Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Аредова Дарья Владимировна - Страница 82

Ладно, прекращаю всю эту словесную мишуру. Все равно этого невозможно осознать до тех пор, пока сам не почувствуешь. Кто знает – тот поймет. Хотя… кто же может знать, если Ласточка-то – со мной… А сейчас – самая прекрасная женщина на свете целует меня, и огонь восхитительной болью сжигает душу и тело, и это – самое главное на свете…

Птичка-птичка, не так быстро... погоди немного... Ласточка, моя Ласточка, не нужно... я не могу больше... о-ох... постой, погоди, неужели ты хочешь, чтобы так быстро закончилось волшебство... неужто ты со мной, неужто отвечаешь взаимностью, неужто сама чувствуешь этот огонь... Нет, не так. Нет тебя, и нет меня. Есть мы. Нас двое, и мы – единое целое. Душой и телом.

Черт побери... Я был живым.

Мы – двое – живыми.

Любимая...

Разум, прощай...

Нэйси

Чувствуя себя полной дурой, я взяла трубку – она была пыльная и холодная. Тяжелая.

— Алло...

Оттуда, из трубки, донеслись помехи, правда, они тоже были какими-то далекими, как и сменивший их голос. Голос кричал, но все равно слышимость была очень плохая, и я прижала трубку к уху плотнее, но это не помогало.

— Машенька?.. Мария! Твою мать, что у тебя в отделе творится?!.. Алло! Маша! Тимирязева, зараза, не молчи!!

Я растерялась, не зная, что на это ответить.

— Алло!! – возмущенно рявкнула трубка. Я вздрогнула и чуть не уронила ее, но удержала все равно.

— А я... я не Маша...

Трубка замолчала. Удивились, наверное.

— Как – не Маша?.. А кто? Мне диспетчер нужен.

— Нету... – пролепетала я. – Я тут случайно оказалась, извините...

Мужчина там, у второго аппарата, видимо, разозлился совсем.

— Что за шутки?! Девочка, ты откуда, вообще?!

— И-из... из Города... – окончательно испугалась я. У него бы спросить, кто он такой и откуда, но он же не ответит, подумает, что я его разыгрываю.

— С чем тебя и поздравляю! Я тоже не из колхоза, если хочешь знать! – Так, он, по-моему, уже так думает... – Где диспетчер?!

Вокруг было темно и тихо, мерно гудели и постукивали станки, но я их слышала отдаленно, через дырки в стенах. Неподвижными тенями замерли навеки уснувшие турникеты. Они были похожи на кости какого-нибудь животного – светлые и тонкие лапки в темноте. Мутное пыльное стекло перед глазами и мужик с требованием диспетчера как-то не могли ужиться одновременно в моей голове. Я вцепилась в трубку.

— Не знаю... тут вообще никого нет...

— Перестань дурачиться, это очень важно! Мы рискуем глобальной катастрофой! Девочка!

— Но здесь, правда, никого нет!

Он собирался что-то ответить, по-моему, но тут все стихло. Исчезли даже помехи. Я осторожненько потрясла трубку, опять приложила ее к уху, и даже нажала несколько раз на кнопочку со значком включения-выключения, но телефон молчал. Он не работал. Уже много лет он не работал...

И мне стало так страшно, что я даже неосознанно шагнула к стенке, прижалась к ней спиной и принялась вглядываться в темноту, но видела только тусклые желтые гирлянды огоньков и их ниточек, и еще то, что они успевали из темноты высвечивать. А они вдруг принялись неровно вспыхивать – то слабее, то ярче, будто перемигивались, или разговаривали так. А может, они живые, огоньки?.. Надо бы подойти, поглядеть, но стра-ашно...

Ну, я же ничего не боюсь... я же патрульный, а не какая-нибудь сопливая девчонка! Я уже и в рейде была – в особо опасном!.. Что мне какие-то там странные телефоны и желтые огоньки... Вот, если я смогу принести в часть ценные наблюдения, меня сразу же официально зачислят! Права Алиса. Надо идти...

Пока я себя так уговаривала, огоньки все продолжали мигать, а Алиса спала. Ну, ничего, я разведаю тихонечко и вернусь, она и не заметит.

Вот, наш командир ни за что каких-то желтых огоньков не испугался бы.

Вспомнив про Дэннера, я почувствовала себя настоящим храбрым солдатом. Еще бы, у меня же такой командир! Я горжусь своим командиром: он ничегошеньки не боится! Ни тварей не испугался, ни охотников – я сама видела в последнем рейде! А сколько раз он людей спасал – а сам ни капельки не боялся!..

Я им горжусь, и тоже хочу заслужить его гордость. Вот.

Выбранный мной огонек вел себя тихо. Только мерцал как новогодняя гирлянда, и на мое приближение никак не реагировал.

Я походила вокруг него, посмотрела со всех сторон. Ничего особенного. Огонек как огонек, ничем не хуже и не лучше остальных.

— Нэйси!

Я вздрогнула и обернулась. И как это Алиса ухитряется так бесшумно подкрадываться?!.. Я даже ауру не чувствовала.

— Нэйси, ты чего не спишь?

— Хочу – и не сплю, – огрызнулась я, отворачиваясь обратно к огоньку. Он почему-то вспыхнул ярче, будто лампочка, когда генератор чинят. – Не мешай. И вообще, ты меня пугаешь.

— Надо спать, – тем же тоном повторила Алиса.

— Отстань

— Ты почему не спишь? – Странно, она целых два раза не сказала «Нэйси».

А... а где аура?

Здесь же нет тварей!

Я обернулась снова. Алиса стояла прямо передо мной, и выражение лица у нее было отсутствующее. У нее не было не только ауры, но и тени.

Ну, так и есть. Оборотень или еще кто похуже. Но... Алиса ведь жива, как они забрали ее лицо и ее голос?

Тут мне сделалось вначале жарко, затем очень-очень холодно, словно я простудилась, а тело как-то сковало.

Алиса ведь не проснулась на звонок телефона. А звонил он оглушительно. И не проснулась, когда я кричала в трубку. И открывала скрипучую дверь.

Ой!..

Я пыталась поглядеть через плечо твари и пыльное стекло будки, и кажется, даже увидела почти смутные очертания настоящей Алисы, а тварь вдруг со всего размаху толкнула меня в грудь, и я полетела на пол. То есть, это я так думала, что на пол, пока не почувствовала мягкое тепло огонька. И все вспыхнуло ослепительным желтым светом.

А дальше наступила темнота.

Аретейни

Ой, мамочки... Все. Нету меня...

Скажете, я дура? И без вас знаю. О-ох, японский эшелон...

Все было, разумеется, совершенно не так, как описывают поэты, и этого следовало ожидать, я и вполне себе ожидала. И что вслед за праздником, как правило, наступает мучительное похмелье, знала, разумеется, наперед. Поддавшись эмоциям, я – взрослый разумный (ну, это я фигурально, вы не думайте) человек – отдавала себе отчет обо всем, что сейчас со мной творилось... до тех пор, пока Дэннеру отчего-то не вздумалось меня поцеловать. Все, крыша, до свиданья. Любовь, Светлые Чувства, все дела – сплошной эпос, а как дальше жить – нет, ну когда ж нас это интересовало-то.

Да и чего я вам рассказываю – сами, небось, все прекрасно знаете.

Во-первых, больно. Все же в девицах бегать четверть века с целью дождаться Великой Любви может исключительно безнадежная дура, то есть, я. Даром, что дура в сфере женской анатомии и связанных с таким вот идиотизмом проблем осведомлена прекрасно.

Во-вторых, стыдно. Вот, вы что бы на его месте обо мне после этого подумали? Впрочем, можете не озвучивать. Просто покивайте мне и нарисуйте на лице вселенскую скорбь. Благодарю, товарищи.

Ну, а в-третьих... По поводу Ответной Великой Любви со стороны Дэннера иллюзий я не питаю абсолютно никаких – хоть на то мозгов хватает. Можете меня поздравить. Вдруг, у меня еще есть шанс не загнать себя в самую глубокую задницу?.. А то в моральную выгребную яму я уже нырнула без акваланга и теперь, вероятно, ищу на дне жемчужницы. Иначе что мне еще там столько времени делать?.. Ну, если только от людей прятаться, потому как от стыда я всей душой мечтала провалиться сквозь землю, а еще лучше – отмотать время назад и заставить своих родителей пользоваться контрацептивными препаратами, для верности еще впарив им ящик презервативов и приклеив их все на отца эпоксидной смолой. А мать – на принудительную стерилизацию, вместе с генетически неполноценными членами общества.