Не все трупы неподвижны - Ушаков Борис - Страница 15

– Халло!

– Халло, родной! Что делаешь?

– Готовлю организм к обеду. А ты что делаешь?

Супруга хихикает:

– Читаю твою книгу. Потрясающе! Как будто с тобой разговариваю. Книга такая же вредная, как и ты.

– Значит, соскучилась по мне?

Марина фыркает:

– Вот ещё!

Я возмущён. Вот всегда она так! Никакой лирики.

– Врёшь ведь?

– Вру.

Мне становится приятно, но Марина тут же меняет тему разговора:

– Как ты себя чувствуешь?

Началось…

– Плюс-минус, а в среднем – сгодится. Баланс не нарушен.

– Таблетки пьёшь?

– Пью.

– Теперь врёшь ты?

– Честное благородное. Клянусь чудотворным источником!

– Намочил футболку?

Я машинально оглядываюсь на стул, на спинке которого сохнет влажная футболка.

– Конечно. Теперь буду в ней спать.

Марина радуется:

– Видишь, как благотворно на тебя действует Лурд. Раньше ты по-другому говорил. Сопротивлялся.

– Раньше я был идиотом.

– Это ещё скромно сказано, – замечает Марина. – Ладно, мне пора, родной. Держись там.

– Я держусь.

– Тогда чюсс?

– Чюсс!

После разговора с женой включаю телевизор. На душе отчего-то тягостно. Пусть хотя бы телевизор попытается разрядить атмосферу. Укладываю себя на диван и разглядываю мельтешение рисованных существ на экране. Опять мультики на французском. Ну и ладно. До обеда ещё полчаса. Я закрываю глаза.

Нужно заметить, что во Франции приёмы пищи не совпадают с немецкими или русскими. То, что я по привычке называю обедом, здесь называется завтраком (le dejeuner). А наш завтрак по французской терминологии – малый завтрак (le petit dejeuner). Таким образом, наш ужин превращается в обед (le diner), и после него никто ничего уже не ест. Зато этот вечерний ужин-обед самый плотный. Местный обеденный ужин состоит из закусок, салатов, горячих мясных или рыбных блюд, сыров, десертов. Оказывается, люди даже едят по-разному. Как же тут можно найти общий язык?

Полчаса пролетает незаметно, и вот я уже опять на ногах. Перед тем как спуститься в столовую, отправляю себя для порядка в ванную. Щёлкаю выключателем. Лампочка под потолком тихо говорит мне «кря». Всё понятно – сгорела. Кое-как помыв в темноте руки (это жизнь в золотом миллиарде, братан!), наказываю себе сообщить об аварии хозяевам отеля.

Обед проходит в привычно траурной обстановке. Обитатели «Галльского петуха» в молчании расправляются с котлетами. В конце трапезы говорю Кассандре про сгоревшую лампочку. Златовласка переводит мои слова остальным. Франсуа, поглаживая клубящуюся, как серый дым, бороду, важно изрекает что-то похожее на «я рассмотрю вашу просьбу в удобное для себя время». О’кей. Спасибо, что не отказал.

Всё же, едва я приземляю себя на диване для послеобеденной дрёмы а-ля Уинстон Черчилль, как слышу непонятный шум за дверью номера. Ругая себя за неуместное любопытство, поднимаюсь и выглядываю в коридор. Так и есть. Дверь в ванную комнату распахнута настежь. Значит, кто-то там в темноте возится с потухшим источником света. Подхожу ближе, чтобы познакомиться с Данко. Вот те раз! Оказывается, это Анибаль. Парень взгромоздился на табурет и, громко сопя, вкручивает в патрон новую лампочку взамен перегоревшей. А я-то думал, что бедняга так туп, что даже пальцы на своей руке не сосчитает.

Пока я стыжу себя за высокомерие, Анибаль спрыгивает с табурета и нажимает на выключатель. Лампочка вспыхивает ярким ровным светом. Ура! Да будет свет!

– Спасибо, Анибаль. Хочешь печенье?

Парень застенчиво отводит взгляд. Я понимаю: глупый вопрос. Кто же не хочет?

– Зайди ко мне. Я дам тебе целую коробку ванильного печенья.

– Мама’ не разрешает заходить в номера, – говорит Анибаль.

– Не бойся. Я ей не скажу.

Анибаль секунду нерешительно переминается с ноги на ногу, но соблазн слишком велик. Сами понимаете: целая коробка печенья!

Заходим ко мне. Анибаль останавливается на пороге. Дверь он на всякий случай не закрывает. Видно, что оттуда его даже трактором не стронешь. У зубастой Луизы послушный сын. Я неторопливо роюсь в своих вещах. В них можно очень долго искать печенье, потому что оно лежит на подоконнике за розовой гардиной. Прости меня, Анибаль.

– Скажи, где ты был в субботу вечером?

– Это когда?

– Два дня назад.

Анибаль думает, наморщив широкий лоб.

– Мы с братом всю ночь ловили рыбу.

– Всю ночь? Неужели Адольф никуда не ходил?

– Нет.

– А что он делал?

– Ругался.

– На тебя?

– Нет. Он меня любит. Всегда берёт на рыбалку, хотя я глупый.

Анибаль показывает язык.

– А ты Адольфа любишь?

– Да.

– А родителей любишь?

– Нет.

– Почему?

– Они меня ругают.

– А на кого в субботу ругался Адольф?

– На рыбу.

– Почему?

– Потому, что её не было.

– Значит, ты не видел, кто приехал в отель поздно вечером?

– Нет.

– А кого видел?

– Никого.

Так я и знал! Раздражённо ворошу содержимое дорожной сумки. Может, уже пора найти печенье?

– А Кассандру видел?

– Нет.

– Почему?

– Она не ходит с нами на рыбалку.

– Почему не ходит? Вы её звали?

– Нет.

– Почему?

– Я её боюсь.

Я удивлённо смотрю на блаженного.

– Почему ты её боишься?

Анибаль робко делает шаг ко мне и понижает голос до свистящего шёпота:

– Она ушла, а потом вернулась! Я не знал, что фантом может возвращаться!

Фантом? Что это? Призрак? Это французское слово я не знаю. Нужно будет спросить у Кассандры.

– И что? Что плохого в том, что фантом может возвращаться?

– Это не Кассандра.

– А кто?

– Не знаю.

Как это? Я ошеломлённо смотрю на Анибаля. Час от часу не легче. Трудно понять слабоумного, да ещё говорящего на другом языке. Мой допрос прерывает Луизин голос из туфлей: «Анибаль! Ты где?» Парень испуганно оглядывается на дверь.

– Я должен идти, мсье.

Ничего не поделаешь. Достаю коробку с печеньем из-за гардины.

– Так вот она где! Бери, Анибаль, угощайся. Спасибо за помощь.

Анибаль хватает коробку и исчезает. Я усаживаю себя на диван. После разговора с дефективным голова тяжёлая, как груда кирпичей. Ну и что я узнал? Анибаль любит брата: тот с ним добр, берёт на рыбалку. Отца и мать Анибаль не любит: они его ругают. Кассандры боится: это не она. А кто? Кто эта милая золотоволосая, голубоглазая малышка-эльф? Наверное, не зря Марина сказала, что Кассандра – девочка с секретом. Как в этом разобраться? Может, начать употреблять чудотворную воду? Шучу.

Погода так и не налаживается – остаётся такой же сырой и прохладной, поэтому до ужина я торчу в номере. Пью кофе. Скучаю. Слышу, как тётка Шарлотта зовёт Кассандру, высунувшись в коридор. Тётке Шарлотте не хватает общения. Мне же не хватает Агафона с его рассказами о папиных выкрутасах. Марина на сегодня уже отзвонилась, а самому мне звонить некому.

Вдруг в моей просверленной голове возникает новая мысль: почему я решил, что ночной гость умер ночью? Возможно, это случилось рано утром? Обдумав так и сяк свежую идею, отказываюсь от неё. Маловероятно. Последняя в его жизни неприятность произошла с неизвестным сразу после приезда в «Галльский петух». Иначе ему пришлось бы провести ночь где-то в отеле. А это неизбежная суета с размещением, шум. Я никакого шума не слышал. Если Луиза уже спала, кто тогда встретил человека, который не приезжал? Франсуа? Но Франсуа – инвалид. Вряд ли он способен перенести мёртвое тело в сарайчик. Даже если бы ему помогала Кассандра. Адольф и Анибаль в этом мероприятии участия не принимали. Они всю ночь были на рыбалке. Хотя утром Адольф вполне мог знать о трупе в сарайчике. Не зря же он так злобно прогнал меня прочь. Так кем же ты был, покойник?

Поскорее закончив ужин с семейством Камбрэ, сижу в своём номере перед телевизором. Думаю. В «Галльском петухе» происходит что-то скверное. Даже Кассандра больше не улыбается. Про остальных и говорить нечего.