Исчезнувшая Луна (сборник) - Брэкетт Ли Дуглас - Страница 2

Трава вокруг дома была высотой примерно в ярд. И я помню, как, выглянув однажды в окно, обнаружил Ли самозабвенно размахивавшей косой, приобретенной у кого-то в деревне. Поскольку раньше она ею никогда не пользовалась, это было просто чудо, что она не отрезала себе ноги.

Но это было только начало. Мы изо всех сил старались соорудить человеческое жилище из раннеамериканской реликвии. Ли помогала мне выкатывать со двора огромные камни, настилать полы, прибивать к стенам панели и как-то раз даже залезла на крышу помочь прибить дранки.

Временами мы бродили по лесу, собирали землянику и ежевику. В такие вечера Ли выстраивала на столе в ряд кувшины с замечательными джемами и другими деликатесами. А на следующий день с раннего утра снова возвращалась к печатной машинке.

Единственным видом деятельности, на которую ее невозможно было уговорить, была охота, для чего я приобрел отличный карабин с телескопическим прицелом, универсально приспособленным для стрельбы по суркам. Их было целое множество, они рыли себе норы вокруг лужайки у нашего дома. А Ли завела себе привычку наблюдать за ними, когда отрывала глаза от печатной машинки. Они стали для нее почти домашними, и ясно, что мое замечательное ружье так ни разу и не использовалось.

В начале зимы 1956 года мы взяли отпуск на несколько недель для давно запланированной поездки в Египет, Персию и Средний Восток. Но прежде чем это сделать, нам пришлось выкапывать из промерзшей грязи посаженный прошлой весной пастернак. Казалось, что его невозможно сдвинуть с места, и я пошутил, мол, странная интродукция между Голливудом и Египтом, а Ли спокойно ответила: «Это хороший пастернак, и он будет храниться как полагается, прежде чем мы уедем».

Можно подумать, что между двумя загруженными работой писателями, живущими вместе и занимающимися обустройством дома, должны возникать трения. Мы оба знали, как тяжело писать, и с самого начала уважали рабочие привычки друг друга. Когда один из нас уходил в рабочий кабинет, все остальное просто не имело значения.

Меня иногда спрашивают, почему мы не пишем вместе. Конечно, за все эти годы случалось то, что я бы назвал неофициальным сотрудничеством, а совсем недавно мы впервые полноправно сотрудничали над повестью для антологии Харлана Эллисона «Последние опасные видения». Мы решили написать повесть о наших самых любимых героях: у Ли это, конечно же, Старк, а у меня — персонажи приключений в далеком будущем, о которых я писал много лет назад в серии «Звездные короли». А назвали мы все это — «Старк и звездные короли». Когда мы приступили к работе, совершенно внезапно обнаружилось, что у нас абсолютно разные методы: я пишу конспект и разрабатываю его, и когда я спросил Ли, где ее конспект, она ответила, что его просто не существует: «Я просто начинаю с первой строки и иду дальше». Я был крайне удивлен; для меня это чудовищно трудный способ.

Мы никогда не читаем друг другу незаконченные вещи, чтобы случайно не сбить намеком, пусть даже очень хорошим. Потому что это грозит путаницей противоречивых элементов. Но когда Ли работала над «Последователем свободного ветра», ею было сделано исключение. Видите ли, Джим Бакворт, храбрый мулат, который, отправившись на Запад, стал прокладывать дороги и сделался одним из знаменитых людей, на самом деле был моим героем. Она опасалась, как бы меня не обидело что-нибудь из того, что она о нем напишет, и поэтому, закончив часть, каждый раз давала мне ее прочесть. Так что мне приходилось неустанно рецензировать: «Отлично! Продолжай в том же духе».

Писать более-менее профессионально я начал лет на десять раньше, чем Ли. Однако мне нашлось чему у нее поучиться. Обычно я заводился и уже не останавливался, поэтому часто выходили непродуманные страницы. Но наличие критика тут же в доме вскоре заставляло меня погасить пыл и возвратиться к тому, что было написано слишком небрежно и поспешно.

Ли, ко всему прочему, очень деликатный критик. Она искренне радовалась, если что-то получалось хорошо. А если какой-то рассказ оказывался посредственным, непроизвольно хмурила брови и начинала тщательно выбирать слова: что-то вроде того, что, мол, вот этот (второстепенный) герой очень хорош. И ни слова о том, что все остальное ни к черту не годно. Для меня это означало идти и переписывать заново. После стольких лет изготовления конвейерной продукции для дешевых журналов это очень благотворно отразилось на моей работе. И я думаю, а многие согласятся со мной, что мои произведения приобретали все более качественный уровень.

За это и, по крайней мере, за миллион других вещей я благодарен Ли.

ДРАГОЦЕННОСТЬ БАСА

Глава 1

Маус помешивала жаркое, весело шипевшее в маленьком железном котелке. Еды было маловато. Маус задумчиво фыркнула и сказала:

— Ты мог бы спереть кусок побольше. Теперь придется голодать до следующего городка.

— Ох-ох-о! — лениво вздохнул Сиран.

Глаза Маус потемнели от гнева.

— Нам есть нечего, а тебе, я вижу, на это наплевать!

Удобно расположившись возле большого замшелого камня, Сиран следил за Маус ленивыми глазами. Он любил наблюдать за ней. Она была маленькая, на голову ниже его, и худенькая, как девочка. За ее черными, вечно всклокоченными волосами ухаживал только ветер, а глазки ее — тоже черные — блестели, как две застывшие капли дегтя. Между ними, на переносице, краснело маленькое клеймо воровки. Тело девушки кое-как прикрывала видавшая виды малиновая туника, и торчащие из-под нее голые руки и ноги были такими же загорелыми, как и у самого Сирана.

Сиран ухмыльнулся, и стало видно, что во рту у него не хватает одного зуба, а на верхней губе четко обозначился старый, давно затянувшийся рубец.

— Еда? Зачем нам еда? — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты разжирела и обленилась.

Маус, весьма чувствительная к намекам насчет ее худобы, яростно прошипела что-то и швырнула в своего спутника деревянной тарелкой. Сиран пригнул косматую голову, позволив тарелке пролететь мимо, и, как ни в чем не бывало, тронул струны арфы, лежавшей на его голых загорелых коленях. Арфа мягко замурлыкала.

Сирану было хорошо. Жар солнечных шаров, медленно плывущих в красноватом небе, навевал на него блаженную дремоту. После шума и толчеи рыночных площадей и пограничных городов глубокая тишина этого места казалась почти невероятной.

Они устроили привал на узкой гряде, идущей от Фригейских холмов вниз, в прибрежную равнину Атланты. Этот путь был короче, но ходили по нему только бродяги, вроде них. Слева от Сирана, далеко внизу, простиралось угрюмое горящее море, скрытое красноватым туманом. Направо, тоже далеко внизу, раскинулась Запретная Равнина, плоская, тянущаяся до самого края мира, выгнутого вверх, точно края блюдца. Там, где равнина поднималась к небесам, острые глаза Сирана различали огромный, блистающий золотом пик, чья вершина скрывалась в облаках.

Маус неожиданно спросила:

— Это она, Кири? Бет Вита, Гора Жизни?

Сиран извлек из арфы трепещущий звук.

— Она самая.

— Давай поедим, — предложила Маус.

— Боишься?

— Не хочешь ли ты прогнать меня? Может, ты думаешь, что клейменая воровка недостаточно хороша для тебя? Я не виновата, что родилась от таких родителей. Ты тоже имел бы клеймо на своей безобразной роже, но тебе повезло!

И она швырнула в него черпаком.

На этот раз Маус прицелилась лучше, и Сиран не успел уклониться. Черпак задел его по уху. Он сердито поймал его и бросил обратно. Маус отшатнулась, потеряла равновесие, упала, и вдруг из ее глаз покатились слезы.

— Боюсь?.. Конечно, боюсь! Я никогда еще не выходила из города. Кроме того..

Она перешла на шепот.