За Дунаем - Цаголов Василий Македонович - Страница 3

—      Кониевы, умерли вы там, что ли?

Понял Знаур, что и в огороде чужой человек: туда рвался пес. С трудом удерживая его, Знаур открыл калитку. Помощник старшины сразу же набросился на него:

—      Почему не открывал? Держи собаку! Куда теперь уйдет от нас Бабу? Инал, иди сюда... Пойди позови брата,— приказал Знауру помощник старшины.

Кто-то перелез через плетень и, сердито ворча, приблизился. Знаур разглядел в нем стражника.

—      Веди нас к Бабу!— пробасил Инал чуть ли не в лицо Знауру.

—      Брат еще не пришел. Разве вам не известно, что его нет? — в свою очередь спросил Знаур.— Будь он дома, так вышел бы к вам сам.

Он внутренне радовался приходу стражника и помощника старшины: значит, брат на свободе. И кто знает, не слышит ли их сейчас.

—      Мы не уйдем отсюда, пока не найдем Бабу,— сказал помощник старшины.— Я знаю, он спрятался где-то здесь.

—      Найдем в доме — оторвем ему голову,— пригрозил стражник.— И тебе тогда несдобровать.

—      А я при чем? — возразил Знаур.

—      Молчи!

—      Не надо так кричать! Меня, как и тебя, Инал, родила осетинка,— в голосе Знаура прозвучала явная угроза.

«Спустить на них собаку? Эх, если бы я знал, что с Бабу, а то вдруг он осудит меня за это. Но ведь стыдно отпустить их, как добрых гостей! Ничего, они от меня не уйдут, я еще встречусь с ними»,— Знаур заложил правую руку за спину.

Не обнаружив Бабу, ночные посетители потоптались посреди двора да и ушли восвояси...

2

Сакля почтенного Дзанхота стояла на краю аула, а двор оканчивался высоким отвесным обрывом. Старик имел обыкновение вставать очень рано. Заботы, которых у него, как и у всякого горца, было невпроворот, не давали ему покоя. Долгие годы он жил в одиночестве с женой. Одна у него была радость: рядом жил племянник Царай.

В то утро, когда Бабу оказался гостем уважаемого в ауле Дзанхота, старик стоял у обрыва и смотрел на дорогу. Она петляла по дну ущелья, рядом с речкой. Бурная, быстрая, она урчала без устали. Над злобным, вспенившимся потоком с берега на берег перекинулся мостик. Он лежал на двух валунах, прогнувшись серединой

к воде. Бабу стоял по ту сторону мостика, когда его заметил Дзанхот, и не решался переходить через речку. Старик сразу же признал в нем путника и поспешил к племяннику.

—      Царай,—позвал он, а сам встал так, чтобы лучше видеть незнакомца.

Боясь, как бы гостя не перехватил кто-нибудь другой, Дзанхот нетерпеливо ждал племянника, который, наконец, появился в дверях, поправляя лохматую шапку. Он остановился перед дядей.

—      В аул идет гость, он внизу у моста... Пойди повстречай его,—велел Дзанхот.—Ты должен успеть к нему, пока тебя никто не опередил. Другие тоже не спят! Пусть он осчастливит наш дом... Ты настои, чтобы он был моим гостем, пусть он доставит мне такую радость.

Так Бабу попал в дом Хамицаевых. Хозяин сакли и гость сидели друг против друга на низких табуретках. Тут же стоял Царай. Дзанхот расспрашивал гостя о жизни осетин, что живут на плоскостных землях. Слушая невеселый рассказ, он иногда приговаривал: «Зачем только осетины оставили горы? Разве им живется в долине лучше?»

За всю свою долгую жизнь Дзанхот ни разу не был во Владикавказе, не видел бурного Терека. Разве только хаживал в молодости в земли кабардинские. Он очень любил горы и не расставался с ними даже на короткое время.

—      Ты извини, гость, за любопытство,— проговорил хозяин.— Разговариваем, а сами не знаем, может, мы родственники... Прости еще раз за любопытство, чей ты сын?

—      Куртатинец мой отец.

—      О, в Куртате у меня много друзей!

—      В роду у нас старший Бза Кониев, брат моего отца. А меня звать Бабу...

—      Дай бог Бза турьего здоровья, да пусть в роду вашем никогда не переведутся мужчины!.. А мы — Хамицаевы,— помолчав, Дзанхот разгладил седые усы и снова проговорил: — Куда ты держишь путь, Бабу? Не девушку ли выбираешь для брата своего? Тогда ты не ошибся, что попал в Дигорию. В наших краях красавиц много...

Бабу ждал этого вопроса и все же не нашел сразу, что ответить. Он молчал, понурив голову. Молчал и хозяин. Старик понял, что гость появился в горах неспроста. Скорее всего он бежал от кровной мести. Но он не скроется от нее! Для этого надо разве только умереть. Конечно, теперь неприятности ждут и того, кто укрыл его. Но Дзанхот не из тех, кто может сожалеть о случившемся, о том, что ему придется оберегать жизнь незнакомого человека. Таков закон гор. Обычай, оставленный дедами, свят!

—      Помощник старшины замучил,— нарушил тягостное молчание гость.— Требовал уплаты налогов царю... Не стало жизни от него, хуже пристава, а еще называет себя осетином. Он перестал стыдиться людей...

Дзанхот оторвал взгляд от пола и посмотрел на гостя, ждал, что он скажет еще.

—      Корову последнюю хотел увести... Как просил я его не обижать нас, но он не послушался меня, да еще оскорбил,— Бабу вздохнул.— Не сдержался и я...

—      М-да! Мудрые люди говорят, что с царем и с богом надо ладить, если ты не безумец. Но они досаждают так, что и камень не выдержит. Слышал я, что царь сильный, у него солдаты, пушки. Пусть он и воюет с такими же сильными, как сам. Что ему надо от нас?.. Ты знаешь, сколько наших братьев посадили власти в тюрьму? Кто из них вернулся? И не назовешь... Бежал, выходит, ты? — хозяин помолчал.— Живи у меня, мой дом — твой дом! Никто тебя не обидит. Мое имя — твоя защита, добрый гость! Пусть у Хамицаевых не будет большего несчастья, как забота защитить своего гостя от врагов. Они, Бабу, и мои враги! Мы честно разделим с тобой твою беду... Ты поднял руку на власть! Она застряла и у меня в горле!

—      Спасибо, Дзанхот, век не забуду я тебя и твоих слов! Но мне оставаться у тебя нельзя, найдут меня. Зачем же причинять горе еще и твоему дому? Пойду я за перевал, там тоже живут люди! Наши братья, может, не оставят они меня в беде... Прости меня, Дзанхот, но сердце велит поступить так!

«Благороден и смел мой гость... Знал бы Бабу, что ждет его за перевалом». Дзанхот утаил от гостя, что из-за перевала недавно приходил тамошний осетин. Оказывается, и там не сладко живется. Два аула спалили казаки, мужчин заковали. За что? Нечем было платить царю налоги, и он послал к ним казаков. Но мужчины сказали, что не пустят их к себе. Тогда в них стали стрелять. Да разве можно сдержать обвал в горах? Нет, не стал Дзанхот огорчать гостя. Зачем? Пусть поживет у него, а там будет видно.

—      Отдохни с дороги... О случившемся не думай. Раньше и не такое бывало. На то ты и мужчина, Бабу, чтобы жить в тревогах и опасностях. Отдохни, а там бог позаботится о тебе!

Поднялся со своего места Дзанхот. Гость тоже встал. Сразу же Царай подхватил столик с остатками еды и вынес из кунацкой.

—      Было время, когда осетины жили, не зная, откуда придет беда. И турки, и шах рвались в горы. Нашим дедам приходилось класть саблю под голову вместо подушки... О, раньше осетинка не могла рожать сына-труса! Теперь мужчины больше сидят на пирах... Твой поступок, Бабу, не позорит осетина, да простит тебе бог!

С этими словами хозяин покинул кунацкую. Он направился на нихас1, чтобы посоветоваться: его беспокоила судьба нежданного гостя. Он понимал, что русские власти, наверное, уже ищут Бабу и, конечно, найдут непременно, стоит только приехать помощнику пристава Хаджи-Мусса Кубатиеву. Как скроешь чужого человека в маленьком ауле, если у Кубатиева есть верные ему глаза и уши.

Тревожно было на душе у Дзанхота. Но не потому, что думал о себе. Он обязан был уберечь гостя.

Светило солнце, и хотя утих ветер, все же было прохладно. Рядом возвышались горы; казалось, протяни к ним руку — и достанешь снежную вершину.

Дзанхот вступил на нихас (аульный совет), и ему навстречу поднялись сверстники. Он приветствовал их как обычно:

—      Пусть бог убережет нас от неприятностей и достанутся они врагам нашим!

Каждый занял свое место только после того, как сел Дзанхот. Все молча ждали, что он скажет. Такое предпочтение отдавали ему не только как старшему. В маленьком ауле уже знали, что в доме Дзанхота— гость, выхолит, у него и новости, значит, ему первому и говорить.