Убрать Картера - Льюис Тед - Страница 14

Эти мысли постепенно настраивали меня на привычный лад, но тут я заметил, что вышибала, который стоял у входа наверху, вошел в зал и взглядом ищет меня, поэтому спрятался за квадратную колонну (только подумать!) и следил за ним из-за кованой решетки (и решетки там были). Бедняга выглядел расстроенным, так как меня не видел. Он одернул пиджак, что было равноценно сглатыванию комка в горле, и двинулся туда, где мог доложить кое-кому о ситуации, – к одной из дверей, ведущих в никуда. Я прошел через зал и открыл ту дверь, за которой исчез вышибала. Я увидел лестницу, выстланную великолепным ковром. По обе стороны от меня было еще две двери. Откуда-то сверху слышались голоса. Я поднялся по лестнице, повернул направо, поднялся еще на один пролет из восьми ступеней и оказался на площадке с открытой дверью. Оттуда, где я стоял, мне была видна спина вышибалы.

– Думаю, он где-то внизу, – говорил он.

– Тупой недоумок, – раздался голос. Старина Эрик.

– Ну, я не знал, – заныл вышибала.

– Не знал, – послышался другой голос, охрипший от миллиона сигарет, – и, думаю, никогда не узнаешь.

Вышибала все не закрывал дверь.

– Ну? – произнес второй голос. – Что стоишь? Иди да взгляни, что он там делает.

Вышибала вернулся к жизни и резко повернулся, спеша исполнить приказание. В этот момент он увидел меня. Наши взгляды встретились. Он не закричал и попытался ударить меня, но не попал. Зато я врезал ему от всей души и, перешагнув через него, вошел в пентхаус.

За стеклянными стенами чернел мрак, разгоняемый неоновым светом. Вдоль стен был постелен ковер. Создавалось впечатление, что помещение забито низенькими столиками и крохотными белыми ковриками. Сторонний наблюдатель решил бы, что снаружи и днем и ночью можно увидеть все, что делается внутри. Однако проектировщики оказались ребятами ушлыми и остроумными: середину помещения они опустили на пять футов ниже уровня этажа, и получилась галерея шириной в шесть футов, тянущаяся по окружности, а в центре – огромный зал с мягкими кожаными диванами, уютными кожаными креслами, шведскими лампами, рулеткой, встроенной в очень красивый антикварный стол из розового дерева, хорошо оборудованным небольшим баром и широким столом, покрытым почему-то зеленым сукном. Молодцы, что разукрасили зеленую ткань: по ней шли веера карт с узорчатыми рубашками рядом с менее аккуратными, зато внушительными стопками денег. За столом на стульях сидели мужчины. Один мужчина стоял за стулом. И все смотрели на меня, причем не только мужчины, но и три девицы, расположившиеся на кожаных креслах и диванах.

Я подошел к краю галереи и облокотился на перила. Мужчина с голосом, надломленным миллионом сигарет, поднял брови и медленно произнес раздраженным тоном:

– Видишь, Джек, как все получается. Трудно стало с контингентом. – Я почувствовал, что вышибала позади меня напрягся. – Как можно чем-то управлять с таким контингентом.

Он вдохнул и выдохнул.

– Остается плакать. Рыдать горючими слезами. Иногда я думаю, что пора уйти в отставку. Просто бросить все и уехать на Ибицу или куда-то еще – и пусть ищут себе другого начальника. Если бы я не был таким филантропом, они давно стояли бы на бирже труда в самом хвосте, за неграми. – Вдох, выдох, взмах рукой. – Ты понимаешь, Джек? В Лондоне то же самое? Думаю, что да. Все мельчает. Кроме таких ребят, как ты и Эрик, но тогда ты в таком же положении. Тяжелые времена закалили тебя. В отличие от этих недоумков. Для них самая крутизна – это пятьдесят раз подряд практиковать удар на бильярде и читать детективы. Иногда я мечтаю о машине времени. Я отправил бы их в прошлое и показал бы, каким я был в их возрасте. Потом оставил бы их там, предложив связаться со мной, когда они доберутся до семидесятого, и рассказать, как у них шли дела. Только ведь они не доберутся.

Вышибала все стоял позади меня, от него шла волна жара, как от батареи центрального отопления.

– Рей, исчезни, – велел мужчина, – и рассчитай Хьюи. Отдай ему его деньги, вычтя то, что дал ему Джек, и закрой за собой дверь.

Дверь за вышибалой закрылась. Мужчина посмотрел на Эрика, который смотрел на меня, улыбнулся и тоже перевел взгляд на меня.

– Не бери в голову, Эрик, – сказал он. – Все мы ошибаемся. Нужно было ехать на автобусе.

Сирил Киннер был очень-очень толст. Из тех жирдяев, которые служат «эталоном» обычным толстякам. Он был лыс, а длинные, подкрученные вверх усы зрительно удлиняли его лицо чуть ли не на целый фут. С одной стороны, это лицо можно было назвать приятным – физиономия преуспевающего фермера или армейского офицера, когда-то служившего в Индии, а ныне имеющего автомобильный бизнес. Однако все портили глаза – это были глаза хорька, с темными зрачками и белками цвета начинки рыбных палочек.

И к тому же он был ростом всего пять футов и два дюйма.

– Здравствуйте, мистер Киннер, – поздоровался я.

– Ну что ты там стоишь, – сказал он. – Иди к нам. – Он рассмеялся. – «Идите к нам, идите к нам, мы солдаты Господа»[5], – пропел он. – Джой, принеси Джеку выпить. Что будешь пить, виски? Принеси Джеку виски.

Я спустился вниз по лестнице, отделанной стеновыми панелями из кедра.

Из остальных мужчин, сидевших за столом, один был стройным и элегантным с благородной сединой в дорогом, тестированном на ветер парике, второй выглядел так, будто вместо туфель с радостью надел бы к смокингу резиновые сапоги, а третий был просто мелкой крысой с крысиным, постоянно испуганным личиком.

– Садись, Джек, – предложил Киннер.

Я сел на диван рядом с самой привлекательной из девиц. Она была довольно стройной длинноволосой блондинкой с милым личиком. Лет десять назад с такой внешностью она могла бы сделать карьеру в модельном бизнесе (я имею в виду в рекламе) или сыграть в кино, но даже если бы эти дороги 70-х годов были для нес открыты, по ее виду можно было точно сказать: ей пофигу. Перед тем как я сел, она улыбалась в свой стакан, когда я сел, она улыбнулась мне, а потом опять с улыбкой уткнулась в стакан.

Девушка по имени Джой принесла мне выпить. Она буквально сошла с фотографии Харрисона Маркса.[6]

– Ваше здоровье, мистер Киннер, – сказал я.

– Твое здоровье, Джек, – сказал он. – Всего тебе. – Мы с Киннером выпили. Остальные продолжали смотреть на нас.

– Надеюсь, я не помешал, – сказал я.

– Конечно нет, Джек, – заверил меня Киннер. – Надеюсь, этот вопрос возник у тебя не из-за того, что мне пришлось разобраться с Реем. Просто ему платят за то, чтобы он все знал. Ну, ты понимаешь.

– Джеральд и Лес просили меня зайти к вам и передать привет, – сказал я. – Так что я все равно бы с вами встретился.

– Замечательно, – сказал Киннер. – Отличные ребята. Как они? Как бизнес?

– Отлично.

– Конечно. Ну конечно.

Молчание.

– Эрик рассказал мне о твоей утрате.

– Да, – сказал я.

– Знаешь, я и не знал, что он работал на меня. Я не знал, что твой брат работал на меня.

– Забавно, – сказал я.

– Если бы знал, устроил бы его получше.

– Да, – сказал я.

– Грустно, – покачал головой Киннер, – автокатастрофа… Джой, Джой, принеси Джеку еще выпить, нет, неси всю бутылку, нельзя такому парню, как Джек, предлагать выпивку в наперстках.

Мне выдали бутылку. Девица рядом со мной глянула на горлышко и хихикнула. Она была пьяна.

Мужчина с манерами фаната резиновых сапог спросил:

– Мы здесь для чего: чтобы играть в карты или трепаться о старых добрых временах?

Киннер поерзал на стуле и изумленно взглянул на говорившего.

– Гарри, – сказал он. – Гарри. Естественно, чтобы играть. Естественно… Джек, прости, не хочу быть грубым, но эти джентльмены принесли с собой много денег – подождите, не торопитесь, – так, может, сыграешь с нами один кон? Или две-три партии? Отключись от забот. Ребята, вы не против? Будет даже веселее, правда? Эрик, принеси стул для Джека.