Плоть (авт. сборник) - Фармер Филип Хосе - Страница 65

— Я был ребенком!

— Верно, но не таким уж невинным, как воображаешь теперь. Мы тогда часто смеялись над тобой — не потому, что ты голый, а потому, что ты казался себе ужасно испорченным и одновременно был в тайном восторге от сознания, что совершаешь грех. Эта тайна была прямо-таки написана у тебя на лице! Представляешь, если бы тебя тогда застукали родители? Славную порку ты бы получил, а?

— Да уж. Но когда мальчишке говорят, что чего-то делать нельзя, он сперва пытается попробовать — почему нельзя. Кроме того, это было так… забавно. И весело.

— Значит, тогда ты так не стыдился своего тела? А теперь стыдишься. Тебя убедили в этом, да? Я еще понимаю, когда ваши женщины наряжаются — у большинства из них куча недостатков, которые надо скрывать…

— Не будь злючкой.

— Ничуть. Я говорю правду.

Джек поднялся, надел шляпу и собрал одежду:

— Прежде, чем мы пойдем за медом, Р-ли, скажи мне вот что. Почему ты отказалась от своей доли жемчуга?

Сирена поднялась и двинулась к нему, плавно ступая в воде. Капли на ее гладкой коже блестели, как маленькие хрустальные вселенные, скатываясь на песок. Р-ли левой рукой подняла тяжелые мокрые волосы и они блестели на солнце червонным золотом. Ее фиалковые глаза, не отрываясь, глядели в карие глаза Джека. Правая рука вопросительно замерла на полпути к нему. Джек сглотнул и протянул руку ей навстречу.

Она не отпрянула. Подчиняясь нежной, но твердой настойчивости мужской руки, Р-ли оказалась в объятиях Джека.

VII

Неделей позже было совершено нападение на армейский обоз. Боевики Организации с вечера вырядились сатирами. Вряд ли их маскировка одурачила бы кого-нибудь днем, да и в темноте достаточно было лишь слегка приглядеться, чтобы понять что к чему. Впрочем, это никого не беспокоило: армии королевы нужен был повод — она его получит!

Охрана обоза расположилась в таверне «Сплошное стекло». Солдаты пили пиво и резались в кости. Фургоны с оружием цепочкой выстроились на заднем дворе таверны под присмотром ездовых и сержанта, возившихся с упряжками. Сержант даже не обернулся, когда первые участники налета появились из-за сарая.

Справиться с часовыми оказалось делом несложным. Лжесатиры просто окружили изумленных солдат, практически не встретив сопротивлениями заставили их молчать. Таким ли уж неожиданным было нападение? — размышлял Джек, затыкая кляпом рот одному из солдат. Непохоже, чтобы так.

Веселый шум в таверне помешал остальным воинам расслышать скрип осей повозок и храп упряжных единорогов, когда обоз выбирался на дорогу. Выехав, похитители отбросили всякую осторожность и стали шумно погонять запряжки. Только тогда двери таверны распахнулись настежь и из них, спотыкаясь, с криком и руганью, высыпала толпа обозников, все еще с пивными кружками, деньгами и костями в руках.

Джек решил, что военные — никудышные актеры: слишком слабыми и неубедительными были проклятья, и слишком громко звучали среди них взрывы хохота.

На протяжении всего долгого пути обратно он испытывал что угодно, только не отвагу боевого задора. Больше всего было разочарования. И это все? Да ведь ему даже не пришлось вынуть свою шпагу! Еще недавно Джеку так хотелось опробовать ее на ком-нибудь или на чем-нибудь. А теперь на его плечи давил какой-то тяжелый груз, который никак не удавалось сбросить…

Даже во время своих редких свиданий с P-ли он не мог полностью освободиться от этого гнета. Слишком многое напоминало о словах, сказанных после их первого поцелуя…

Тогда он прижал ее к себе и, прерывая дыхание, повторял, что любит ее, любит, и ему совсем наплевать, что будет, когда об этом узнают, наплевать и все…

— Сейчас ты меня любишь, да. Но мы никогда не будем вместе, Джек, милый.

— Почему, Р-ли?

— Потому что это невозможно. Церковь, государство, родня запретят тебе.

— Я им не позволю. Я… Я люблю тебя, Р-ли!

— Конечно, милый. У нас есть один выход. Только один.

— Какой?

— Пойдем со мной.

— Куда?

— В горы. В Тракию.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Оставить своих родных? Разбить сердца родителей? Обмануть девушку, которая мне обещана? Быть отлученным от церкви?.. Я не могу, Р-ли… Не могу!

— Вот видишь… Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы смог.

— Пойми, Р-ли, для тебя все слишком просто. Но… Ты же не человек…

— Если б ты пошел со мной в долину по ту сторону гор, ты приобрел бы не только меня, но гораздо больше. Ты стал бы таким, каким тебе никогда не стать здесь в Дионисии…

— Кем же?

— Цельным человеком. Настоящим человеком, Джек!

— Не понимаю.

— Ты приобрел бы равновесие, единство тела и души. Твое подсознание работало бы рука об руку с сознанием. Ты перестал бы быть похожим на сумасбродного ребенка или расстроенную лиру…

— И все же я никак не пойму, о чем ты…

— Пойдем со мной в долину, где я была три года перед Посвящением. Там ты будешь среди настоящих людей. Пойми, Джек, ты сейчас… не обижайся, ты сейчас какой-то… шероховатый, состоящий из кучи привычек, черт и предрассудков, не сливающихся в единое целое. Иначе говоря, набор чего угодно.

— Просто какое-то пугало! Ну, спасибо…

— Сердись, если хочешь. Я не хочу тебя обидеть или оскорбить, поверь. Ты еще не осознал себя, своих скрытых способностей. Они спрятаны от тебя — тобой и другими. Ты сам с собой играешь в прятки, Джек. Отказываешься увидеть себя таким, какой ты на самом деле.

— Если уж ты такая цельная, почему же ты меня любишь? Такого разрозненного?

— Джек, у тебя столько же возможностей стать сильным и совершенным, как у любого человека или… гривастого. Там, в Тракии, ты сможешь стать таким, каким должен быть. Сегодня любой, кто преодолел барьер страха и ненависти, может легко научиться тому, на что у нас ушли мучительные столетия.

— Бросив все, что имеет?

— Брось все, что стоит бросать. Лучшее сохрани. Но решить, что для тебя лучшее ты не сможешь… Не сможешь, если не пойдешь со мной.

— Я подумаю.

— Джек, милый, решать надо сейчас.

— Это такое искушение. У меня просто голова кружится…

— Идем. Стреножь единорогов и оставь плуг в борозде. Не надо прощаний. Просто уйдем.

— Я… Нет, я не могу! Пойми — это так…

— Не надо извиняться, Джек. Жаль…

После этого разговора он никак не мог отделаться от мысли, что проморгал дорогу к счастью, прямую и ясную. Сперва Джек пытался убедить себя, будто он преодолел сатанинское искушение, но в конце концов осознал, что ему просто не хватило смелости отказаться от всего ради… Ради Р-ли и счастья.

Но ведь ни один священник никогда не освятил бы их брак! Хотя…

Если они любят друг друга, так ли уж необходимо, чтобы человек в рясе говорил над ними какие-то слова? Видно, эта необходимость глубоко засела в нем, раз он не ушел тогда с любимой… А ведь она сказала — если любишь, идем…

Он не пошел.

Выходит, он не любит ее?

Нет, любит!

Джек трахнул кулаком по борту фургона. Он любит Р-ли! Любит!

— Что, черт тебя побери, ты там устраиваешь? — спросил молодой Хоу. — Решил разнести фургон на кусочки?

— Отвяжись!

— Что-то ты бесишься из-за ерунды, — засмеялся Хоу, — вот, глотни-ка.

— Спасибо. Нет настроения.

— Ну, воля твоя. Твое здоровье! Уффф! Кстати, ты заметил, что Джоша Моури с нами не было?

— Не заметил.

— А мистер Чаксвилли заметил. И закатил скандал, потому что никто не мог сказать ему, где Джош. Не могли или не хотели. Но я-то знаю!..

Джек хмыкнул:

— Джо, мне это совсем неинтересно, поверь. Меня это не касается.

— Неинтересно? Дружище, да ты спятил! Это касается именно тебя! Эд Ванг послал Джоша наблюдать за кадмусами на вашей ферме.

— Зачем?

— Эд решил, что Полли еще там.

Хоу засмеялся, отхлебнул из фляги и принялся нахлестывать упряжку. Когда фургон набрал скорость, Джордж заорал, перекрывая грохот колес: