Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям - Страница 157

Таким образом, по роковому стечению обстоятельств мусульманская научная мысль остановилась в своем развитии как раз в XII—XIII вв., когда в Западной Европе начала пробуждаться интеллектуальная активность. Механическое запоминание и хоровое чтение, принятые в мусульманских учебных заведениях (медресе[825]), разительно отличались от брожения умов в университетах Западной Европы. Существование сотен медресе, зачастую хорошо финансируемых и укомплектованных преподавателями, закрепило влияние официальной религии на умы мусульман. Только в сферах, далеких от священных наук, а именно в истории и географии, удалось выжить ученым, не забывшим былой блеск мусульманской науки. Тому свидетельством могут служить работы Ибн Баттуты (ум. между 1369 и 1377) и Ибн Халдуна (ум. 1406).

Теософские дискуссии, безусловно, по-прежнему велись в среде суфизма, вне стен медресе и в какой-то мере в оппозиции к их официальному курсу. Поэтому корректнее было бы утверждать, что после XII в. интеллектуальная энергия ислама разделилась между все более ожесточавшимся схоластическим официальным каноном и свободной, развивающейся традицией мистицизма. Однако эта традиция нашла свое лучшее выражение в литературе, которая в странах ислама еще долго продолжала процветать после упадка науки и философии.

Традиции и идеи суфизма сильнее выразили себя в персидской, чем в арабской поэзии, но и арабская литература продолжала активно развиваться. Например, в Андалузии в XI в. возникла новая поэтическая форма рифмованных строф, которая позднее распространилась по всему арабскому миру. В начале XIII в. популярные на базарах и в караван-сараях устные сказания оформились в литературные жанры в таких, например, собраниях, как «Тысяча и одна ночь», где в преимущественно светской манере повествовалось о похождениях плутов и торговцев, принцев и знатных дам[826].

Однако истинную славу мусульманской поэзии принесли персидские поэты. Персидский стал литературным языком в IX-X вв. на основе устной речи и древних произведений, записанных письмом пахлави. Первым великим персидским поэтом считается Фирдоуси (ум. 1020), главным произведением которого был стихотворный эпос, воспевающий персидских героев от начала времен до мусульманского завоевания. Поэзия Фирдоуси носила скорее патриотический, чем благочестивый характер, но его последователи сосредоточились на утонченных стихотворениях, воспевающих в неясных образах то ли земную, то ли небесную любовь. По этой причине их творчество можно интерпретировать либо как аллегорическое выражение мистики суфизма, либо как гедонистическое прославление плотских радостей. В некоторых произведениях ясно звучит религиозная тема, как, например, в стихах Руми (ум. 1273) — основателя одного из самых известных орденов дервишей в Анатолии. В других случаях отчетливо прослеживаются гедонистические мотивы, как, например, в стихотворениях, приписываемых Омару Хайяму (ум. 1123)[827]. Между этими двумя полюсами находится творчество Саади (ум. 1291) и Хафиза (ум. 1390), причем произведения последнего заняли особое положение, отдав дань при прославлении любви обеим крайностям.

Значение персидской поэзии для мусульманского мира трудно переоценить. Достижения персидских поэтов потеснили арабский, считавшийся исключительно языком поэзии. При власти турок арабский язык полностью перешел в сферу богословия, а турецкий стал языком администрации и армии, в то время как персидский был признан языком поэзии и культуры. Таким образом, рыцарский идеал раннемусульманского общества воплотился в формы персидского языка, дополнившись мистикой суфизма и идеалами плотской и божественной любви.

Следовательно, в определенном смысле мусульманская культура XI-XIII вв. успешно переработала и синтезировала течения, которые ранее развивались обособленно и даже вступали в противоречия между собой. Мистика суфизма проникла в богословские науки улемов, внесла элемент духовности в идеал рыцарства и одержала победу над рационалистической философией. Политическая карта мусульманского мира оставалась раздробленной, но и в этой ситуации суфизм питал дух гази и городских братств, сыгравших столь значительную роль в построении Османской империи.

Османская империя стала наиболее влиятельным государством Среднего Востока в то время, когда дух суфизма начал ослабевать и мусульманский мир в целом жил за счет культурного капитала прошлого. Может быть, извилистые пути мистицизма были пройдены до последнего предела, может быть, вульгаризация мистического опыта в коллективных ритуалах и поклонении святым лишила суфизм его ранней интеллектуальной дерзновенности, а возможно, политическая и социальная поддержка, оказываемая внешним правилам и условностям ислама, подорвала жизнеспособность суфизма. Причиной могло стать и восстановившееся процветание в мирных городах Османской империи, которое лишило суфизм питающей его почвы разочарования в повседневной жизни и связанного с ней стремления к постижению истины через мистические откровения. Какой бы ни была причина, фактом остается то, что период, когда Западная Европа приступала к великому историческому прорыву, мусульманский мир оказался в оковах официальных законов шариата и сопутствующих ему дисциплин, с одной стороны, и полуофициальной доктрины суфизма — с другой. Ни то, ни другое не могло быть источником интеллектуального возрождения — их инертная масса и бесконечная сложность тормозили любое начинание. Эти две части духовной жизни были настолько четко определены, что любая замена одной из них угрожала бы гибелью всей структуре. Тотальное отрицание также было немыслимо, так как оно привело бы к духовному вакууму и потере культурной идентичности. Следовательно, сама успешность объединения разрозненных элементов мусульманской культуры в рамках суфизма в XI-XIII вв. предопределила медленный прогресс и окончательный застой мусульманской мысли, который продолжался почти до нашего времени.

Изобразительное искусство и архитектура избежали упадка — их отличала высокая активность и после 1500 г. В отличие от ученых и писателей, мусульманские люди искусства не избегали иностранного влияния: художники использовали в своем творчестве элементы китайского и европейского искусства, а архитекторы — произведения византийских и индийских предшественников.

История мусульманской архитектуры сложна, и в ней много неясного. В результате реконструкции основных мусульманских городов здания раннего периода были просто уничтожены. Многие мусульманские завоеватели X-XV вв. были великими строителями, и там, где сохранилось много мечетей, как, например, в Каире, артистизм и строительное мастерство продолжали совершенствоваться даже после 1500 г.[828] Мусульманская архитектура Османской империи, Ирана и Индии сохранила новаторский дух и стилистическое разнообразие до XVII в.[829]