Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович - Страница 33

Бывало, проводит меня до околицы, а остальные 28 километров до Суксуна, в любое время года, иду один. Отчим настраивал меня на большие дела, и за это ему большое спасибо.

И все же, помимо учебы и работы, оставалось время на занятия в различных спортивных кружках. В субботние и воскресные дни, как правило, в холле техникума был танцевальный кружок, учились танцам. В те годы сдавали нормы, и это было престижно – получить значки «Ворошиловский стрелок», «ГТО» «БГСО» и другие. У меня все они были.

В 1937 году я окончил техникум. Я и двое моих товарищей по учебе получили направление на работу в детский дом в селе Наумовка, в 28 километрах от города Томска. За две недели до начала занятий в школе мы с сокурсниками решили собраться в Новосибирске и затем ехать вместе к месту назначения. Иван Лопатин и Николай Хохряков прибыли в назначенный срок в Новосибирск, и 13 августа мы выехали в Томск. От Томска до Наумовки четыре часа тряслись на телеге.

В селе, куда мы прибыли, размещался детский дом, в котором находилось чуть более 250 воспитанников различного возраста. Нам выделили дом для проживания. Директор показал вновь отстроенную школу и пожаловался, что учителей не хватает и к тому же в школе пока нет директора. Дня через два Иван и Николай поехали в райцентр, чтобы встать на учет в райвоенкомат, заодно в районный отдел народного образования.

Заведующий районо Фефелов, участник Гражданской войны, орденоносец, побеседовал с ними и сказал, что он подбирает кандидатуру на должность директора Наумовской неполной средней школы, и предложил одному из них занять эту вакансию. Они ему ответили, что есть другая кандидатура. Когда мои товарищи вернулись в Наумовку, я спросил, конечно, какие привезли новости: «Принимай школу, директор!»

Я считал, что они шутят. Иван Лопатин достает выписку из приказа о назначении меня директором. Мне в то время не было еще и восемнадцати лет. Почему заведующий районо принял такое решение, непонятно. Пришлось впрягаться и тянуть лямку: собрал педсовет из двенадцати педагогов. Многие из них имели большой опыт, но не имели образования, а некоторые, как мои друзья, имели образование, но не имели опыта. Зачитал выписку из приказа о моем назначении. Закрепили классных руководителей. Уточнили количество учеников. Провели линейку 1 сентября. Прошла неделя, месяц, все шло своим чередом, промахов и просчетов не было.

Первые выборы в Верховный Совет состоялись в декабре 1937 года, а я, семнадцатилетний директор, хоть организовывал их, но сам даже не голосовал.

После выборов завхоз школы пригласил съездить в деревню и отметить это важное событие. Мы поехали в гости к его родителям, которые жили недалеко от Наумовки.

Когда все собрались, а было человек пятнадцать, хозяин пригласил к столу. Чего только не было на этом столе, даже жаркое из поросенка. На столе стояла четверть водки и один стакан. Когда все уселись, я оказался слева от хозяина дома, а его сын, мой завхоз, справа от него. Хозяин берет стакан, наливает дополна из четверти и ставит стакан передо мной. Я в то время практически не выпивал. Отпил немного и стал закусывать. Хозяин вновь доливает и ставит стакан мне. Снова глотнул немного. Он в третий раз доливает в стакан водку из четверти. Сын хозяина тычет меня под бок и говорит:

– Обычай такой у нас. Первую пьют до дна.

Откуда мне знать их обычаи? Вижу сердитые лица бородачей и что начало задерживается. Стакан по кругу не идет, он ведь один был на столе, а выпить хочется всем.

Я выпил водку без остатка и крепко захмелел. Стакан пошел без задержки по кругу, и все наладилось. Мне еще удалось немного закусить, но практически я отключился, и вскоре мне предложили лечь, что я и сделал. Разве я знал их обычай, что первую пьют до дна, а потом – как хочешь.

Среди девушек-воспитателей самой красивой была Нина Аникина, обаятельная блондинка, которая мне очень нравилась. Я сделал ей предложение. Нина об этом рассказала своим родителям, но они были категорически против, сказали, что еще рано думать о замужестве.

Еще в ноябре 1937 года я попросил заведующего районо Фефелова подобрать другую кандидатуру на должность директора, поскольку я и двое моих товарищей Маркатун и Жирнов решили поискать новые места, где было бы интересно жить и работать. Мы были так молоды и так много хотелось узнать. В январе 1937-го кандидатура была найдена. Проводы совпали с Новым, 1938 годом. Отпраздновали весело. Попрощались со всеми и поехали на родину Петра Жирнова – на Украину. Добрались до Москвы, купили билеты до Одессы. Прибыли в Головоневский район Одесской области.

Родные Петра были рады, что сын приехал домой. Несколько дней мы погуляли, но потом решили продолжить свое путешествие – решили ехать работать в Грузию. Приехали в Одессу, купили билеты на теплоход «Грузия» до Сухуми. Оттуда поездом доехали до Кутаиси, затем автобусом до Цаленджихи. В городе были места для учителей, но Петр, по специальности бухгалтер, работу найти не мог. На последние деньги купили билеты на пароход до Новороссийска. Чтобы добраться до станицы Елизаветинская, недалеко от Краснодара, где нам предложили работу, пришлось продать один из моих костюмов.

В станице устроились в школу Е 1. Иван стал учителем математики, а мне дали 4-й класс. Петр и здесь не смог устроиться на работу. Мы с Иваном поработали месяц, получили зарплату, снабдили Петра деньгами и отправили домой. Позже мы получили от него письмо, из которого узнали, что он нашел себе работу по специальности.

Остались мы с Иваном вдвоем, но вскоре Иван Маркатун, коренной сибиряк, стал скучать по своей родине и по окончании учебного года уехал домой. Так распался союз трех друзей – Падуков, Маркатун, Жирнов.

Жизнь в станице протекала весело. Хотя я там прожил всего около года, это было лучшее время в жизни, которое я не забуду до конца своих дней. Раньше я заезжал туда, но беда в том, что из тех людей, с которыми я когда-то дружил, в живых уже почти никого не осталось. Только могильные плиты с их именами на кладбище…

В июле – августе 1939 года я сдал экзамены в Пермский педагогический институт и был зачислен на первый курс. Но, поскольку вышел указ «О всеобщей воинской обязанности», в октябре меня призвали в Красную Армию.

С командой призывников прибыл в Свердловск. В первую очередь нас строем повели в баню. Затем постригли всех наголо и обмундировали по всей форме. Самое трудное было научиться мотать обмотки. Старшина команды всех нас посадил в круг и стал показывать, как это делается.

Пройдя курс молодого красноармейца, все новобранцы приняли военную присягу. После принятия присяги нас стали отпускать в увольнение, в город, и даже кое-когда в театры. Моя первая специальность звучала так: красноармеец-писарь Политуправления Уральского военного округа. Служба шла своим чередом, проблем не было. Ходили в наряд не часто, приходилось нести службу контролерами на пропускном пункте и в гараже штаба округа.

В ленинской комнате политрук команды проводил беседы, некоторым предлагал поступать в военные училища. Я подумал, а не поступить ли мне в Свердловское пехотное училище? В конечном счете решил подать рапорт о зачислении меня курсантом в училище. Помню, политрук сказал: «Из вас получится хороший командир». Итак, в декабре 1939 года я стал курсантом Свердловского пехотного училища. Теперь я уже ходил не в ботинках с обмотками, а в яловых сапогах, да и шинель была получше.

Этот набор курсантов был необычный. В нем было много участников боев на Халхин-Голе. Даже орденоносцы были: Щитов был награжден орденом Красного Знамени, Абраменко – орденом Красной Звезды, а Федя Белорунов – медалью «За отвагу».

Учеба шла свои чередом. Командиры были отлично подготовленные. Все занятия по тактической подготовке, огневой и строевой проводились на плацу и в поле. С ранней весны мы выходили в летние лагеря. Плавали на реке Пышма в Елани, совершали марш-броски на 25 километров в полной боевой выкладке, со стрельбой, преодолением зараженного участка в противогазах, штурмовой полосы и водной преграды.