Убрать Картера - Льюис Тед - Страница 17

Но вот когда Одри впервые прикоснулась ко мне, это действительно было похоже на первый раз, и мне стоило огромного труда не кончить сразу, как только ее пальцы оказались на моем члене. Однако она заставила меня ждать, и это тоже было здорово.

Я стал понимать, что происходит, через восемь месяцев после того, как она вышла за Джеральда. Джеральд привез ее из Виареджо, куда ездил в отпуск. Он вернулся домой раньше намеченного срока, выгнал Рею с двумя детьми и поселил Одри. Женился он на ней в день своего развода. Лес считал, что Джеральд поступил как последний негодяй, но в лицо никогда ему это не говорил. Джеральд помешался на Одри, как неопытный юнец. Стоило ей что-то захотеть, как это тут же было у ее ног. Но со мной она связалась не из-за Джеральда. Просто она так решила.

Подошел Кейт. Он протирал стакан. Все пялились на сцену, и у него появилась свободная минутка.

– Привет, Кейт, – сказал я.

– Кое-кто спрашивал о тебе, – проговорил он.

– Да? Мы его знаем?

– Помнишь, мы говорили о Торпи? Торговце кредитами?

– О старине Торпи, да? Не видел его целую вечность.

– То же самое он сказал про тебя.

– Вот как?

– Да. Сказал, что слышал о твоем приезде, и спрашивал, не знаю ли я, где ты остановился. Хотел увидеться с тобой. Вспомнить старые добрые времена и все в этом роде.

– Как мило с его стороны.

– Я не думал, что ты будешь здесь сегодня вечером, и собирался зайти к тебе.

– Конечно.

Кейт начал краснеть.

– Честное слово, я действительно зашел бы.

– Что ты им сказал?

Он покраснел еще сильнее.

– Ничего, – ответил он.

– Хорошо. Как все закончилось?

– Они ушли, когда поняли, что я ничего не выдам.

– Они?

– Их было трое.

Я прикурил сигарету.

– Торпи, да?

Торпи, по моему мнению, был из тех крыс, которые предпочитают работать на себя. Во всяком случае, не на хозяина. Он всегда отличался самодостаточностью. Ему нравилось быть важной шишкой в своем маленьком мирке, а бизнес, которым он руководил, подходил ему как нельзя лучше. Естественно, ему хотелось, чтобы размер прибыли оставался постоянным. Предположим, Фрэнк чем-то расстроил Торпи.

Конечно, такого и быть не могло. Но предположим. Какие действия Фрэнка но отношению к Торпи могли заставить Торпи разделаться с Фрэнком и тем самым навлечь на себя кучу неприятностей? Даже если бы у Торпи и его ребят хватило наглости для этого? Итак, если Тории работает на себя, встречаться со мной у него нет надобности. Однако не исключено, что кто-то уже подмял его под себя. Системы займов в Донкастере, Бредфорде, Лидсе, Барнсли и Гримсби принадлежат одному хозяину, который решил расширить дело, помогая Торпи в его мелких операциях. Торпи остается номинальным главой, а хозяин время от времени просит его сделать то-то и то-то – то, от чего Торпи, работай он самостоятельно, держался бы подальше. Например, переговорить со мной. Или напоить Фрэнка виски и отпустить ручной тормоз в его машине.

Я посмотрел на часы на стене. Без четверти десять.

– А ты случайно не знаешь, куда они пошли? – спросил я.

Кейт пожал плечами.

– Могли пойти куда угодно. В клуб, в паб. Только они везде будут искать тебя.

Я промолчал.

– Что ты намерен делать?

– Пойду поищу того, кто сможет поделиться со мной местными слухами.

– Кого?

– К примеру, старого приятеля, с которым мы не виделись целую вечность, – ответил я.

Я отошел от стойки. Мисс Джеки Дю Валь обнажилась до крохотных трусиков и, спустившись со сцены, двигалась между столиками. К ней со всех сторон тянулись руки. Один парень поднял кружку со светлым пивом, и мисс Джеки Дю Валь, сев к нему на колени, опустила одну грудь в пиво. Все расхохотались. Девица, что была с парнем, не выдержала, выхватила у него кружку и вылила содержимое на мисс Джеки Дю Валь и на своего кавалера. Парень вскочил, и мисс Джеки Дю Валь с воплем скатилась на пол. Парень врезал своей подружке и принялся вытираться. Девица свалилась со стула и тоже оказалась на полу, где обнаружила мисс Джеки Дю Валь, и обе женщины сцепились. Вопя, кусаясь и царапаясь, они катались по полу. Посетители шумно их поддерживали. Женщина подмяла под себя мисс Джеки Дю Валь и пыталась укусить ее за сосок, а мисс Джеки Дю Валь пыталась выцарапать сопернице глаза. Какая-то пьяная вдрызг тетка носком туфли почти до талии задрала платье обиженной подружки, и это было встречено новым взрывом хохота. Кто-то из барменов покинул свое рабочее место и проталкивался через толпу, продираясь в первые ряды. Парень, облитый пивом, перестал вытираться, схватил пинтовую бутылку темного эля и стал медленно, водя рукой из стороны в сторону, лить его на свою подружку, стараясь как можно сильнее намочить ее трусы. Когда я выходил на Хай-стрит, женщина уже хрипела от ярости.

На окраине города есть место, где в пятидесятые построили микрорайон с муниципальными домами. До строительства там было то, что называется «бросовой землей». То есть там не было ничего, что следовало бы снести или переместить (как, например, старый аэродром). Участок и так имел заброшенный вид: высокие сорняки росли между развалившейся кирпичной кладкой и в потрескавшемся сером бетоне. Он тянулся на четверть мили. В другом городе его давно сдали бы в аренду. Но в другом городе он выглядел бы так, будто на нем что-то может вырасти.

До строительства микрорайона здесь был только один дом. Он стоял на дальнем от города краю и представлял собой викторианскую ферму с двойным симметричным фасадом. Рамы окон были выкрашены в ярко-зеленый цвет. Последний раз их красили примерно семьдесят пять лет назад. Из середины крыши торчала печная труба, и из нее и в декабре, и в июле всегда поднимался дым. За домом, на расстоянии сорока ярдов, стоял сарай, а в двухстах ярдах от сарая уже начинался сталелитейный завод.

Вокруг не было ни сада, ни ограды, просто по мере приближения к дому сорняки становились ниже. Чтобы подъехать к нему, нужно было съехать с асфальтированной дороги и по прямой – как кратчайшему расстоянию между двумя точками – пересечь заросли сорняков. Что я и сделал.

Я остановил машину и вышел. Со стороны завода периодически слышались лязг и гул. В ушах жужжал ветер. Я направился к дому. В окнах фасада света не было. Я прошел на задний двор. Свет от голой лампочки в кухне освещал стоявший во дворе мотоцикл с коляской. Я постучался. Дверь открыла старуха лет семидесяти. Она попятилась, пропуская меня, и сказала:

– Вам придется подождать несколько минут, она сейчас занята.

Я переступил через порог и сказал:

– Я пришел к Альберту.

– О, – выдохнула старуха и начала закрывать дверь. – Альберт, тут какой-то мужчина хочет тебя видеть. Что мне сказать?

Однако я успел проскочить в кухню прежде, чем она закрыла дверь.

Телевизор стоял в углу. И был включен на полную громкость. Перед телевизором, спиной ко мне, на высокой табуретке сидела женщина в пальто с вьющимися волосами. Она сидела сгорбившись и засунув руки в карманы пальто. Она даже не повернулась, продолжая пялиться на экран. Рядом с ней, на полу, сидели две девочки пяти-шести лет и тоже смотрели телевизор. Одна из девочек повернулась и с минуту разглядывала меня, потом снова сосредоточила свое внимание на экране. Личико малышки было таким же грязным, как ее одежда. На кухонном столе среди немытой посуды, скопившейся как минимум за три дня, стояла детская переносная колыбелька, в которой лежал младенец месяцев двух от роду.

С другой стороны стола, у стены, рядом с тиковым шкафчиком для напитков – единственным предметом мебели, достойным внимания, – стояло кресло, обращенное к телевизору. В кресле сидел мужчина. Он держал в руке очки и смотрел на меня с некоторым удивлением.

– Привет, Альберт, – сказал я.

– Боже, – проговорил Альберт Свифт, – Джек Картер.

В последний раз мы виделись одиннадцать лет назад, когда я вернулся после полутора лет тюрьмы. Я надеялся, что Альберт возьмет меня на старое место, но полтора года – долгий срок. Вместо меня уже наняли нового водителя, и Альберту тот нравился больше, так как был совершенно безликим. Альберт очень сочувствовал, но из сочувствия каши не сваришь. Поэтому три года я был сам по себе, пока не решил заняться марихуаной. Однако я не держал обиды на Альберта. Он даже дал мне пару раз хорошо подзаработать. Мы с ним слишком давно знали друг друга, чтобы испытывать недобрые чувства.