Война не по правилам - Тамоников Александр Александрович - Страница 3

— Понятно! Уверен, у тебя все еще будет хорошо.

— Возможно, одного уже не будет никогда. Молодости, — усмехнулся Глобин. — А теперь расскажи подробно о себе.

Так, за разговорами, прошло два часа…

Спустившись по серпантину в долину, Садаф Беджан остановил внедорожник у широкой, но довольно глубокой реки, справа от деревянного, без перил, моста.

— Передохнем, перекусим, искупаемся, — обернувшись к Глобину и Рубанко, сказал Атияр, — а потом без остановок до конечного пункта.

Водитель расстелил клеенку на траве, выложил на нее лепешки, овощи, чашку с вчерашним мясом. Поели, отдохнули с полчаса и продолжили движение.

Оставшиеся триста километров внедорожник преодолел за шесть часов тридцать пять минут. Скорость передвижения ограничивал довольно сложный рельеф местности и особенно серпантин через перевал, но дальше шли более или менее резво.

В 16.40 по местному времени «Хаммер» въехал в город Кандарам, прошел узкими улочками и остановился на окраине, представляющей собой возвышенность с единственной усадьбой и большими постройками внутри, из которой открывался вид не только на весь город, но и на подходы к нему со всех сторон. Машина поднялась по извилистой дороге на возвышенность и через открытые ворота, видимо, охрана внимательно отслеживала обстановку вокруг усадьбы, въехала в тенистый двор, где и встала на площадке у фонтана, непосредственно перед входом в двухэтажный дом, двери которого были распахнуты, а на ступенях стоял степенный мужчина в дорогом, обшитом позолотой халате и с белоснежной чалмой на голове. Его бледное лицо оттеняла подстриженная бородка.

— Узнаешь старого друга? — спросил генерала Рубанко.

— Неужели Мирзади?

— Он. Не узнал?

— Не узнал. Да сразу и не узнаешь, сколько лет-то прошло! Почти тридцать. Изменился Мирзади, изменился. Почему он без охраны?

— А кого ему здесь бояться? В Кандараме он пусть и негласный, но хозяин. Ему подчиняются все. На всех постах его люди.

Мирзади и Глобин пошли навстречу друг другу, обнялись.

— Рад видеть тебя, генерал, в добром здравии.

— Приветствую тебя, Абдулла. Ты изменился.

— Годы не пожалели и тебя, но выглядишь прекрасно.

— Да, для своих лет. Стараюсь держать себя в форме.

— Это правильно. Пройдемся по саду? Сейчас там хорошо, прохладно. А в это время женщины успеют накрыть стол.

— Ты хозяин, Абдулла.

— Но ты, кажется, забыл, что у нас превыше всего желание гостя?!

— Оставь это, друг!

Они прошли в ухоженный сад, пересекаемый извилистыми, мощенными разноцветной плиткой аллеями, дорожками с кругом посередине. Бывший генерал обратил внимание на порядок в саду:

— У тебя, наверное, тут с десяток садовников работает? Ни одной сухой ветки, ни опавшего листа, трава скошена, а розы… розы на цветнике просто прелестны.

— Нет, Семен, — ответил Мирзади, — садовник у меня один, но очень хороший и трудолюбивый. Работает с раннего утра и до позднего вечера. И не потому, что я установил такой график, а потому, что он без этого не может жить.

— У садовника нет семьи?

— Была семья, жена, двое детей. Сыновья. Они погибли, сражаясь против американцев, жена с горя умерла, Ахмед, так зовут садовника, остался один. Я взял его к себе.

— Пожалел?

— Нет. Ты же знаешь, мне неизвестно это чувство. Просто во всем городе не найдешь такого специалиста. Иногда мне кажется, что Ахмед обладает чудесным даром общаться с растениями. Начнет вянуть дерево, он садится рядом, говорит что-то, гладит ствол, что-то подсыпает в землю, в воду добавляет навоз, и смотришь, ожило дерево. А посмотри на розы. Пройдись по всему Кандараму, ни у кого таких не увидишь, да что там наш провинциальный Кандарам, в лучших цветниках Кабула подобных нет.

— Да, розы, согласен, восхитительны, но знаешь, Абдулла, меня меньше всего интересует твой сад. Я хотел бы знать, когда ты переправишь меня в Пакистан, где будет сделана пластическая операция, новые документы, кто осуществит перевод денег на новый счет нового клиента?

— А ты владеешь нужной мне информацией?

— Конечно, иначе не стал бы уходить из России. Без этой информации я тебе не нужен.

— Ну, не говори так. Мы же друзья, а друзья должны помогать друг другу в любой ситуации. Быть вместе и в радости, и в горе.

— Вот именно, что должны. Но не всегда обязаны. Или вообще не обязаны.

— Какой-то плохой разговор пошел, Семен. Пройдем, посмотришь рыбок в пруду. Их мне из Европы привезли.

— За ними тоже ухаживает садовник?

— Нет, другой человек.

— Слушай, Абдулла, а почему у тебя в усадьбе почти нет охраны?

— То, что ты не видишь охрану, совершенно не означает, что ее нет. Но ты прав. Я держу в усадьбе всего двух охранников. В Кандараме мне некого бояться, даже о появлении человека или людей из соседнего кишлака мне тут же докладывают. Не забывай, я даю работу большей части мужчин Кандарама, помогаю бедным, поддерживаю стариков. Меня уважают и боятся. В город я выхожу в обычной национальной одежде, в той, которую носят жители. Веду себя скромно, всегда даю мелочь нищим, кормлю их.

— Интересно, о моем прибытии в Кандарам тебе тоже доложили?

— И одновременно семь человек. Сейчас их, возможно, больше.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, Абдулла.

— Отвечу, не волнуйся. Всему свое время.

На аллее показался Рубанко.

— Саиб, ужин готов.

— Хорошо, Азад. Да, кстати, как прошла ваша встреча? Все же служили, воевали вместе.

— Душевно встретились, саиб. Мы едва не рыдали от радости.

— Ну и хорошо. Сейчас, господа, ужинаем, потом в кабинете обсуждаем наши дела. И тогда, Семен, — Мирзади взглянул на бывшего генерала, — я и отвечу на твои вопросы.

— О’кей!

— А вот этого, господин Глобин, попрошу больше не делать.

— Что не делать? — удивился тот.

— Использовать американские словечки. За них у нас лишают языка, в лучшем случае. США, как, впрочем, и страны НАТО, и те, кто вместе с ними пришел на нашу землю, являются непримиримыми врагами свободного Афганистана. Каждый афганец должен убивать оккупантов, как только появится возможность.

— А как же те афганцы, что сотрудничают с оккупантами?

— Они еще большие враги, и их, и весь род ждет в будущем одно — смерть. Но… прошу в дом!

После сытного ужина Мирзади и Глобин поднялись на второй этаж, где рядом со спальней главаря террористической организации находился его кабинет. Кабинет был оформлен и меблирован в европейском стиле, что несколько удивило Глобина. Он повернулся к Мирзади:

— У тебя, строгого ревнителя ислама, кабинет, как у какого-нибудь человека в Москве или в Вашингтоне.

— Я же просил не упоминать американцев, — недовольно поморщился Абдулла. — А насчет кабинета — я приказал оформить его в европейском стиле потому, что так удобнее работать. Все под рукой — компьютер, спутниковая радиостанция, канцелярщина, документы. — Он указал на кресло у большого, обитого зеленой материей стола: — Присаживайся, разговор предстоит не короткий.

Глобин сел в кресло. Мирзади устроился в таком же, но за столом, и сразу перешел к делу:

— Что у тебя по переносным зенитно-ракетным комплексам? Можно рассчитывать на поставку крупной партии?

— Можно, — утвердительно кивнул генерал. — В ста восьмидесяти километрах от Москвы, у населенного пункта Баласан, который представляет собой секретный военный городок, в лесу находятся склады ракетно-артиллерийского вооружения центрального подчинения. По документам официально это склады устаревшего советского оружия и боеприпасов, подлежащих постепенной утилизации. На самом же деле там сосредоточены крупные запасы новейшего вооружения, в том числе и переносных зенитно-ракетных комплексов. Мне, пользуясь связями, удалось перед отъездом побывать на Баласанских складах. И я лично видел ангар с ПЗРК, там и американские «Стингеры», и советские «Иглы», и свежие современные, российские ПЗРК «Верба», по своим боевым характеристикам превосходящие и «Стингеры», и «Иглы». Комплексов немного, «американцев» около тридцати, чуть больше до шестидесяти ПЗРК «Игла», и сорок пять комплексов «Верба».