Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения разных лет

Тарковский Арсений Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения разных лет - Тарковский Арсений Александрович - Страница 33

Изменить размер шрифта:

Я — к двери баса и сопрано.

Казалось мне, что я кричу,

А я едва-едва шепчу:

— Кто у меня задул свечу?

Кто спички выкрал из кармана?

Кто комнаты сдает внаем,

А в комнатах температура

Плюс пять? Преступная Натура

Нарочно выстудила дом:

Ангина хватит, а потом

Прости-прощай колоратура.

Все — Балалайка! У нее

В буфете между чайных ложек

Отточенное лезвие

Захоронил сапожный ножик,

Она им режет кур. Она

В уме своем повреждена.

В ее глазах горит угроза

Убийства. От ее ушей

Злодейством тянет. Сам Ломброзо

Ушей петлистей и страшней

Вовек не видел. Бойтесь мести!

На почве зла родится зло.

Бежим! Бежим! Я с вами вместе!

Увязывайте барахло!

Тут я упал в передней на пол.

Не знаю, сколько я лежал,

Как долго пес лицо мне лапал

И губы языком лизал.

Меня в постель перетащили.

Хинином душу мне глушили,

Гасили снегом жар во лбу,

А я лежал, как труп в гробу.

Моя болезнь гнилой горячкой

Слыла тому сто лет назад.

Стояла смерть в углу за печкой,

И ведьмы обложили сад,

И черти по стене скользили,

Усевшись на свои хвосты,

И с непомерной высоты

К постели жмурики сходили:

— Погибли мы, и ты погиб!

Угробит всех Преступный Тип!

Зима прошла. Весною ранней

Очнулся я — один, один,

Без помощи, в сплошном тумане,

В дурмане, без гроша в кармане…

За стенкой — тихо на диване,

И всюду тихо. Из глубин

Души нахлынув, слезы льются…

Дверь настежь! Вижу донце блюдца

И руку. Слышу:

— Гражданин!

Возьмите огурец соленый!

И блюдце брякнулось на стул,

И все затихло. Пораженный

Явленьем жизни возрожденной,

Не выплакавшись, я заснул.

Соседка с мужем возвратилась

Домой, когда уже в окне

Луна сквозь облачко светилась.

И что она сказала мне?

— Какая радость! Ваша милость

Для новой жизни пробудилась!

Ура, ура! Мы с муженьком

Сейчас напоим вас чайком.

Весна была, как Боттичелли,

И лиловата, и смутна.

Ее глаза в мои глядели

Из приоткрытого окна,

Ополоумев, птицы пели,

Из сада муравьи ползли.

Так снизошло к моей постели

Благословение земли.

Настал июнь, мой лучший месяц.

Я позабыл угарный чад

Своих январских куролесиц,

Метелей и ломброзиад.

Жизнь повернуло на поправку:

Я сам ходил за хлебом в лавку,

На постном масле по утрам

Яичницу я жарил сам,

Сам сыпал чай по горсти в кружку

И сам себе добыл подружку.

Есть в птичьем горлышке вода,

В стрекозьем крылышке — слюда, —

В ней от июня было что-то,

И после гласных иногда

В ее словах звучала йота:

— Собайка

— Хлейб

— Цвейты

— Звейзда.

Звучит — и пусть! Мне что за дело!

Хоть десять йот! Зато в косе

То солнце ярко золотело,

То вспыхивали звезды все.

Ее душа по-птичьи пела,

И в струнку вытянулось тело,

Когда, на цыпочки привстав,

Она вселенной завладела

И утвердила свой устав:

— Ты мой, а я твоя. —

И в этом Была основа всех основ,

Глубокий смысл июньских снов,

Петрарке и другим поэтам

Понятный испокон веков.

Искать поэзию не надо

Ни у других, ни в словарях,

Она сама придет из сада

С цветами влажными в руках:

— Ух, я промойкла в размахайке!

Сегодня будет ясный день!

Возьми полтийник и хозяйке

Отдай без сдайчи за сирень! —

Еще словцо на счастье скажет,

Распустит косу, глаз покажет,

Все, что намокло, сбросит с плеч…

О этот взор и эта речь!

И ни намека на Ломброзо

Нет в этих маленьких ушах,

И от крещенского мороза —

Ну хоть бы льдинка в волосах:

Сплошной июнь!

За йотой йота

Щебечет, как за нотой нота,

И что ди день —

Одна забота:

Сирень — жасмин,

жасмин — сирень…

Соседям Йота полюбилась.

Они сказали:

— Ваша милость!

Давайте чай квартетом пить! —

Она им:

— Так тому и быть! —

Мы дружно пили чай квартетом,

Боялись выйти со двора

И в доме прятались: тем летом

Стояла дикая жара.

Хрустела глина в переулке,

Свернулась жухлая листва,

В канавах вымерла трава,

А в небо так забили втулки,

Что нам из влажных недр его

Не доставалось ничего.

Зной, весь в дыму, стоял над миром,

И был похож окрестный мир

На рыбу, прыщущую жиром,

В кипящий ввергнутую жир.

Но зною мы не поддавались,

Водою с милой обдавались,

И пили чай, и целовались

(Мы, и целуясь, пили чай

Полуодетые), и это

Был островок в пожаре лета,

И это было сущий рай.