Дневник. Том 2 - де Гонкур Жюль - Страница 160

щих нас; ведь врачи не обладают такой углубленной наблюда

тельностью, как мы.

Пятница, 10 марта.

Смерть Жибера, в масленичный четверг, в тот миг, когда он

бросал конфетти с крыши кафе, так и просится в качестве

удачно придуманной развязки для романа о жизни комика,

шута, дурацкого колпака.

Понедельник, 20 марта.

Все последние дни меня преследовала мысль, что я уйду из

жизни с тревогой за судьбу моего завещания, которое могут

уничтожить так же, как мою Академию, с тревогой за сохран

ность рукописи моего «Дневника». Я умру с горечью в душе,

ибо не буду знать, что станется с двумя самыми большими

моими претензиями на бессмертие.

Понедельник, 3 апреля.

Я нахожу, что Наполеон совершенно извиняет Бисмарка.

Его злоупотребление силой — отвратительно, это злоупотребле

ние силой того же сорта, и в еще большем масштабе. < . . . >

Среда, 12 апреля.

В своей шкатулке я нашел плакат, напечатанный на крас

ной бумаге, с заглавием: «Манифест динамитчиков». Он пропо

ведует эмансипацию человечества с помощью дымящейся плоти

и разбрызганных мозгов, возвещает новые взрывы и заявляет,

556

что буржуазное общество должно исчезнуть, а красивые горо

да — это динамитчики говорят о Париже — превратиться в

груды пепла. Если подобные вещи могут печататься и распрост

раняться, значит, кабинет министров — подлый сообщник дина

митчиков! < . . . >

Четверг, 13 апреля.

Сегодня Золя решился зайти узнать, как мои дела.

Я был еще в постели из-за нового приступа, случившегося

утром, приступа, от которого я считал себя надолго избавлен

ным после действия нарывного пластыря. Золя жаловался на

недомогание, внутренние боли, грудную жабу — на болезни, от

которых он страдал в первые дни знакомства с Флобером. Он

считает, что с сердцем у него плохо, и, как только закончит

книгу, пойдет посоветоваться с врачом. Я сказал, что ему сле

дует отдохнуть, что его работа в последние годы была непомер

ной, истощающей. «Вот именно, истощающей, это как раз то

слово, — ответил он. — Да, я надорвал себя... Ведь для «Доктора

Паскаля» нужно было многое изучить, исследовать, разыскать,

чтобы эта последняя книга серии «Ругон-Маккаров» была свя

зана с предыдущими... чтобы произведение в целом походило

на свернувшуюся в кольцо змею, которая кусает себя за

хвост». <...>

Воскресенье, 4 июня.

Забавно: пьесы Дюма, Сарду, Эркмана-Шатриана, Биссона,

Муано или все равно кого — в исполнении одной и той же

труппы кажутся одинаковыми, больше того, они кажутся одной

и той же пьесой.

Четверг, 8 июня.

Вчера, то есть как раз в начале того периода, когда, по пред

положению местных врачей, у лечащихся на водах * должно на

чинаться обострение, я получил письмо от некоего господина

Фостена, судовладельца, из Ля-Рошели и т. д. и т. д., категори

чески запрещающее называть мою пьесу — пьесу, о которой

газеты объявили, что я ее написал по роману «Актриса Фо-

стен» * — по названию моего романа, а главное действующее

лицо — по имени моей героини.

Вот мой ответ:

«Милостивый государь,

Вам, вероятно, неизвестно, что в 1882 году я опубликовал

роман под названием «Актриса Фостен» — исследование об

557

актрисе — роман, напечатанный у Шарпантье в 16 000 экзем

пляров, переизданный Лемерром и переведенный на многие

языки, в частности на английский, наконец, роман, вот уже две

надцать лет пользующийся некоторой известностью в Европе.

Мне было бы понятно Ваше требование, присланное в свое

время, если бы имя Фостен принадлежало исключительно вам,

милостивый государь, и вашей семье; но ведь это не так: неза

висимо от того, сколько Фостенов всех профессий могут суще

ствовать в провинции, я открываю «Абонентную книгу Па

рижа» и нахожу: «Г-н Фостен, фабрикант бумажных кульков,

12, улица де ля Ферронери».

Я еще не начал работать над пьесой, я не знаю, позволит

ли мне это состояние моего здоровья; но если я ее напишу, если

ее будут играть, то имею честь предупредить вас, что, вопреки

Вашему запрету, она будет носить название моей книги и что я

не изменю имя своей героини, что я всегда готов, от своего

имени и от имени литературы, подвергнуться риску судебного

процесса, ибо если претензии, подобные Вашей, были бы при

няты во внимание, то роман и театр наших дней были бы в ско

ром времени вынуждены давать своим персонажам — мужчи¬

нам и женщинам — имена Селимен, Дорин, Оронтов, Валеров,

Эрастов и т. д. и т. д., что, право же, недопустимо.

Примите, милостивый государь, уверения в совершенном

моем почтении.

Эдмон де Гонкур.

P. S. Добавляю, так же как Вы добавили от руки на своей

визитной карточке: «Кавалер ордена Почетного легиона».

Экскурсия в Тьер вместе с очаровательным молодым чело

веком, составившим мне компанию на водах, Морисом Поте-

шером. < . . . >

Воскресенье, 25 июня.

Ну и ну! Клотильда в «Докторе Паскале» — это живая де

вушка, реальная человеческая фигура? Нет! Она слишком хо

роша! И поистине удивительно, что создатель таких выдуман

ных, таких неземных персонажей провозглашен верховным

жрецом натуралистической школы.

Нет, нет, Золя вовсе не представляется мне безмятежным

писателем, который время от времени по внезапному вдохнове

нию, создает шедевры; скорее, он кажется мне машиной, сма

занной для беспрерывного производства, — без передышек, без

отдыха. < . . . >

558

Среда, 28 июня.

Нет во мне больше увлечения, пыла, когда надо сделать

запись в «Дневнике». Если запись немного длиннее обычного,

если она требует работы над стилем, — я колеблюсь, робею, у

меня нет больше уверенности, что я с этим справлюсь.

Бедного Лоррена должны в пятницу оперировать по поводу

опухоли, свища или еще чего-то в кишечнике; и все эти дни,

чтоб как можно меньше думать о пятнице, он обедает и завтра

кает у друзей или же приглашает их завтракать и обедать

к себе.

Сегодня он пригласил к обеду меня и преподнес мне как

достопримечательность Иветту Гильбер.

Нет, она некрасива! Плоское лицо, нос картошкой, блекло-

голубые глаза, сатанинский изгиб бровей, обернутые вокруг

головы бесцветные волосы, похожие на паклю, очень низкий

бюст — вот эта женщина.

И у этой женщины быстрые порывистые движения и на ред

кость забавная, живая речь. Она входит, описывая знаменитый

обед в Булонском лесу в честь «Ругон-Маккаров» * — обрисовы

вает различные категории присутствовавших там потрясающих

женщин, карикатурные фигуры ораторов, невнятное бормота

ние возбужденного Золя: потешный отчет, который имел бы

самый большой успех в газете. В ее насмешливом остроумии

оригинально то, что ее болтовня, отражающая дух современ

ности, разукрашена эпитетами из арсенала поэтов — символи

стов и декадентов, архаическими выражениями, старыми гла

голами типа разгуливать, вновь вошедшими в обиход, — настоя

щий винегрет, беспорядочная смесь современного парижского

жаргона с древним шутовским языком Панурга.

В сущности, эта женщина, похищенная из отдела обуви уни

версального магазина «Весна» небогатым итальянским князем,

которому она остается верна, совершенно верна, — не обладает

дарованием большой артистки, но стремится накопить по

больше денежек — она зарабатывает сто с лишним тысяч фран