска воды: свершилось! И пулей наверх.

Я стояла на ледяном деревянном настиле, от тела шел пар, мне было совершенно не холодно. Усталость как рукой сняло. С душой тоже что-то произошло: недавнее раздражение на попутчиц, неуверенность в своих силах, тщательно скрываемое, но все-таки моментами мучившее меня недоверие к столь великим дивеевским чудесам – все это исчезло в один миг.

– Эй! Натусик, ты не утонула? – услышала я совсем близко Валин голос и только тогда стала одеваться. Полотенце не понадобилось, вода на теле сама как-то высохла.

– Выхожу…

– Ну и как? – заглянула она внутрь загородки.

– Прекрасно! – вскрикнула я. – Прекрасно, прекрасно-распрекрасно! Слава Богу!

– Знаешь, ты такая хорошенькая, розовая вся, прям реклама Православию. Пожалуй, тоже купнусь! Не уходи, я одна боюсь, – сказала Валя и стала раздеваться…

К джипу мы подошли обе радостные и, наверно, розовые, даже в темноте Тома не могла не заметить этого.

– Водяной не утянул? – мрачновато спросила она. – Чего лыбитесь?

– Серафим по мешку счастья нам выдал, – ответила Валя, садясь на свое место за рулем. – А тебе только привет передал.

– Злые вы! А ведь это я вас сюда позвала…

– А давай мы ее тоже кунем! – подмигнула мне Валя и завела мотор.

В минуту мы доехали до источника. Валя вышла из машины, открыла заднюю дверцу, схватила томину руку и потянула на себя.

– Да не надо… – сопротивлялась я мощному порыву Вали. – Глянь, Тома совсем расклеилась.