Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Томпсон Хантер С. - Страница 35

О влиянии ибогаина на ход предвыборной гонки написано не так много, но ближе к предварительным выборам в Висконсине — примерно за неделю до голосования — прошел слух, будто кто-то из советников Маски вызвал какого-то бразильского врача, который начал пичкать кандидата «странным лекарством», о котором никто в журналистском корпусе никогда не слышал.

Давно уже было известно, что Хамфри использует какой-то экзотический стимулятор, известный как «Валлот»… И уже давно шептались, что Маски сидит на чем-то очень тяжелом, но эти разговоры трудно было воспринимать всерьез, пока я не услышал о появлении таинственного бразильского врача. Это был ключ к разгадке.

Я сразу узнал эффект ибогаина — сначала слезливый срыв Маски на платформе грузовика в Нью-Гэмпшире, потом бред и измененное состояние сознания, характеризовавшие его кампанию во Флориде, и, наконец, бешенство, охватившее его в Висконсине.

Не осталось никаких сомнений: «человек из штата Мэн» в качестве последнего средства прибег к огромным дозам ибогаина. Непонятно только одно: когда он начал? Но этого никто не знал, а добиться ответа от самого кандидата я не мог, потому что меня навсегда отстранили от кампании Маски после того инцидента на «Саншайн спешиал» во Флориде… Хотя теперь это происшествие гораздо проще объяснить.

Маски всегда гордился своей способностью справляться с враждебно настроенными оппонентами. Он частенько бросал им вызов, приглашая их на сцену перед толпой зрителей, а затем заставлял бедняг дискутировать с ним под прицелом телевизионных камер.

Но ничего подобного во Флориде не произошло. Когда Дебошир начал хватать его за ноги и орать, требуя добавки джина, Большой Эд рассыпался на куски… И это породило разговоры среди журналистов, знакомых со стилем его кампаний 1968-го и 1970-го годов, что Маски стал сам на себя не похож. Среди прочего было отмечено, что у него появилась манера во время телевизионных интервью дико закатывать глаза, что его мысли стали странно обрывочны и что даже его ближайшие советники не могут предсказать, когда он внезапно впадет в ярость или в коматозную тоску.

Теперь, оглядываясь в прошлое, нетрудно понять, почему Маски свалился с платформы вагона на вокзале Майами. Вот он стоит там — погруженный в ибогаиновое исступление, — и вдруг его окатывает как холодным душем осознание того, что он оказался лицом к лицу с угрюмой толпой и каким-то рычащим безумцем, покушающимся на его ноги, в то время как он пытается объяснить, почему именно за него надо голосовать как за «единственного демократа, который может победить Никсона».

Вполне возможно, учитывая известные эффекты ибогаина, что мозг Маски был почти что парализован галлюцинациями в то время, когда он смотрел на эту толпу и видел ящериц-ядозубов вместо людей, а окончательно его перемкнуло, когда он почувствовал, как что-то большое и, видимо, ужасное цепляется за его ноги.

Мы можем только догадываться об этом, потому что те, кто может знать правду, наотрез отказываются комментировать слухи о катастрофических экспериментах сенатора с ибогаином. Я попытался найти бразильского врача в ночь выборов в Милуоки, но ко времени закрытия избирательных участков его уже давно и след простыл. Один из наемных придурков в штаб-квартире в «Холидей Инн» в Милуоки сказал, что какого-то мужчину со свежими рубцами на голове выволокли в боковую дверь и посадили на автобус в Чикаго, но нам так никогда и не удалось найти подтверждений этому.

Последней каплей для Маски стали неопубликованные, но тем не менее ставшие известными результаты опроса, проведенного Оливером Куэйлом по приказу сенатора Джексона и местного АФТ — КПП, который показал, что Маски потерял 70 процентов поддержки в Висконсине за двухнедельный период. Согласно опросу Куэйла, бывший фаворит опустился с 39 процентов до 13, в то время как Макговерн почти удвоил свои показатели, поднявшись за тот же период с 12 до 23 процентов, что поставило его впереди Хамфри, который опустился примерно на пять пунктов — до 19 процентов.

Тот же опрос показал, что Джордж Уоллес может рассчитывать на 12 процентов, и это убедило либерального губернатора-демократа Пэта Люси и профсоюзных магнатов в том, что необходимости создавать серьезную силу для нейтрализации угрозы Уоллеса нет. И губернатор, и профсоюзные боссы штата были обеспокоены тем, что Уоллес с шумом ворвался в Висконсин и мешает всем, нарушая планы так же, как он это сделал во Флориде.

По-прежнему трудно понять, почему опросы, политики и особенно такой специалист, как Бродер, так сильно недооценили избирателей Уоллеса. Возможно, угроза антиуоллесовского ответного удара со стороны профсоюзов позволила журналистам думать, что другой Джордж благополучно загнан в угол. «Мозговой трест» крупных профсоюзов Висконсина выдвинул теорию, согласно которой Уоллес добился такого успеха во Флориде, потому что либеральная оппозиция слишком заистерила по поводу него, и он получил в два раза больше голосов, чем должен был, если бы другие кандидаты просто проигнорировали его и занимались своими делами.

Поэтому в Висконсине они решили подставить другую щеку. Они не обращали внимания на встречи Уоллеса с избирателями, которые вечер за вечером собирали переполненные залы в каждом уголке штата. Это было все, что делал Уоллес, если не считать нескольких телевизионных рекламных роликов, но каждая из таких встреч привлекала больше людей, чем залы могли вместить.

Я отправился на одну такую встречу, проходившую в месте под названием «Сербский зал» в южной части Милуоки, «забронированной», как говорили политики, за Маски. «Сербский зал» — большое желтое кирпичное здание, выглядящее как заброшенный спортивный зал, — расположен через улицу от супермаркета Sentry на Оклахома-стрит примерно в 8 км от центра Милуоки. Одна половина зала была отведена под боулинг, а другая представляла собой аудиторию вместимостью около 300 человек.

Встреча в «Сербском зале» была внесена в график Уоллеса буквально в последнюю минуту. В тот вечер главное его мероприятие было запланировано на 19:30 в гораздо большем по размеру зале в Расине, примерно в 80 км к югу… Но один из организаторов его кампании, видимо, решил разогреть его тусовкой в 17:00 в «Сербском зале», несмотря на то, что это было явно рискованно — проводить политический митинг в такое время в районе, где полным-полно польских заводских рабочих, которые в этот час только-только уходят с работы.

Я приехал туда в половине пятого, думая успеть до прихода зрителей и, возможно, поболтать немного в баре с теми, кто придет пораньше… Но в 16:30 зал уже был полон, и в баре было столько народу, что я едва сумел пробиться к стойке, чтобы купить пива. Когда я снова протолкнулся, чтобы заплатить за него, кто-то отпихнул мою руку назад и чей-то голос сказал: «Об этом уже позаботились, дружище, — вы же здесь гость».

Следующие два часа я провел за непринужденной дружеской беседой с шестью «хозяевами», которые прямо сказали мне, что они здесь потому, что считают Джорджа Уоллеса самым значительным человеком в Америке. «Это стоящий парень, — заявил один из них. — Раньше я вообще не интересовался политикой, но Уоллес не такой, как другие. Он не ходит вокруг да около. Он просто бросается вперед и говорит то, что надо».

Это был первый раз, когда я увидел Уоллеса лично. В зале не было сидячих мест, все стояли. Атмосфера наэлектризовалась еще до того, как он начал говорить, а после пяти или шести минут его выступления у меня появилось ощущение, что он каким-то образом начал левитировать и носиться в воздухе над нами. Это напомнило мне концерт Дженис Джоплин. Тем, кто сомневается в притягательности Уоллеса, надо сходить на его выступление. Он завел эту толпу в «Сербском зале» так, будто дергал их всех за ниточки. Люди смеялись, кричали, хлопали друг друга по спинам… Это было выдающееся по своей зажигательности выступление.