Запретная стена - Брюссоло Серж - Страница 18

– Слушай, Сигрид, – сказал он с горьким недоумением, – что у тебя за игра такая?

Она резко подскочила к нему вплотную и уставилась ему в лицо горящими от ярости глазами.

– Нат! – прошипела она. – Прожив столько времени с Мягкоголовыми, ты стал таким же глупым, как они!

Юноша хотел возразить, но Сигрид не дала ему и слова сказать.

– Молчи! – рявкнула она. – Неделю назад ты отказывался написать свое имя на табличке, а сегодня прислуживаешь Гуну, как лакей. Ты что, так ничего и не понял? А я-то думала…

– Сигрид, послушай…

– Нет, это ты послушай! Сегодня вечером я буду ждать тебя у скал на южном мысе. Хочу показать кое-что, что наконец откроет тебе глаза.

С этими словами она резко развернулась и зашагала прочь, а Нат, понурившись, потащил корзину в башню.

«Прислуживаешь Гуну, как лакей». Оскорбление жгло его раскаленным железом. Он прикусил губу. Растерянность прошла, и в нем вскипел гнев. В самом мрачном настроении он вскарабкался на второй этаж, чтобы нанести на карты последние заметки Гуна: «стая ящеров мигрировала на восток, на севере возможны осадки». Согласно правилам, ему еще предстояло объявить эти новости в рупор.

Сигрид по-прежнему оставалась для него загадкой. Она всегда казалась ему немного неуравновешенной, склонной хвататься за всякие несбыточные проекты. Она легко выходила из себя и то и дело переходила от непрерывной болтовни к надутому молчанию. Он не имел представления, какой она стала за последние годы, с тех пор, как еще подростками они потеряли друг друга из виду. Были ли у нее любовники? Интересно, сколько? И кто? Наверняка вокруг нее увивалась куча парней. Барнабас говорил о ней как о шлюхе, но стоит ли верить суждениям чокнутого, озабоченного старикашки?

Нат же так никогда и не мог толком разобраться, какие он испытывает чувства к этой девушке. Долгое время он старался думать о ней отстраненно, как о девчонке-сорванце… наверное, просто сдерживал самого себя, отказываясь признаться, что испытывает к ней влечение. Перед тем как покинуть Сольтерру, вскоре после смерти отца, он искал ее, чтобы попрощаться, но напрасно. Она где-то спряталась, не желая его видеть. Кто догадается, что у этих девчонок в голове!

Он с раздражением отбросил навязчивые воспоминания. Все это слишком сложно для него. В любом случае он никогда ничего не понимал в женщинах!

Глава 12

Сигрид явилась в шлеме от дождя. Резкий контраст между бывалым стальным шлемом и виднеющимся в щели забрала худеньким личиком странным образом взволновал Ната, который тут же постарался подумать о чем-то другом.

– Ты помнишь «Ползунов»? – с ходу заговорила Сигрид. – Мы еще подглядывали за ними, когда были детьми.

– Ползуны? – удивился юноша. – Те чокнутые бедняги! Неужели они с тех пор не перемерли?

Ползуны представляли собой небольшую общину, которая жила обособленно от всех остальных в крайней нужде и лишениях, никогда не прибегая к защите от каменных дождей, которые нещадно секли их кожу и проламывали черепа. Во время сильных ливней многие из них погибали, размолоченные кремнистыми градинами чуть ли не в кашу. Они не носили одежды и передвигались чаще всего ползком, отказываясь подниматься на ноги, а во время обрядов возносили хвалу колдуну-визирю Алканеку и вымаливали у него прощение.

Ползуны люто ненавидели больших неуклюжих птиц Алмоа и при каждом подвернувшемся случае яростно забрасывали их камнями.

«Они ненавидят все, что наделено свободой летать, – объяснял ему Мур. – Считают, что давление силы тяжести – это справедливое наказание, плата за то, что люди приговорили Алканека к казни через раздавливание. В их глазах любая попытка противостоять ему равносильна святотатству. Они опасные фанатики, так что держись от этих сумасшедших подальше».

Сигрид отвела Ната к тому месту, где холм превращался в нечто вроде полуострова. Там она улеглась в высокой траве на живот и жестом велела юноше последовать ее примеру.

– Говори потише, – прошептала она. – Ветер разносит звуки по равнине очень далеко, и они могут тебя услышать.

– Кто это «они»?

Вместо ответа Сигрид указала на потрескавшееся глинистое пространство перед ними. Там высился большой кожаный шатер, похожий на мрачный цирк-шапито, изорванный и побитый каменными дождями.

– Что это такое? – с удивлением спросил Нат. – До моего ухода этой штуки здесь не было.

Сигрид коротко кивнула, отчего забрало на ее шлеме негромко звякнуло.

– Именно об этом я не раз пыталась поговорить с тобой. Ползуны! Помнишь их? Все еще смеялись над ними. Они разбивали птицам головы камнями…

– Помню, – согласился Нат. – Но это была просто горстка сумасшедших, не больше десятка. Не понимаю…

Сигрид скривилась.

– Сумасшествие заразно, – прошептала она. – Пойдем посмотрим, но будь осторожен, они с каждым днем становятся все агрессивнее. Теперь их боятся даже ящеры. Так что если я скажу «беги», не медли!

Они поднялись, и девушка зашагала по каменистой тропке, которая вела прямиком на полуостров. Нат только ошарашенно таращил глаза. Несколько человек лежали ничком, уткнувшись лицом в пыль, с широкой деревянной доской на спине. На эти доски были навалены десятки крупных булыжников, вынутых из старых развороченных мостовых. Несчастные почти задыхались под этим чудовищным грузом. Дыхание с хрипом вырывалось из сдавленной груди, лицо налилось синевой, глаза выкатывались из орбит. Чуть дальше, негромко всхлипывая, терпели ту же пытку мальчишки лет шести. Нат хотел немедленно вмешаться, но Сигрид пресекла его порыв.

– Нет, – сказала она, – не трогай их. Родители специально подвергают их этому испытанию, чтобы закалить… Приучить их к тяготению.

– Но это же ужасно! – запротестовал Нат.

– Не трогай! – резко повторила девушка. – Если ты попытаешься освободить их, они первыми вцепятся тебе в глотку.

Некоторые страдальцы держали на себе такие огромные кучи камня, что их тела вдавило в мягкую почву. Один из них, кожа которого уже позеленела, явно скончался не меньше недели назад, и исходившее от него зловоние было невыносимо.

– Каждую неделю сюда приходит их верховный жрец и добавляет еще несколько камней к их ноше, – пояснила Сигрид. – В результате у тех, кто не умирает от удушья, мышцы становятся крепкими, как у титанов.

Нат заметил, что руки и ноги у распластанных на земле людей стали необычно короткими и коренастыми, похожими на лапы крокодилов.

– Ладно, не будем тут задерживаться, – прошептала Сигрид. – Пойдем к шатру.

Они зашагали дальше. Вблизи кожаный шатер казался еще огромнее. Сшитые краями кожи были сверху донизу исполосованы шрамами от лютых камнепадов.

Изнутри доносилось глухое, угрожающее бормотание. Сигрид подкралась к одной из прорех в кожаной стене и заглянула внутрь.

– Смотри! – шепнула она, потянув его за рукав.

Нат подошел и приник к дыре. Внутри было человек пятьсот – все лежа на животе, локоть к локтю, лицом вниз, как погибшие на поле боя, которых кто-то разложил правильными рядами. Вся эта неподвижная масса тел хором декламировала какие-то непонятные заклинания, в которых то и дело поминалось имя Алканека.

– Что же это такое? – не выдержав, пробормотал юноша.

Сигрид потянула его в сторону, и ее губы жарко зашептали ему в ухо:

– Говорю же тебе, Ползуны! Те самые, над которыми ты насмехался… Вчера десяток, сегодня пятьсот, а завтра, быть может, тысяча… ну что, начинаешь понимать? Теперь это не просто кучка психов, которые только и могут, что вымещать злость на птицах. Это целая армия.

Нат потряс головой – действительно, разросшиеся полчища Ползунов могли напугать кого угодно.

– Пошли, – настойчиво зашептала девушка. – Не надо здесь оставаться, они могут нас увидеть.

– Но что они делают? – упрямо продолжал расспросы юноша.

– Призывают на наши головы всяческие проклятия, – вздохнула Сигрид. – Их идеи нисколько не изменились. Они посвящают свое тело силе тяжести, благословляют ее. Поклоняются ей, как божеству. А нас ненавидят за то, что мы отказываемся ползать на брюхе и продолжаем ходить вертикально. С их точки зрения, это кощунство. Время от времени они совершают человеческие жертвоприношения. Тому, кто вытянет короткую соломинку, наваливают на лопатки такую кучу камней, что у него ломается грудная клетка. То еще зрелище, ты бы видел. Особенно когда слышишь, как трещат ребра бедняги… и кровь хлещет изо рта.