Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 40

Однажды святой батюшка явно помог… Монастырь трехэтажный: в самом низу усыпальница, на втором этаже – церковь во имя преподобного Иоанна Рыльского, на третьем – собор Двенадцати апостолов. После прославления стали восстанавливать собор, точно так же много чего вынесли – машины какие-то, бесконечный мусор. Крыша текла. Дошло дело до куполов – стали их медью перекрывать. Медью перекрыли, кресты заказала. Уже один, второй, позолотили, третий, четвертый крест, поднимать их стали. А рабочие говорят, что пора бы и рассчитаться с ними. Я прошу их, умоляю подождать, нет сейчас такой суммы, дам им немного денег, а они у меня опять просят. Стала ходить в усыпальницу, и батюшку просить: пошли денег, помоги мне. И приехал вдруг один мужчина из Ростова-на-Дону, дал мне конвертик, а там оказалась именно такая сумма, которую я была должна рабочим. Вот какое было чудо.

Наконец добрались до покоев, где жил святой старец. Не стерлось из памяти народной то, что было связано с его жизнью в монастыре, все точно знали, где эти покои находились… Святейший позвонил на Карповку и попросил, чтобы побыстрее сделать покои отца Иоанна Кронштадтского, потому что он хочет в Питере, не в епархии останавливаться, а в Иоанновском монастыре. И мы старались как можно быстрее отремонтировать батюшкины покои. Я к батюшке Иоанну всегда обращалась, и до канонизации. И вот опять чудеса милости Божией пошли: батюшкины вещи стали возвращаться. Вдруг привезли батюшкин большой письменный стол, который сейчас стоит в его покоях. Потом митру привезли, епитрахиль, шубку. Что-то на Карповке осталось, а некоторые вещи я матушке Варваре отдала. Теперь в Пюхтицах в большом зале отремонтированного корпуса батюшкины вещи лежат…

Святейший так радовался, что монастырь так быстро возрождается, прошло всего около двух лет с начала восстановления. И вот однажды вечером он позвонил и спрашивает у меня, как идут дела. Я отвечаю: «Ваше святейшество, батюшкины покои почти готовы, паркет положили, лаком покрыли. Карнизы повесили, шторы. Вас теперь будем уже встречать в батюшкиных покоях». – «Спаси, Господи, мать Георгия, вас за те труды, которые вы здесь понесли, – сказал он. – А теперь вам надо потрудиться в Иерусалиме, в Горненском монастыре…» У меня и трубка чуть из рук не упала…

Еще при патриархе Пимене к нам в Пюхтицу приезжал тогдашний митрополит Талллинский и Эстонский Алексий (Ридигер), и однажды он сказал, что есть благословение из числа пюхтицких сестер собирать пополнение для Горненского монастыря на Святой земле. В Пюхтицком монастыре, который никогда не закрывался, было тогда около 100 сестер, поэтому можно было выбрать кандидаток в Иерусалим. Это было в начале 80-х годов. Надо было собрать группу и подготовить ее к жительству на Святой земле. Такую группу собрали, и в специальном «иерусалимском корпусе» открыли мастерские. И вот приехал в Пюхтицу отец Николай Гурьянов с острова Залит. Матушка настоятельница благословила мне показать ему иерусалимский корпус. Я шла впереди. Открываю одну келью, другую – золотошвейную, рукодельную, иконописную. Кто-то из сестер говорит: «Батюшка, мы так счастливы, что нас направляют в Иерусалим. Но как же мы там жить будем – там ведь игуменьи нет». А он у меня за спиной на меня показывает и отвечает: «Что ты говоришь, там пюхтицкая игуменья». А я этого не вижу и не слышу, так что он даже прибавил: «Пюхтицкая игуменья Георгиюшка». Мне только потом сказали сестры про эти слова. В 1983 году мы послали первые десять наших сестер в Иерусалим.

Потом, когда уже восстанавливали Иоанновский монастырь на Карповке, я ездила к отцу Николаю и все просила его помолиться – так много было работы. Однажды приехала, как всегда, побеседовали, чайку у него в хатке попили. Потом он меня берет за руку и говорит: «Георгиюшка, пойдем в храм, помолимся Матери Божией». Мы пришли в храм и приложились к большой иконе Смоленской Божией Матери. Он меня опять за руку берет и в алтарь ведет вдруг. Думаю, зачем в алтарь? Господи, помилуй. Я так удивилась. И с таким трепетом вхожу. Он вошел, перед престолом поклон сделал, я здесь у двери стою, тоже земной поклон, он второй – я тоже, и третий. А на третий мне не встать. Не могу понять почему. А это он положил мне на спину крест – большой, металлический, тяжелый. И мне не встать. Потом он поднял крест, и меня поднимает. «Георгиюшка, – говорит – это твой крест, это твой крест игуменский, иерусалимский. Неси, неси, Господь поможет». Я очень удивилась, что за крест такой мне?

И уже после прославления батюшки Иоанна Кронштадтского, когда Святейший назначил в Иоанновский монастырь и священников, и постоянная служба была, вдруг мне отец Николай присылает с одной прихожанкой конвертик, на котором написано – «игуменье Георгии». Господи! Думаю, ну, батенька, юродствует. Я на Карповке игуменьей не была, монастырь тогда восстанавливался как подворье Пюхтицкого, я была старшей сестрой. Вскрываю конвертик, а там ни записки, ни письма, только 3 тысячи денег – огромная сумма. А через месяц Святейший позвонил и сказал, что надо потрудиться в Горненском монастыре. Конечно, монах не имеет права отказываться от послушания, на которое его призывают, но я очень смущалась и даже возражала: «Ваше святейшество, простите ради Бога, я не смогу. Вы знаете мой слабый характер». И Святейший говорит: «Мать Георгия, у меня на сегодня одна ваша кандидатура. Сколько сможете. Сколько сможете». Тут я вспомнила про батюшкин конверт – там деньги на дорогу были, и поняла, какой крест он мне на спину возложил.

Отец Николай мне все время пророчил Иерусалим. Иногда при мне неожиданно начинал петь: «Иерусалим, Иерусалим…» И вот Святейший позвонил, сказал, что 24 марта будет мое посвящение во игуменьи в Елоховском соборе – тогда еще не было храма Христа Спасителя. Мне надо было срочно сдать все дела на Карповке, передать документы. Матушка Варвара, когда Святейший ей сказал про мое назначение, слегла – сердце схватило, давление, сахар поднялись. Когда я к ней с Карповки приехала, она лежит, плачет: «Ты меня бросаешь, ты меня оставляешь. С кем я буду, как?» А я только и могу сказать: «Матушка, я же не сама напросилась…» Вечером вдруг Святейший позвонил опять матушке Варваре с поручением съездить в Печерский монастырь к отцу наместнику. Я слышала, как она отказалась по нездоровью и попросила благословить меня вместо нее съездить.

И вот на своей машине с одной сестрой мы приехали в Печоры, встретились с отцом наместником Павлом (Пономаревым). Потом он пригласил на трапезу к себе. Побеседовали – и было о чем: отец наместник не так давно возвратился из Иерусалима, где в течение двух лет являлся начальником Русской Духовной Миссии. Я сижу плачу: «Батюшка, помолитесь». – «Помоги, Господи, мать Георгия, за святое послушание. Если Святейший посылает, значит, надо». Я говорю, как бы хотелось попрощаться с отцом Николаем, может быть, больше никогда не увидимся…

Это было чудо, что мы тогда к батюшке попали, потому что озеро было покрыто расколотыми льдинами: на лодке не доплывешь. И вот отец наместник, который никогда у отца Николая не был, тоже захотел к нему съездить. Он каким-то образом нашел вертолет, на котором мы и попали на остров Залит. А батюшка нас уже встречал – бежит навстречу и все приговаривает: «Георгиюшка, Георгиюшка, какая ты счастливица». А я плачу, ничего сказать не могу, только повторяю: «Батюшка, батюшка, помолитесь». А он опять: «Георгиюшка, да какая ты счастливица, куда едешь – ведь ко Гробу Господню. Да там же и твой Георгий». «Батюшка, я так боюсь, это же за границей. Когда я Иоанновский монастырь восстановила, это – в Питере, здесь, дома. А там, с кем, чего, как? Батюшка, и здоровья, и ума, боюсь, не хватит». – «Да всего тебе хватит! Не бойся, все у тебя будет хорошо». – «Святейший обещал, что я недолго там буду, три года, пять». – «А я хочу, чтобы ты там всегда была, чтобы ты там и померла». Думаю: «Утешил, батюшка…» Но все равно осталось в памяти только одно: «Какая ты счастливица!» Потом мне удалось только еще раз с ним встретиться. Батюшка очень помогал своими молитвами: так все и устраивалось в Горненской обители и сейчас устраивается. А ведь эти три-пять лет и впрямь растянулись. Уже больше двадцати лет прошло с того времени…