Золотая пряжа - Функе Корнелия - Страница 37

– Остерегись. – Пальцы голема сжали ониксовое запястье, оставляя клиновидные металлические следы. – Зачем ты нам нужен, если он знает, где Фея?

От неожиданности гоил вздрогнул. И как он сам об этом не подумал? Однако Неррон тут же нашелся и перешел от обороны к наступлению.

– Зачем? – переспросил он. – Чтобы не дать столь ценному посланнику погибнуть. Или вы решили посеребрить все на его пути? Это, знаете ли, привлечет слишком много внимания. – Неррон подобрал серебряную гусеницу. – Нельзя разбрасывать где попало такие штуки. Ты прав насчет грязи, но особенно много ее налипает на такие вот блестящие вещицы.

Семнадцатый взял гусеницу двумя пальцами и посмотрел на нее с таким интересом, будто только сейчас оценил ее совершенство.

– Согласен, – кивнул он. – Теперь я буду их собирать.

Кошель на поясе, куда голем сунул насекомое, был из такой же ящеричной кожи, что и рубаха Неррона. Или, скорее, просто отражал ее.

– А почему вы ему не показываетесь? – Неррон кивнул в направлении Уилла.

– Фея не должна знать про нас, – прошипела Шестнадцатая.

Сейчас она смотрела в сторону дороги и буквально плавилась. Может, они всегда выражают чувства таким образом? Плавятся… Интересная мысль. В любом случае страсть взаимна, так что переживает красавица напрасно.

Неррон подстрелил зайца и вернулся на дорогу. Бесшабашный-младший вытирал лошадей. Им бы сняться вдвоем, перед тем как тронуться в путь. Такую фотографию – только не старую сепию, а новомодную, цветную, – Бастард отослал бы одноногому повару для Бесшабашного вместе с другими трофеями.

– Ну и куда, по-твоему, направилась Фея?

Уилл поднял голову, словно желая удостовериться, что его спутник не шутит, а потом показал на юго-восток. Весьма неопределенно, но Москва точно не там.

Сестра

Серебряное тело, бегство от Бабы-яги – Джекоб не помнил, чтобы когда-нибудь так уставал раньше. Ему казалось, что часть его – и, возможно, большая – навсегда осталась в замшелой избушке.

Но Лиса жива, и даже шкура при ней. Где же радость победы?

Ответ ясен: они потеряли след Уилла и теперь не имеют ни малейшего понятия, где искать их с гоилом.

– Я не знаю, – пожимал плечами Ханута. Они только что купили лошадь в приграничной с Варягией деревне, отдав за нее последние деньги. – Наверное, это для меня слишком. Что мне за резон путаться с бессмертными? Ничего хорошего из этого не выйдет, поверь. А твой брат достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Как насчет того, чтобы показать Сильвену Аркадию и Онтарио? Манитоба и Саскатчеван – тоже неплохо звучит, а? Вот где земля напичкана разными сокровищами! Чем помирать в постели в Шванштайне, пусть лучше какой-нибудь дикарь превратит меня в жука.

То есть сдаться.

У Хануты проблем с этим никогда не возникало. Когда охота становилась слишком опасной или тяжелой, старик не раздумывая сворачивал на сторону. Джекоб взглянул на Лиску. Сильвен рассказывал ей про резьбу, украшавшую конек крестьянского дома. Вся нечисть Варягии собралась на этой дощечке: волки и медведи-оборотни, птица печали и птица радости, крылатые кони и драконы – давно уже вымершие даже здесь, – была и Баба-яга, и русалки, которых в Варягии не меньше, чем на Украине.

Сильвен что-то шепнул ей на ушко – и Лиска залилась смехом. Давно с ней такого не случалось. А ведь он почти потерял ее… У Джекоба болезненно сжалось сердце.

С одной из приграничных станций удалось телеграфировать Данбару. Телефон, полцарства за телефон! Если уж отец снабдил этот мир самолетами и железными кораблями, что стоило ему протащить сюда это немудреное устройство? Пока Джекоб стоял у окошка телеграфиста, в голову лезли разные мысли. Он вспомнил, как его когда-то отругала мать, застав в разорванной рубахе в отцовской комнате, или как однажды вечером отец – если, конечно, это был действительно он, – разобрал при нем мотор самолета. Неужели Розамунда ни о чем не подозревала?

Джекоб не сомневался: вся эта ностальгия – не более чем эффект эльфийского зеркала. Что, если Семнадцатый видит то же, когда надевает его лицо? В таком случае Шестнадцатая знает про жаворонковую воду, она ведь носит лицо Клары…

Джекоб тряхнул головой.

Ханута снял комнату в единственной деревенской гостинице, пообещав хозяину освободить погреб от пары-тройки докучавших тому подвальщиков. Но приключение с Бабой-ягой отняло у старика последние силы, поэтому подвальщиков Джекоб в конце концов решил взять на себя. Беспокоить Сильвена, так весело проводившего время в компании Лиски, он не осмелился.

Сильвену вообще многое сходило с рук. Дошло до того, что он начал разыгрывать из себя ее защитника и даже подрался с троллем, которого Лиска по неосторожности сбила с ног. Всем известно, на что способен тролль, если его разозлить. Но этого так впечатлила манера Сильвена вести бой, что он даже извинился перед Лиской и в знак примирения подарил ей цветок, собственноручно вырезанный им из дерева.

Слева от немощеной улицы, на которой стояла гостиница, раскинулся луг с большим озером. На ближайшем к дому берегу несколько ив полоскали в воде зеленые ветки. На противоположном – стая гусей с криком поднялась в безоблачное летнее небо. У варяжского царя, как говорили, был целый отряд крошечных шпионов, путешествовавших на спинах диких птиц.

Джекоб опустился на мокрую траву между деревьями. В таком состоянии даже подвальщики были ему не под силу. В здешних погребах они вместо мышей и даже ростом примерно такие же. Когда-то Джекоб подарил Уиллу крохотную кирку, какими они прорубают пещерки в каменных стенах, чтобы устроить себе жилище.

Где теперь Уилл?

В детстве братьям казалось, что они чувствуют друг друга на расстоянии, особенно когда с одним из них случается беда. Но теперь, сколько Джекоб ни прислушивался, сердце его молчало. Словно они потеряли друг друга в этом мире.

Между ними как будто встала стена из стекла или серебра.

А может, из нефрита?

Заслышав за спиной шорох, Бесшабашный оглянулся и сам застыдился своей пугливости. Вокруг никого не было. Только легкий ветерок пробежал по ивняку. А потом на траву лег прямоугольный кусочек картона.

Джекоб задыхался от беспомощности и злобы. Он чувствовал себя рыбой на серебряном крючке. Что за удовольствие наблюдать, как он извивается? Конечно, рушник стоило бы оставить, но самой большой глупостью было попасться в эту ловушку.

Остановись, Джекоб. Возвращайся, пока не поздно. Ради нее. Увези ее, спрячь там, где никто не найдет.

Лиска все еще стояла рядом с Сильвеном, Джекоб видел их сквозь ветки.

Сдайся, Джекоб. Ради нее. Аркадия – почему бы и нет? Там ведь наверняка и слышать не слышали ни о каких ольховых эльфах. Или в Аотеароа, Теуэльче, Ойе… – так много мест в этом мире, где ты еще не бывал.

На карточке проступили новые слова. Одна буква перетекала в другую, словно невидимый паук тянул паутину.

Что такого хочет сообщить ему эльф на этот раз? Может, поздравить с победой? О, это что-то новенькое… Похоже, решил его вознаградить.

Игрок? Да он сам черт!

Между тем рыба заглотнула крючок еще глубже.

Джекоб отбросил карточку так далеко, как позволяла его онемевшая от усталости рука, но ветер тут же принес ее обратно.