Когда нам семнадцать… - Александровский Виктор Николаевич - Страница 15

Лодка уверенно шла вперед, и вот уже справа замелькали темные лесистые сопки, у подножия их временами вились паровозные дымки. По левую сторону, за зелеными шапками островов, маячили чуть заметные очертания города. Он все удалялся, удалялся… А прямо перед нами расстилалась широкая синь Ангары, освещенная горячими лучами солнца.

Виталий Львович, придвинувшись к Игорю и Вовке, стал с увлечением что-то рассказывать. До меня доносились лишь отдельные слова. Но когда напротив небольшой деревушки профессор вскочил и энергично махнул рукой поперек реки, я понял: здесь в будущем пройдет могучее тело ангарской плотины. Когда это будет?

От воды и от зелени, от солнца и от неумолчного рокота мотора кружилась голова.

Начало вечереть. От реки понесло сыростью. За лесистыми сопками багровел закат. По воде с берега потянулись черные тени. Показался мысок мохнатого острова. Решено было пристать на ночлег.

Я круто повернул руль. Лодка пронеслась еще вперед и плавно взлетела на шелковистую осоку.

С острова уезжали ранним утром. Снова речной простор, снова рокот мотора. Ангара здесь стала заметно уже, а течение сильней. Лодка с трудом продвигалась вперед, подолгу задерживаясь на перекатах. Во всем сказывалась близость Байкала: воздух стал прохладнее, по берегам потянулись высокие скалы. Нежную зелень березовых рощ и осинника сменила темная хвоя сосен и лиственниц.

Еще один поворот за остров… Отвесные берега реки стали сближаться, подыматься ввысь, как бы образуя ворота. Из них, из этих каменных ворот-великанов, седой Байкал выпускал на просторы Сибири свою единственную дочь — Ангару.

Вот слева у берега над водой показался кусок мутно-зеленой скалы. Вершина ее плоская, как крышка сундука.

— Шаманский камень! — приветственно помахал своей шляпой Виталий Львович.

Возле истока реки течение стало почти неодолимым.

— Не подкачай, милый! — хлопотал Игорь возле мотора.

Лодка то застывала на месте, то делала чуть заметные сдвиги и вдруг с силой рванулась вперед… Перед нами открылась равнина Сибирского моря. Под лучами солнца оно казалось даже не голубым, а каким-то прозрачным, как небо. И только чуть заметная дымка на горизонте напоминала о том, что и у этого простора есть где-то край…

Игорь выключил мотор. Сразу стало тихо-тихо, только пронзительные крики вертких ласточек нарушали тишину. Но так казалось поначалу. Вот откуда-то справа, из-за зеленеющих скал, донесся протяжный гудок паровоза, потом послышался шум пароходных колес. Судно, отойдя от пристани, повернуло прямо в открытое море. Где-то там, в далекой синеватой дымке, затерялось селение Удыль…

— На питомник! — скомандовал Виталий Львович, показывая рукой, куда мне рулить.

Мотор заработал как-то удивительно весело и легко, лодка стремглав понеслась к отвесным берегам.

затянул густым тенорком отец Игоря.

Мы дружно подхватили:

Глава девятая

Славное море

Домик, принадлежащий питомнику, стоял на самом берегу Байкала. Рядом с ним на узкой песчаной полоске тянулось еще несколько строений. Эту крохотную деревушку молчаливым полукольцом окружал скалистый таежный хребет. Он как бы давил на домики, придвинув их к самой воде.

Неподалеку, в больших проволочных клетках, под кедрами жили соболя. Весной зверьки принесли приплод. Соболиные детеныши нуждались в свежей пище, и поэтому в тайге были расставлены капканы.

На второй день после приезда Вовка перезнакомился со сторожами питомника, высмотрел, где они ставят капканы, и предложил себя в помощники. «Конечно, до похода за Байкал», — предупредил он солидно. Мы с Игорем занялись мелким ремонтом лодки, шитьем палатки и пробковых спасательных поясов…

Дни, заполненные хлопотами, проходили незаметно. Утром, проснувшись, мы соскакивали с сеновала, бежали к озеру и, наскоро сполоснув лица обжигающей байкальской водой, ехали выбирать сети. Рыбы попадалось много, и с ней приходилось возиться чуть не до самого обеда. А потом принимались за свои дела. Так в дружной работе прошла у нас первая неделя…

— Скучища! — зевнул как-то Вовка, валяясь со мной на песке в послеобеденный час.

Набежавшая волна пощекотала его голые пятки, и Челюскинец сел, обхватив руками колени.

— Сколько дела, а тебе скука, — лениво ответил я.

— Вот именно! С утра — рыбы, днем — бурундуки. Никакой, как говорится, — Вовка тоненько сквозь зубы сплюнул, — романтики.

— Ладно, будет тебе и романтика, — вмешался в разговор Игорь.

Перед заходом солнца, когда на озере улеглось волнение, Игорь вытащил из сарая свои чудо-лыжи и стал, как тогда на Ангаре, проводить «опыты». Вовка, нахохлившись, сидел у самой воды — он о чем-то размышлял, поглядывая на медленно передвигавшегося по воде Игоря.

— Хорошо бы палочки приспособить, — наконец сказал он.

Вскоре я ушел, оставив их на берегу.

Ночью меня разбудил странный шум. Кто-то лез на сеновал, но, видимо, оборвался, поломав при падении ветхую лестницу. В темноте я разглядел Игоря. Согнувшись, он стоял на краю сеновала и махал кому-то рукой:

— Тише ты, черт!

— Чего «тише», когда вся шея ободрана! — ругался внизу Вовка. — Чтоб она провалилась, окаянная!

Отшвырнув обломки лестницы, он снова полез. Игорь протянул ему руку. Крадучись, как заговорщики, они проползли в угол сеновала и, пошуршав соломой, утихли.

— Как думаешь, Лешка слышал? — спустя некоторое время раздался шепоток Игоря.

— Отвяжись! У меня ухо вспухло, — буркнул Вовка, но тут же строго добавил: — Ты смотри никому не брякай!

Через несколько минут раздалось сонное храпенье обоих.

А я уснуть уже не мог. «Где они шатались столько времени? Что от меня скрывают?» Мучила обида…

— Что, дружба врозь? — не выдержал я, когда утром мы с Игорем ремонтировали мотор. — Куда ночью ходили? Отвечай!

Он виновато отвел глаза в сторону, продолжая молчать.

— Понимаю… «Не брякай»!

Игорь испуганно взглянул на меня.

— Не могу я тебе сказать, Лешка… Мне Вовка тогда язык отрежет.

Боясь проронить хотя бы еще одно слово, Игорь помог мне быстро оттащить в лодку мотор и сам шмыгнул под навес. Там уже ждал его Вовка, прибежавший из лесу. Ребята принялись что-то мастерить.

После обеда они опять скрылись под навесом. С сеновала мне было видно, как Игорь к концам двух сосновых палок приколачивал пустые консервные банки, а Вовка бегал в дом за котелком. Потом сбегал в дом Игорь и принес что-то за пазухой. Посоветовавшись, ребята берегом пошли в сторону видневшегося вдали мыса.

В котелке, который тащил Вовка, была, очевидно, недоеденная за обедом уха. Уха — им для ужина, понятно. Но для какой цели предназначались эти странные палки с набалдашниками из консервных банок?

Первым моим желанием было броситься за ребятами. Потом одумался: назовут шпионом! Взял книгу Горького «Детство» — и в лес, на горку. Тропинка привела меня на вершину высокой горы. Отсюда я мог наблюдать и за озером, и за домиком. На склоне горы в окружении дремучих кедров зеленела поляна. В шелковистой траве узорами сияли цветистые маки. Порхали большие пестрые бабочки, разливался звенящий стрекот кузнечиков. Из кедровника шел жаркий смолистый аромат. А внизу, у подножия горы, бушевал Байкал. От горизонта, подернутого дымкой, непрерывной чередой катились лохматые волны. Приблизившись к берегам, они трясли сединой и разъяренно бросались на утесы. Грохочущий шум воды наплывал на тайгу, хоронясь меж деревьев, и смешным, по-своему отважным, казался воинственный стрекот кузнечиков над поляной. Как здесь было хорошо!