Главный хирург Н. Н. Бурденко - Мирский Марк Борисович - Страница 4

«...Много было врачей на войне. Много получили они различных отличий и наград, но мало было таких, которые были награждены солдатским Георгием за храбрость, выказанную при перевязке раненых под пулями. Доктор Бурденко выказал такую храбрость, и только любовь к науке и человеку позволила ему сохранить необходимое спокойствие, побороть невольный страх и спокойно отдаться своему делу, невзирая на угрожающую опасность...»

Так охарактеризовал подвиг Бурденко профессор Юрьевского университета А. С. Игнатовский.

На русско-японской войне Николай получил тяжелую контузию, которая впоследствии медленно, но неумолимо наступала на его слух и вела к глухоте.

Но главное было в том, что там, на Дальнем Востоке, Бурденко впервые — и на всю жизнь — связал свою судьбу с военной медициной, с гуманным и высокополезным делом помощи раненым русским воинам. Как шутливо заметил один из его друзей, Николай «ступил на военно-медицинскую тропу» и пошел но ней к вершинам военно-полевой хирургии.

Да, военно-полевая хирургия стала главным делом всей его жизни.

НА ФРОНТАХ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Весть о начале первой мировой войны застала Бурденко в Саках — небольшом курортном местечке в Крыму. Здесь, на берегу озера, вблизи богатых залежей целебной грязи, находилась земская грязелечебница. По приглашению местных врачей Бурденко — к тому времени уже известный русский хирург, профессор Юрьевского университета — каждое лето принимал здесь больных, консультировал, делал операции, продолжал научные исследования. Его пациентами были простые люди — бедные крестьяне, ремесленники, рабочие. Мог ли кто-нибудь из них мечтать о том, что его будет лечить не знахарь и не сельский фельдшер, а профессор университета?

«Никто в нашем коллективе в Саках не мог так просто подойти к больному крестьянину, как Николай Нилович, — вспоминает один из сотрудников Бурденко. — С двух слов он находил общий язык, и быстро выяснялась суть дела».

Близость к народу, стремление жить его интересами, «быть там, где страдает народ», — это было законом для Бурденко. И как только стало известно о начале первой мировой войны, молодой профессор, повинуясь своему патриотическому долгу, оставил университетскую кафедру и отправился на фронт. Он тогда еще не понимал, что там русские солдаты, как немецкие и австрийские, проливали кровь за чуждые им интересы помещиков и капиталистов.

Все эти годы — между русско-японской и первой мировой войнами — Николай Нилович Бурденко оттачивал свое незаурядное мастерство хирурга, проводил научные исследования по наиболее актуальным проблемам медицины. Так, работая над диссертацией (она называлась «Материалы к вопросу о последствиях перевязки воротной вены»), Бурденко Поддерживал тесный контакт с великим русским ученым И. П. Павловым, который заведовал тогда кафедрой физиологии в Петербурге, в Военно-медицинской академии. Между прославленным физиологом и молодым юрьевским хирургом завязалась переписка. Николай Нилович советовался с Павловым, рассказывал о первых результатах научных исследований, о предполагаемом плане дальнейших экспериментов. И. П. Павлов аккуратно отвечал Бурденко, во многом помогал ему своими советами. Николай Нилович высоко ценил эту помощь.

Одно из писем прославленного физиолога особенно взволновало Бурденко: Павлов приглашал его работать в своей лаборатории.

Работать в лаборатории самого Павлова! Это была величайшая честь для молодого врача. Перед ним открывались широкие перспективы. Но разве он может бросить хирургию?..

Несколько дней Бурденко медлил с ответом, снова и снова возвращался мыслями к письму Павлова. Правда, он ни минуты не колебался в своем решении остаться хирургом, но как ответить прославленному физиологу, не обидит ли его отказ молодого врача?

В конце концов в Петербург ушло письмо. «Поймите, дорогой Иван Петрович, — писал Бурденко, — я не могу поступить иначе. Хирургия, и в особенности военно-полевая хирургия, — это дело всей моей жизни...»

И Павлов понял. Сам страстный исследователь, он знал, что настоящий ученый не сможет бросить свое любимое дело. Иван Петрович оценил самоотверженность молодого Бурденко: дружба двух ученых продолжалась...

Будучи прекрасным хирургом, Николай Нилович, однако, никогда — ни в клинике, ни тем более в условиях военно-полевых медицинских учреждений — не ставил перед собой, своими учениками и сотрудниками задачу оперировать во что бы то ни стало. Он всегда повторял, что для оперативного вмешательства нужны серьезные показания, а оперировать нужно «без джигитовки и ухарства, не посвистывать во время операции».

Бурденко «вырос» в лаборатории, эксперименты на животных отточили его мастерство хирурга. Поэтому он не мог согласиться с методом профессора Цеге-Мантейфеля, обучавшего своих учеников оперировать на людях, на больных, находившихся в клинике. Николай Нилович всег-

да считал, что будущих врачей-хирургов, в особенности тех, кто посвятит себя военно-полевой хирургии, в университете надо обучать умению оперировать сначала в эксперименте, на животных. А кто привыкнет к этому, кто обретет необходимые навыки, тот справится и с самыми сложными операциями, когда начнет лечить больных или раненых. Поэтому молодой профессор Бурденко каждого своего ученика и сотрудника заставлял пройти «огонь эксперимента», познать в совершенстве анатомию, научиться быстро и точно разрезать, удалять, сшивать ткани живого организма.

Он был одним из немногих, кто стремился внедрить в хирургию основы экспериментальной медицины, физиологии, бактериологии, биохимии, химии: именно так в свое время поступал и Н. И. Пирогов. Хирург, Бурденко изучает физиологию 12-перстной кишки и желудка. Клиницист, он детально исследует тонкое строение спинномозговых корешков. Практический врач, он проводит кропотливые эксперименты, выясняя роль печени в усвоении углеводов.

Широки и разносторонни были научные интересы профессора-хирурга Юрьевского университета Николая Бурденко: он исследует последствия операции гастроэнтеростомии (соустья между желудком и тонкой кишкой), проводит на собаках эксперименты по созданию искусственного пищевода, занимается лечением «волчьей пасти», изучает проблемы кишечной пластики.

Постоянно помнил Николай Нилович и о военно-полевой хирургии. Анализируя результаты помощи раненым на поле боя, он предложил упрощенную повязку для лечения переломов голени. Снова и снова обращаясь к трудам Пирогова, он находил в них ответы па многие волновавшие его вопросы.

В годы перед первой мировой войной Бурденко занимался научными исследованиями и в области военно-медицинской службы. Направляясь снова на фронт, он считал, что из печальных итогов русско-японской войны сделаны надлежащие выводы, что теперь-то уж помощь раненым будет организована на иных, разработанных им принципах. Как он ошибался!..

...Полевой госпиталь разместился в здании бывшей женской гимназии. Под операционную заняли актовый зал. Санитары то и дело вносили и выносили на носилках раненых. Короткие команды хирургов: «Скальпель! Зажимы! Тампоны!»—прерывали стоны и крики. Несколько врачей оперировали одновременно.

Тяжелораненых санитары относили к столу, где оперировал профессор Бурденко.

Уже почти сутки, не отдыхая, стоял Николай Нилович у операционного стола, а раненые все поступали и поступали. На фронте (он был в нескольких десятках километров отсюда) продолжалась «битва за Вислу» , шли тяжелые кровопролитные бои, русская армия несла большие потери.

Бурденко быстро осматривал рану, мгновенно намечал план операции и тотчас принимался за работу. Он оперировал молча, сосредоточенно, не видел и не слышал ничего вокруг себя: операция поглощала все его внимание.

Но в душе хирурга вновь нарастало знакомое и ставшее в последнее время уже постоянным чувство гневного возмущения. Он видел, что многим раненым на фронте не оказали никакой помощи, и поэтому хирург порой был бессилен. Многих доставляли в госпиталь слишком поздно; состояние других ухудшалось вследствие мучительной перевозки на простых телегах. Мало у кого повязки были из бинта или марли — чаще всего на это шли разорванные нижние рубашки, потные, несвежие. Поэтому гнойных ран было очень много.