Кратеры в огне - Тазиев Гарун - Страница 12

Чудесная рыбная ловля

В тот момент, когда лавовый поток шириной почти в 2 километра ринулся в озеро, столб густых клубов пара поднялся на огромную высоту. Я тогда был с моими друзьями в Гоме. Мы тотчас же вернулись в Бугено и, прыгнув в моторную лодку, поспешили к месту происшествия.

Яростно закипавшая вода с шипением разбивалась на ревущие струи, которые с невероятной силой взлетали кверху и там, соединяясь и перемешиваясь, образовывали огромный все раздувавшийся столб белых валов и клубов пара, поднимавшийся до «потолка» серых облаков. Широкий фронт потока уже остыл, а продолжавшая подступать лава пробиралась сквозь пустоты и трещины в затвердевшей коре. Как только один из красных языков касался воды, со свистом выбрасывался новый фонтан и присоединялся к башне паров, царившей над всей сценой.

Мы находились на расстоянии 100 морских сажен от берега.

Один из нас опустил руку в воду и сейчас же ее отдернул: вода обжигала. Термометр показывал 80°.

– Я думаю, теперь лучше взяться за весло,– посоветовал Адриен.

И действительно, такой горячей водой бесполезно было бы пытаться охладить даже маленький мотор.

Осторожно гребя кормовым веслом, мы продвигались вперед, ожидая с минуты на минуту, что жар заставит нас повернуть обратно. Но, к нашему крайнему изумлению, мы подошли почти вплотную к красным языкам лавы и струям пара, раздиравшим уши своим свистом. Здесь нас ждало еще большее удивление: у самого потока вода имела температуру только 20°.

Это казалось непонятным, но, подумав, мы скоро нашли объяснение. Значительная разница в температуре в результате вскипания воды в точке соприкосновения с раскаленным веществом приводила к возникновению сильных течений во всей бухте и перемешивала ее воды; течения отгоняли кипящую воду в сторону, а на ее место приносили воду с нормальной температурой.

– При некотором удальстве можно было бы выкупаться вблизи красных лав,– заметил Адриен.– Подумать только, что на расстоянии двухсот саженей можно обвариться!

Однако столько удальства в себе никто не нашел.

Минуя облако горячего тумана, мы проплыли на расстоянии нескольких туазов вдоль фронта потока, представлявшего собой чередование черных масс из бугристого базальта и заключенных между ними бухточек. Иногда сильное волнение поднимало лодку. На воде лопались крупные пузыри. Это были газы, выделявшиеся из языка лавы, просочившейся из-под остывавшей коры и медленно ползшей по дну озера. Когда пузыри лопались, распространялся уже знакомый серный запах. Адриен, перегнувшись за борт лодки, захватил рукой рыбку телапиа длиной с полфута. Рыбка еще слабо трепетала и иногда била хвостом о дно лодки, куда ее бросили.

Скоро мы увидели массу рыб, плававших брюхом кверху. Некоторые уже частично сварились, особенно маленькие. Очень крупные и сильные рыбы, наверное, успели уплыть в более холодную зону.

По опыту прежних извержений местные жители, очевидно, знали, что произойдет с рыбой, поскольку со всех сторон бухты уже шли лодки с одним гребцом на длинном и узком конце. Эта удивительная рыбная ловля продлилась несколько недель.

Крещение вулкана

«А ведь вулкан надо как-нибудь назвать»,– подумал я и позвал одного из носильщиков.

– Послушай, Вуатюр, как ты называешь эту огненную гору?

– Сингиро, бвана.

«Сингиро» на наречии страны значит «вулкан». Конечно, логично, но недостаточно для наших изощренных умов.

– Хорошо, Вуатюр. А как ты называешь эту лесистую местность?

Я знал, что лесные чащи, такие одинаковые, на наш взгляд, для африканцев полны разнообразия. Густые лесные заросли, в обычное время населенные пигмеями, посещаемые охотниками и сборщиками дикого меда, небезыменны, все они как-нибудь называются.

– Здесь нет имени,– ответил мой собеседник, энергично указывая пальцем на землю.

Он, очевидно, думал, что я спрашиваю о названии обрыва, на котором сидел.

– Да нет, не здесь. Там, где вулкан!

– Там нет имени. Досадно.

– А там? – продолжал я расспросы, указывая на лужу дождевой воды в 100 метрах сзади него, около которой носильщики поставили шалаш из веток.

– Там – Кинеза.

Наконец-то какое-то название. Но Вуатюр разошелся.

– А там – Китуро.

Он указывал на точку, расположенную в сотне метров на северо-запад от вулкана, гораздо ближе к кратеру, чем лужа.

– А там – Ньефунзи. Но это уже дальше к югу.

– А там (он указывал пальцем на небольшой, еще слегка дымившийся черный базальтовый поток), там далеко М'вово йя Бити. А там...

– Довольно, довольно, Вуатюр. Этого вполне достаточно!

Выбор был действительно богатый. Я бы, правда, предпочел название Кинеза, как легче произносимое, но все-таки остановился на Китуро – по местности, наиболее близкой к вулкану.

– Диджина йя килима йя мото ни Китуро,– торжественно провозгласил я (и да будет твое имя Китуро).

Так совершилось крещение нового вулкана.

К западному очагу

Окрестив вулкан, я решил, что надо дать имя и его близнецу – западному центру извержения, к которому я с самого начала хотел приблизиться и который оказывал такое упорное сопротивление. Но как назвать того, кого не видел в лицо? Хотя бы из этих соображений новая экскурсия была необходима.

К счастью, во время полета я уяснил себе топографию района: для достижения западного вулкана надо было обойти Китуро с севера и затем идти вдоль большой трещины на запад. Если этот путь на самом деле окажется осуществимым, то он явится дополнительным преимуществом для детального ознакомления с трещиной по всей ее длине.

Взяв с собой верного Пайю и Каньепалу, я сначала пошел в обход свежих лав, растекавшихся у подножия северных склонов вулкана. Пароксизм первых двух дней снес лес и похоронил под толстым слоем лапилли стволы и сучья, сильно мешавшие нам в ходьбе. Здесь потоки лавы не нагромоздили, как в других местах, огромные хаотические груды, похожие на горы клинкера или кокса, а разлились, образовав довольно ровную поверхность. Эта черная поверхность с волнами и рябью имела сходство с внезапно окаменевшим бурным морем.

Встречались большие участки, состоящие из плоских, более или менее растрескавшихся плит; в других местах открывались длинные узкие проходы. У края этих лав мы нашли лежавшую на лавовой плите маленькую антилопу; тело ее высохло и уже частью было растерзано хищными птицами.

Сначала мы шли по довольно хорошо видной тропе, пролегавшей по травянистой саванне, но потом я решил идти прямо на юг и, как и рассчитывал, скоро наткнулись на большую, широкую трещину. Ее все еще приподнятые края свидетельствовали о громадной силе давления газов. По обе стороны трещины деревья были вырваны с корнем, земля вокруг завалена кусками и глыбами шлака разных размеров.

Наклонившись над узкой пропастью, я тщетно старался определить ее глубину. Солнце освещало несколько метров сложенных многими слоями лав, накладывавшихся друг на друга на протяжении столетий: одни черноватые, другие измененные дождевой водой или древними фумаролами, оставившими светлые отпечатки – желтые, красноватые, местами почти белые. Но все это тонуло в абсолютном мраке. Из черной глубины доносился легкий запах углекислого газа.

Я вынул из мешка Пайи веревку длиной в 50 метров, которую как опытный альпинист захватил на всякий случай, и, привязав к концу ее большой камень, опустили трещину; камень ушел вниз на всю длину веревки. Мы ее удлинили еще на 30 метров, связав с тонкой бечевкой (у предусмотрительного Пайи она всегда была с собой). Но и на глубине 80 метров дна не было и опять не встретилось ни малейшего выступа. Из пропасти по временам поднимались едкие струи газа, как бы предостерегая против поползновения спуститься вниз. И все-таки загадочная бездна была очень заманчивой.

Возможно, что на глубине 100—200 туазов осыпь или верхняя поверхность затвердевшей магмы маскировала дно этого странного колодца. Но трещина могла иметь и гораздо большую глубину.