Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 25

– Прошу любить и жаловать. Писательница из Москвы, Наталья, – и указал мне место прямо напротив себя.

Я села: ни жива ни мертва. Отца Онисима втиснули на лавку среди сидящих на другом конце стола. Священники оживились. Произнесли здравицу за «дорогого владыченьку», который был очень прост в общении, но больше молчал. Мне казалось, что он видит меня насквозь – настоящий рентген. Я понимала, что напротив меня сидит личность историческая, человек, известный своим аскетизмом и молитвенным трудом, его имя вписано в летопись двух известных русских монастырей, как их первого восстановителя после советского запустения. Владыка был прекрасно образован и написал несколько богословских книг. Я чувствовала огромность личности владыки и не смела слова произнести.

– Что же наша гостья молчит? – ласково спросил владыка. – Расскажите нам что-то интересное про Афон. Отцы не читали столько книг про него. Нам, в провинции, будет очень интересно.

– Ой… – откликнулась я. – Я женщина. Как могу отцам про Афон рассказывать, куда женщин не пускают?

– Про Паисия Святогорца можно рассказать отцам… – посоветовал владыка.

– Благословите! – попросила я.

– Бог благословит.

– Я в него просто влюбилась! – воскликнула я.

Батюшки заулыбались.

– Аксиос! – улыбнулся и владыка и перевел. – Достоин.

– Меня потряс рассказ Паисия, – осторожно начала я, – об одном афонском подвижнике, старце из монастыря Есфигмен. Он был такой простец, который, казалось, не знал элементарных вещей, но при этом получил от Бога дар чудотворения. По своей малограмотности он считал почему-то, что слово «Аналипси», которое по-русски означает «Вознесение» – это имя святой, и молился ей: «святая Аналипси, моли Бога о нас». Как-то он должен был навестить в монастырской богадельне одного больного монаха, а угостить его было нечем. Тогда старец спустился по лестнице, открыл окно, выходящее к морю, протянул вперед руку и воскликнул: «Святая Аналипси, пошли мне рыбку для брата!» И внезапно – из воды выскакивает огромная рыбина и падает ему прямо в руки… Просто чудеса!

– Очень поучительная история, – согласился владыка. – Мы образованные, всё, кажется, знаем про праздник Вознесения… Только не духовным, а мирским своим знанием. Нам, конечно, и в голову не придет молиться: «Святое Вознесение, пошли рыбку»… Но что с того: нам и вот такусенькой, – он сжал свою ладонь, – рыбешки не получить, как старец для друга постарался. А ведь сказано: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас»[25]. В южных странах из малюсенького горчичного зерна вырастает большое растение, вот почему Спаситель использует такой наглядный пример. Я специально просил показать это малое зернышко горчицы. Видел и горчичное дерево. Истинно семя, «которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его»[26]. Ничтожное по размерам семя, други мои, обладает огромным потенциалом произрастить из него огромное дерево. И вера подобна такому зерну. Этой веры, может, даже и не видно, однако человек, обладающий ею, способен совершать великие дела. Есть ли в нас эта вера хотя бы с горчичное зерно… вот в чем вопрос. В душе простеца вместо всех этих наших знаний Дух Святой обитал. Такая история, да…

Отцы посерьезнели, кто-то тоже по этому поводу высказался, но общее настроение было праздничное, веселое. Зачем рыбку просить, если перед тобой обильная трапеза… Когда не будет, тогда и попросим – такое примерно было настроение. А мне так хотелось услышать какие-нибудь советы собравшихся священников о том, каким образом хотя бы начать приобретать ту самую евангельскую веру с горчичное зерно, что движет горами! В сердцах присутствующих тема отклика не нашла. Кажется, огорчился этому и маститый владыка.

Трапеза шла свои ходом: прозвучали несколько заздравных тостов, кто знал, рассказали о почившем старце, поговорили о наболевшем и обычно неафишируемом. Диакон из протокольной службы владыки, сидевший справа от меня, со знанием дела предлагал попробовать различные блюда, подливал вино. Я не понимала, для чего попала за этот стол. Была же какая-то причина… Только почувствовав, что трапеза подходит к концу, решилась обратиться к архиерею с просьбой.

– Владыка, помолитесь о моем отце… – попросила я.

– Что же с вашим отцом? – спросил он, немного наклонившись к столу, потому что был глуховат, а отцы уже разговорились меж собой, и тишины в комнате не было.

– Он запустил болезнь, началась гангрена и ему весной должны были отрезать ногу.

– Ай-яй, – покачал головой благочинный, сидевший во главе стола.

– И что же, отрезали? – спросил владыка.

– Нет… Понимаете, я стала молиться, много молилась и его даже в больницу не положили, – как бы сама себе удивляясь, сказала я.

Владыка улыбнулся, благосклонно кивнул, тихо сказал:

– Чудо! – и повернувшись к благочинному, переспросил у него. – Как думаешь, отец Валериан, чудо?

– Чудо… – обрадованно подтвердил благочинный. – Что же еще?

– Чудо? Вы считаете, что это чудо? – не верила я. – Все время боюсь повторения болезни.

– А вы не бойтесь, продолжайте молиться, – ласково ответил владыка.

Сами собой потекли из моих глаз слезы. Я наклонилась к тарелке, слезы закапали на салат.

– А Господа отец ваш благодарит за это чудо милости Его? – услышала я голос архиерея.

– Нет, – всхлипнула я, вытерла платком свою мокроту и посмотрела в его добрые-добрые глаза. – Он вообще неверующий.

– Вот в том-то и беда… – вздохнул владыка. – Не оставляйте надежды.

То, что «в том-то и беда», знала и я… Слова архиерея заставили меня переживать весь следующий год. Ежедневной горячей молитвы об отце я не прерывала, веря, что и сам глава одной из древнейших русских епархий помолился о моем отце как о евангельском блудном сыне, отошедшим «на страну далече», то есть от Бога… Сколько же еще должен был он испытать скорбей и болезней в той далекой стране неведения Бога, чтобы, наконец, вернуться в Отчий дом, к Творцу своему! Бог весть…

Я почему-то была уверена, что через год случится что-то непоправимое, если отец не покается и не ответит на Господний зов. Гнала я это предчувствие как только могла, но все равно думалось, что Бог дал отцу последний шанс. Как говорят, при крещении христианину дается год особого Божиего благоволения, даруется «легкое время», чтобы он осознанно, с возрастающей верой начал свое шествие ко Христу, к своему спасению. После неожиданной и столь многозначительной встречи с архиереем, я была уверена, что по его молитве об отце эта самая привлекающая благодать снизойдет на него. И отец найдет теперь в себе хотя бы малую веру – с горчичное зерно, чтобы Господь смог за что-то «зацепиться», приумножить ее и дать ему возможность войти в вечную жизнь спасенным.

В связи со своими ожиданиями часто приходило мне на ум гениальное стихотворение Анны Ахматовой, которое хорошо знать каждому, кто, как мой отец, слишком надеется на себя и свои силы:

А еще прониклась я к святым христианским первомученикам, жившим во II веке, Флору и Лавру, стали они мне как родные, влились в мою молитвенную жизнь. Знаменательным показалось мне, что в день их памяти, 31 августа, произошла, многозначительная, как потом выяснилось, моя встреча с владыкой за поминальной трапезой в доме местночтимого старца. Прочитав житие святых братьев Флора и Лавра, надеялась я найти ясную подсказку, как вести себя с отцом, но житие их сохранило немного сведений.