Замок Спящей красавицы - Картленд Барбара - Страница 15

— Вы заставляете меня нервничать, — запротестовала Йола. — Вдруг я потерплю фиаско? Вдруг на меня никто не обратит внимания?

— Еще как обратят! — уверенно заявила Эмме. — Я убедила герцога немного расширить наш круг. На ужине будут присутствовать человек пятьдесят; среди них — несколько дам, считающих себя законодательницами моды. Они точно умрут от зависти, увидев вас!

— Нет-нет, надеюсь, все останутся живы! — рассмеялась Йола.

— Вы не знаете, что значит для француженки быть более модной, чем все остальные, — ответила ей Эме. — Нарядами, которые они сначала покупают, а затем от них избавляются, можно забить всю Сену от одного моста до другого!

— Когда я покупала платья перед тем, как вернуться домой, меня поразили цены, — простодушно призналась Йола.

— С каждым годом, с каждым сезоном цены взлетают все выше и выше, — согласилась с ней мадам Обиньи. — Деньги перестали что-либо значить, а все из-за таких особ, как Ла Паива[6] и Гортензия Шнейдер.

Йоле было известно, что Гортензия Шнейдер — актриса, достигшая вершин театральной славы. Весь Париж был без ума от ее роли в оперетте «Герцогиня Герольштейнская»[7].

Заметив интерес Йолы, мадам Обиньи поспешила пояснить:

— В ее гримерную в театре «Варьете» регулярно наносят визиты принцы крови и знатные персоны из многих стран, прибывшие на Всемирную выставку. Мне говорили, что король Греции и король Бельгии Леопольд бывают там чуть ли не каждый вечер.

— Она хорошая актриса? — осведомилась Йола.

Эме пожала плечами:

— Она, безусловно, пользуется успехом у публики, но, пожалуй, куда более успешна в ее второй — впрочем, я бы даже сказала, первой — профессии куртизанки. Говорят, что принц Уэльский уже написал записку с пожеланием получить билеты на ее спектакли. Кстати, хотите услышать забавный анекдот о ней?

— Какой же?

— Позавчера мадемуазель Шнейдер решила посетить выставку на Марсовом поле. Когда ее карета прибыла туда, она попыталась пройти через Йенские ворота — боковой вход на выставку, предназначенный лишь для особ королевской крови.

— И что же?

— Когда охрана осмелилась преградить ей путь, она властно заявила: «Дорогу! Я — Великая герцогиня Герольштейнская!» — Эме рассмеялась и продолжила: — Как истинные парижане, охранники сняли шляпы, поклонились и пропустили ее. Разве это не доказывает, сколь высокое положение она занимает в обществе?

— Вы правы, — согласилась юная графиня. — Жаль, что я не видела ее на сцене.

— Мы с вами сходим на ее спектакль, — пообещала Эме. — Или вы побываете там с кем-нибудь еще.

Йола промолчала, хотя и не удержалась от мысли о том, как было бы здорово побывать в театре в обществе мужчины!

Она представила себе, что сказала бы бабушка, услышав об этом. А еще ей было понятно, на что намекает Эме: если маркиз обратит на нее внимание, он наверняка покажет ей все достопримечательности Парижа, в том числе и Гортензию Шнейдер.

Йола рассчитывала, что отправится в особняк герцога на Елисейских Полях в обществе Эме Обиньи, но та сказала, что это было бы ошибкой.

— Я буду там до того, как начнут прибывать гости, — сказала Эме. — Я не хочу, чтобы вас видели вместе со мной. Вы должны появиться после того, как прибудут все остальные гости. — Заметив недоумение на лице Йолы, Эме сочла своим долгом пояснить: — Тут самое главное — рассчитать все по минутам. Чтобы произвести фурор, нужно чтобы вы появились в доме герцога одна.

— Вы говорите так, будто собираетесь выпустить меня на театральную сцену.

— Именно это я и пытаюсь сделать, — чистосердечно призналась Эме. — Это ваш звездный час. Именно в этот миг взгляды всех присутствующих будут устремлены на вас, Йола. Мне право жаль, что ваш выход не будет сопровождаться барабанной дробью.

— В таком случае меня будет бить нервная дрожь, — улыбнулась Йола.

— Помните, единственный, кто имеет для вас значение в эти минуты, — маркиз, — произнесла Эме. — Вот увидите, он сразу заметит вас. Однако не забывайте: все женщины до единой будут стараться обратить на себя его внимание.

— Неужели он действительно так привлекателен? — удивилась Йола, и в ее голосе прозвучал скепсис.

— Увидите сами, — загадочно ответила мадам Обиньи.

Прежде чем отправиться в особняк герцога, Эме зашла в спальню гостьи.

Сегодня Йолу было не узнать. Никто не нашел бы в ней сходство с юной девушкой, еще накануне прибывшей в Париж. Она честно призналась себе, что выглядит одновременно интересной и красивой.

Услышав шаги Эме, она отвернулась от зеркала. Мадам Обиньи восхищенно захлопала в ладоши.

— Это платье просто восхитительно! — воскликнула она. — А вы, моя дорогая, станете новой звездой на столичном небосклоне и будете сводить с ума весь Париж!

— Я не уверена даже в том, что появлюсь на этом небосклоне. Я нервничаю, как на премьере, и сердце бешено колотится.

— Вот и хорошо! — ответила ей Эме. — Лишь бесчувственная и приземленная женщина оставалась бы равнодушной в подобной ситуации.

— Мне остается надеяться, что я не подведу вас после всех трудов, которые вы взяли на себя.

— Вот увидите, все будет прекрасно, — пообещала мадам Обиньи. — Кстати, я принесла вам драгоценности, чтобы вы непременно надели их вечером.

Йола удивленно подняла брови:

— А разве вы не сказали Феликсу, что я не стану надевать никаких драгоценностей?

— Я хотела, чтобы Феликс украсил вашу прическу всего лишь тремя красными розами, — ответила Эме. — И должна признаться, что он прекрасно справился с этой задачей.

И действительно, прическа Йолы являла собой шедевр парикмахерского искусства.

Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий, чистый лоб, и заплетены в косы, уложенные наподобие нимба над огромным шиньоном.

Парикмахер искусно закрепил в них три превосходных свежих бутона роз. Кроваво-красного цвета, они хорошо сочетались с ее шелковым платьем, которое шлейфом струилось от талии.

Кружево в тон платью гармонировало с соблазнительной белизной ее кожи в декольте и на плечах.

Платье было верхом совершенства и подчеркивало идеальную фигуру юной графини Богарне. Было в нем нечто греческое, и, глядя на шлейф, казалось, будто кринолин унесло ветром, отчего подол стал похож на волны, расходящиеся веером от резной фигуры на носу корабля.

Никогда еще Йола не задумывалась о том, сколь бела и бархатиста ее кожа, а глаза могут быть такими огромными и загадочными.

Эме открыла шкатулку, которую держала в руках, и Йола увидела, что в ней лежит колье с крупными, превосходной огранки рубинами, пылавшими как огонь.

— Вот что вам необходимо, — произнесла мадам Обиньи.

— Они великолепны! — восхитилась Йола. — Но не покажется ли всем странным, что у меня такие дорогие украшения?

— Они станут гадать, кто их вам подарил. И проведут весь вечер, ломая голову над этим вопросом, — ответила Эме.

Она, как всегда, была в черном, но сегодня вечером решила надеть серьги с изумрудами в тон ожерелью.

Йола посмотрела на нее и сказала:

— Вы так хороши, Эме, что у меня возникает неловкое ощущение, что все будут смотреть только на вас и никто даже не повернет головы в мою сторону.

— Сегодня все взгляды будут прикованы к вам, Йола, — пообещала хозяйка дома. — Смею заверить вас, что позволю герцогу поговорить с вами лишь несколько минут. После чего полностью завладею его вниманием.

— Можете не беспокоиться, — ответила Йола. — Когда вы здесь, он просто не сводит с вас глаз. Я видела.

— Вы мне льстите, Йола, — улыбнулась Эме. — Моя дорогая, я желаю вам всего того, чего желаю себе. Надеюсь, что завтра услышу от вас признание в том, что наш маскарад оказался успешным.

«Так и будет», — сказала себе Йола, направляясь в особняк герцога на Елисейских Полях, покинув, как ей было сказано, дом на улице Фобур-Сент-Оноре через несколько минут после отъезда Эме.