Невеста из ниоткуда - Посняков Андрей - Страница 61

Медведица остановилась, видать, задумалась – что тут такое происходит-то?

– Мясо зажарить медвежье хотел он! – напомнил юный скальд. – Иди, мать медведей, ступай, куда шла!

– Уох!!! – Кто-то громко и раскатисто крикнул как раз там, где резвились в кустах медвежата.

Услыхав крик, медведица повернулась и быстро побежала обратно.

– Х-у-у-у! – Бьорн шумно перевел дух. – А ведь помогла твоя виса, Харальд! Вот что значит – скальд.

Харальд от похвалы порозовел и смущенно опустил голову:

– Да ладно, чего уж… Тот, кто кричал, тоже немало для нас сделал.

– Интересно, кто это?

– А вон, – показала рукой Женька. – Не он ли к нам идет?

Из лесу показался незнакомец лет тридцати – смуглый, коренастый, сильный. Черная бородка, усы, черные сияющие глаза – не очень-то он походил на вятича. Впрочем, одет как славянин – длинная подпоясанная рубаха, узкие – лесные – штаны, постолы. Голову прикрывала кожаная шапка-мурмолка, на поясе висел изрядных размеров нож.

– Кто ты, мил человек? – на правах старшей по званию поинтересовалась княжна. – Какого племени-рода?

– Я – Каргел-мерянин, бродячий охотник. – Путник вежливо поклонился. – Меня знают в дальних лесных деревнях.

– Понятно. А мы…

– Я ведаю, кто вы, великая княжна, – еще ниже склонился в поклоне Каргел. – И рад услужить. Что, небось, в горле пересохло? Вот… – сняв с плеча котомку, он вытащил оттуда баклажку. – Испейте-ка моего медку!

– Сначала – я! – Харальд протянул руку. – Вдруг, да мед этот отравлен?

Женька не прекословила, понимала – варяг все делал как надо. А вот Бьорн хмыкнул:

– Да кому в этой чаще надобно нас травить?

– Вкусно. – Сделав пару глотков, скальд вытер губы ладонью и передал флягу Бьорну. – Попробуй.

– Этак вы все выхлебаете, – улыбнулась княжна. – Дайте-ка.

Мерянский мед оказался вкусным, сладким, с какими-то пряными травами и весьма хмельным. У княжны даже голова закружилась, словно после стакана водки. Все вокруг: белоствольные березки, малинник, зеленеющий вдали луг – сделалось каким-то невообразимо красивым, ярким, как в фотошопе, потом и вообще – поплыло…

А после шибануло в нос медом! Сильно! Словно кто-то кормил насильно, обмазывал…

Так ведь и обмазывали!

Женька в ужасе распахнула глаза. Зачем?! Дернулась, пытаясь встать или хотя бы поднять руку – куда там. Спина прочно притулилась к толстому стволу дерева, ноги вытянуты в траву, руки… руки связаны накрепко! Кругом мухи жужжат, лицо и шея – в липкой медовой жиже, а перед глазами, с крынками в руках, посмеивающиеся вражины… Довмысл со Стемидом. Ого! Явились, не запылились, сволочи!

– Ну, здрасьте, – пришла в себя Женька. – Наше вам с кисточкой. И что это вы меня медом мажете?

– А чтоб жизнь твоя слаще казалась! – Варяг, выпрямившись, захохотал в голос.

А сообщник его поганый, Довмысл, тут же поправил:

– Не жизнь, Стемиде, а смерть.

– Медведицу на меня направить хотите? – живо сообразила княжна. – А вдруг да не сожрет, просто оближет?

– Оближет? – Наклонившись к брошенной рядом, в траву, котомке, Стемид вытащил оттуда странный железный предмет, сильно напоминавший «цапалку» для сбора ягод «на сдачу» – только зубцы были куда как массивнее и острее… словно медвежьи когти!

– Та-ак… – Пленница закусила губу. – Вот, значит, как старосту…

Довмысл расхохотался, дребезжаще-противно и мерзко:

– Гуще мажь, Стемиде… Вот – и здесь.

Сильная рука рванула ворот туники, обнажив грудь.

– Ох, какие…

Глумясь, Стемид потрогал соски сладкими, липкими от меда пальцами, прищурился:

– Может, нам, Довмысле, ее… того…

– Ране надо было об том думати! Сейчас уж – обмазали… да и некогда. Ну, хватит уже… Сейчас ей – по горлу, да пойдем. Наконец долеталась, птичка…

Довмысл взял в руки железную «медвежью лапу», примерился…

– Постойте! – рванулась княжна. – Сами-то знаете – зачем вам моя смерть?

– А затем, чтоб нам под тобой не ходити, – расхохотался Стемид. – Мы про тебя слишком много знаем. Ты – про нас.

– То так, – согласно кивнув, Женька презрительно хмыкнула. – Не думала я, что вы такие дурни.

– Это почему же дурни? – обиженно переглянулись злодеи.

– Потому что могли бы как люди жить, в Киеве, в чести и при богатстве. Но если вам так нравится шастать по здешним лесам… иль вы к хазарам податься надумали? Так Святослав-князь их обязательно разгромит, попомните мои слова.

– Нам плевать на хазар!

– А на себя? Вижу – тоже. Ой, дурни вы, дурни.

– Пообзывайся еще! Друже, давай-ко, я… может, половчее управлюсь.

– Сиди уж – половчее, – опуская лапу, неожиданно огрызнулся Довмысл. – Я вот все про хазарина думаю… Кто они нам?

Варяг сплюнул в траву:

– А она? Мыслишь… по-другому все сладить?

– Мыслю – живота лишить недолго. Чик – и нету. Сперва послушаем, что предложит. Эй, – мужичага потряс Женьку за плечо. – Что молчишь?

– А я все сказала уже. – Ох, чего только стоило княжне вести себя сейчас как ни в чем не бывало. – Почет, богатство, власть. Вольготная жизнь в Киеве. Уж и не знаю, чего вам еще и надобно?

– Вольготная жизнь, говоришь…

– Ну да! Вы вернете меня в острог, явитесь как мои освободители, за что получите часть дани…

– Не слушай ее, друже, – недоверчиво скривился Стемид. – Она ж потом отомстит!

Княжна натянуто улыбнулась:

– Может, и желала бы. Да не успею.

– Как не успеешь?

– А так! Я, видите ли, вовсе не собираюсь в Киев. – В синих глазах девушки сияло вышедшее из-за облака солнце. – Я хочу вернуться домой… хотя бы попытаться! И вы мне в этом поможете!

– В лесища свои собралась?

– Пусть так – в лесища. Таким образом, я вам – не помеха.

– И как мы тебе поможем? – Помолчав, Довмысл задумчиво погладил бороду.

– Сначала к нашим вместе вернемся, а потом я с вами в Киев – якобы в Киев… Больной сильно скажуся, а в пути помру. Схороните.

– О как! Схоронить – это мы с радостию.

– Охотно верю. Ладно! На самом же деле ни в какой Киев мы не пойдем, просто подсадите меня на ладьи к ладожским купцам… Ну, должен же туда хоть кто-то идти кроме булгар этих.

– Булгары нынче в Ладогу не идут… новый приказ исполняют.

– Не спрашиваю чей… Ну, так как? Согласны?

– Посейчас, отойдем. Посоветуемся…

Алчность все же взяла свое, хотя Женька, честно сказать, сомневалась и сама себе казалась не особенно-то убедительной. Впрочем, двое авантюристов, похоже, так не считали…

– Ладно. Поглядим. Но ежели что… удушим сразу! Други у нас средь твоих варягов есть.

Вместительные ладьи новгородского торгового гостя Неждана Варяжская Борода одна за другой причалили к низкому, поросшему редколесьем берегу.

– Вот тут и высадим тебя, госпожа, – обернулся к знатной пассажирке Неждан – высокий, ладно скроенный, с красивым широким лицом и густой светло-русою шевелюрой, с заплетенными в тугие варяжские косички бородкой – от того и прозвище. Варягом, кстати, купец вовсе не был – из ильменских словен. И мать была оттуда, и батюшка, и все предки.

Неждан-гость, оказывается, неплохо знал Довмысла со Стемидом, имел с ними когда-то какие-то взаимовыгодные дела и, возвращаясь из Булгарии в Новгород, конечно же, не отказал взять попутчицу – знатную весянскую красу деву, добиравшуюся к родичам, на Выдь-реку.

– Эко те угораздило-от, госпожа-краса, аж к вятичам!

– Так налетели супостаты… в полон забрали, едва вырвалась. А уж там добрые люди помогли, не оставили.

– Это Довмысл-то со Стемидом – добрые люди? – открыто смеялся торговец. – Небось, с родичей твоих за помощь виру взяли немалую.

– Да уж, немалую. Однако ж спасибо, что помогли. Как и ты…

Неждан махнул рукой:

– Меня-то не благодари – заплатила изрядно, да и путь долгий беседою скрасила. Эх…

Мечтательно прикрыв глаза, купец хотел бы сказать, что путь мог бы оказаться еще более сладким, коли б такая краса не кобенилась бы… Впрочем, краса и не кобенилась – Неждан сам не приставал, опасаясь все той же парочки: Довмысл со Стемидом в Новгороде и Ладоге бывали часто, ежели что, запросто могли навредить, так что ссориться с ними выходило себе дороже.