Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович - Страница 40

Про кофе такая история. Когда мы заняли город, то в немецкой офицерской столовой нашли еще горячий кофе. Ну, я и решил выпить чашечку, тем более что сварен он был отменно. Сам же и рассказал Васильеву про это.

Наутро батальон в составе передового отряда получил задачу действовать в направлении Седа – Лиепая. В течение ночи все танки были заправлены горючим и боеприпасами.

Я принял решение двигаться на Седу по грунтовой дороге через лес. Выслал вперед взвод танков лейтенанта Шустова. Быстро проскочили по лесу и вышли на шоссе Седа – Тельшай. Ввязваться в бой за Седа не стал – пехоты было мало, а танки в таком крупном населенном пункте без нее сожгут. Приказал роте Егорова обойти город справа и двигаться на Александрию.

Одиночные очаги сопротивления быстро подавили и вскоре вышли к Александрии. Буквально перед носом походной заставы был взорван мост через реку Ауоба. Тут же я получил приказ командира 202-й танковой бригады действовать в направлении Приекуле – Лиепая. Времени на подготовку практически не было – только успели дозаправиться горючим. Я собрал командиров рот и поставил им боевую задачу. К вечеру батальон вышел к станции Озолы. Единственная железная дорога, связывающая Курляндию с Восточной Пруссией, была перерезана.

Утром 7 октября батальон вел бой за высоту 80.0, которая прикрывала подступы к Приекуле. В батальоне осталось всего 9 исправных танков Т-34. Мой танк находился в центре боевого порядка.

Ворвались на позиции немецкой пехоты и стали их утюжить. В этот момент выстрелом из фаустпатрона танк был подбит. К счастью, фаустпатрон пробил кормовую броню и лишь повредил коробку передач. Танк не загорелся, и экипаж остался невредим. К утру 8 октября 1944 года мой батальон был выведен из боя. Оставшиеся 5 танков были переданы в 3-й батальон.

По окончании Мемельской операции и выходу к морю в начале ноября 1944 года 19-й танковый корпус был выведен в резерв. К 12 ноября мы сосредоточились юго-восточнее Елгавы. Там получили пополнение личным составом и технику.

Несколько командиров батальонов корпуса получили направления для поступления в бронетанковую академию. Я тоже обратился к комбригу с просьбой направить меня, но получил от ворот поворот:

– Кончим войну, тогда и будем учиться, а пока надо воевать.

Честно говоря, я уже навоевался. Опять сколачивание подразделений, огневая подготовка, вождение и прочие дисциплины. Чтобы как-то развеяться в серую, туманную, дождливую погоду, я даже пытался учиться играть на баяне. Мне кажется – получалось недурно.

Однажды из штаба бригады позвонили и приказали прибыть для получения награды. Командир корпуса прибыл в бригаду и вручил мне «полководческую» награду – орден Александра Невского. Получили награды также командир 3-го танкового батальона майор Дмитрий Щербин и командир мотострелкового батальона капитан Паша Гусев. Комкор поздравил нас и пожелал боевых успехов в предстоящих боях по разгрому врага в Курляндии.

Я вернулся в расположение своего батальона. Начальнику штаба Василию Кузьмину сказал:

– Надо обмыть, а то заржавеет.

Он понял, что надо съездить в Елгаву и там купить у латышей спиртное. Проблем с этим особых не было. Я позвонил Щербину и Гусеву, пригласил к себе, чтобы обмыть «Александра»… Собрались в штабной машине. Повар приготовил добрую закуску, и мы приступили.

После первой – оживленный разговор. Вдруг стучат. Открываю и свои глазам не верю – стоит родная сестра Клава! Как она меня нашла? Оказывается, мы были на одном фронте. Я ей написал, что мой командир Фещенко. Она смотрела на указатели с фамилиями и, когда увидела знак «хозяйство Фещенко», стала останавливать машины. Одна из них оказалась машиной бригады, с ней она и приехала в батальон. Сколько радости! Клава легко вошла в нашу компанию, и мы выпили еще за встречу. Пришлось потесниться. Надо было решить вопрос с уведомлением ее части, что она не дезертир и находится в воинской части. Были оформлены документы на имя командира зенитно-артиллерийского полка, в котором она служила.

Но вскоре я был тяжело ранен и попал в госпиталь на длительное время. Сестра подумала и приняла правильное решение, ведь ее с 202-й ничего не связывало, а поскольку в строю нет брата, то и не было смысла оставаться в бригаде. Она попросила командование, чтобы ее вернули в свою часть, где служили ее фронтовые подруги. Командование ходатайство удовлетворило.

Надо сказать, что кадровики постоянно проводили работу по возвращению раненых в родную часть, ездили по армейским и фронтовым госпиталям, оформляли документы. Люди, закаленные в боях, обстрелянные, очень были нужны.

А что значит после ранения вернуться в родную часть?! Это как вернуться домой. Я сам это испытал! Когда в 1945-м корпус был переброшен в Румынию, а я только выписался из госпиталя, мне предложили остаться в Прибалтике, направили в отдел кадров фронта. Но я уговорил, чтобы меня направили в родную часть. Пришлось даже показать газету, где было написано, что я получил звание Героя Советского Союза.

После завершения всех подготовительных мероприятий был произведен строевой смотр бригады. А финалом явился сбор всего офицерского состава корпуса до командира батальона включительно 16 ноября 1944 года, на котором выступил лично командующий 2-м Прибалтийским фронтом генерал армии А.И. Еременко. На этом сборе он дал конкретные указания по ведению боя. Ознакомил с задачами, которые предстояло решить фронту. Он был уверен в успехе, ведь 19-й танковый корпус решал в предыдущих боях более сложные и ответственные задачи, так как он был резервом Ставки Верховного главнокомандующего.

Задача была весьма серьезная – рассечь курляндскую группировку противника ударом направления Джутсте – Тукумс. Неожиданно командующий фронтом спросил командира 19-го танкового корпуса:

– До какой из ваших бригад ближе всего отсюда?

– До 202-й.

– Объявить бригаде готовность номер один.

Это значит, что личный состав и вся боевая техника должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи в максимально короткий срок.

По прибытии в расположение бригады командующего фронтом генерала армии Еременко командир бригады полковник Фещенко доложил ему:

– 202-я танковая бригада находится в готовности номер один.

Командующий приказал выстроить весь личный состав бригады на опушке леса, примерно в центре дислокации всех подразделений. Танкисты были в боевой форме, подтянуты, стройны. Чувствовалось, что сбор и внешний вид танкистов оставили хорошее впечатление у командующего фронтом. Он прошел вдоль строя, спрашивал у некоторых солдат и офицеров знание обстановки, задавал и другие вопросы. Особенно его интересовало, много ли в строю опытных фронтовиков.

В своем выступлении командующий говорил о том, что пора кончать с курляндской группировкой врага. Надо действовать в предстоящем бою смело и решительно. Не ввязываться в бои за крупные населенные пункты, а обходить их.

Приезд командующего в часть – на фронте редкий случай, и это воодушевляло, люди поняли, что командующий настроен решительно, по-боевому и уверен в успехе.

Много было разговоров в подразделениях после отъезда командующего. Все ждали, что вот-вот будет дана команда на вступление в бой. Но ноябрьские дожди задерживали активные боевые действия. Надо было ждать улучшения погоды, чтобы наша авиация могла поработать. Только 22 декабря начался штурм немецких позиций.

Более часа продолжалась артиллерийская подготовка. Авиация работала. Стоял сплошной гул, страшное зрелище, и не дай бог попасть под такой натиск огня.

И тем не менее прорвать оборону не удалось. Полоса обороны противника на направлении наступления состояла из четырех линий сплошных траншей полного профиля, кроме того, в глубине обороны были созданы мощные противотанковые заграждения.

Перед железной дорогой, на рубеже Джутсте – Берзупе, был отрыт противотанковый ров, заполненный водой. Из-за отсутствия морозов заболоченные участки местности не замерзли, что сковывало маневр.