Русская Арктика 2050 (сборник) - Дивов Олег Игоревич - Страница 5

Тесное пространство кабины заполнено роем мелких предметов, деталек. Перегрузка выдавливает несколько винтиков из приборной доски. Огнетушитель срывается со стенки вместе с креплениями, как пушечное ядро пробивает сектор купола со стороны хвоста. Карту разрывает потоком воздуха и клочки вытягивает наружу. Перегрузка окрашивает белки глаз пилота в розовый, потом в бордовый. Сейчас вылетят зубные пломбы и выскочат суставы, каждая пора на теле изойдет кровью. Перегрузка такова, что с мясом выдергивает пуговицы, распахивает на груди пилота полушубок и телогрейку, срывает с цепочки нательный крестик. Крест рикошетит от переплета стеклянного купола, уже в следующее мгновение устанавливается невесомость, и крест медленно плывет наискосок перед лицом пилота. Инстинктивно потянувшись, тот зачем-то сжимает крест губами. В сознании пилота время останавливается, добрый десяток раз за эти мгновения он успевает пробежать «Отче наш», прежде чем каким-то чудом легкомоторник становится на крыло. Повреждены были консоли крыльев, сорвано оперение с правого стабилизатора, но пилот сумел частично восстановить управление. По памяти следуя вдоль ледовых трещин и прячась от возможных атак на сверхмалых высотах, он дотянул-таки до ледокола.

Ему помогли выбраться из кабины и повели отпаивать крепким – и отчасти крепленым – чаем.

Прохор со своей командой вернулись часом позже. Выслушав отчет, он в сердцах сказал:

– Это уже ни в какие ворота!.. Это они уже за нас принялись!..

– «Они» – это кто, по-вашему? – спросил крутившийся рядом отставной сановник.

Проигнорировав его, Прохор отдал приказ дежурному мичману:

– Снять пломбы с оружейных сейфов. Раздать легкое стрелковое оружие всему личному составу. Удвоить посты на палубе. На каждый борт – по три пулемета.

Прохор убежал: дела. А через десять минут по селекторной связи объявили желтый уровень тревоги и общий сбор в опустевшем вертолетном ангаре. Бывший губернатор увидел Прохора вместе с подчиненными ему офицерами за раскладными столами, на которых были разложены продолговатые пластиковые кейсы. Туда уже тянулась очередь, но Михаил Васильевич протиснулся вперед, и нельзя сказать, что ему за это выговаривали: люди не очень-то рвались вооружаться. Для штатских лиц из многочисленных делегаций весть об опасности и вовсе была как удар обухом по голове. Только в одной группе весело шутили и смеялись. Молодцы как на подбор рослые, опрятные: коротко стриженные волосы, выбритые подбородки и румяные щеки. Кто-то в комбинезонах уборщиков или техников, а кто-то – в спортивной форме олимпийской сборной.

– «Вежливые люди»? – указал подбородком отставной сановник. – Военнослужащие российской армии инкогнито?

– А вы думали, экспедиция без подстраховки будет? – ухмыльнулся Прохор. – Ха! У нас еще несколько козырей в рукаве есть. В свое время, все в свое время… Михаил Васильевич, вы, если не ошибаюсь, пистолет хотели? Получите, распишитесь: «стечкин». Новенький, в заводском масле. Подсумок с четырьмя магазинами, на 20 патронов каждый. С предохранителя снимать умеете?

– Обижаете, Прохор Петрович! Я на Тамбовщине охотился! С такими штуцерами управлялся! Уж с этой чепушинкой как-нибудь разберусь.

– Зачем скромничаете, Михаил Васильевич! Лоси да кабаны в ответ не отстреливаются. – Прохор состроил гримасу. – Вы ведь служили. В составе экспедиции нет участников без военной подготовки. Михаил Васильевич, к нашему делу… По результатам нашей вылазки какие-нибудь идеи возникли?

– Да, есть кое-что.

– Давайте уединимся в укромном местечке, и вы мне все поведаете.

Прохор взял губернатора под локоток и проводил в рубку. Предложил кресло, а сам опустился в другое. Михаил Васильевич отказался, со времен парламентских дебатов удобнее и привычнее говорить ему было стоя. Он прокашлялся и начал:

– Нас заперли в этой акватории. Некая корпорация под названием «Hereditas» – «наследие» в переводе с латинского. Из названия можно предположить, в чем их интерес… Наследство – это Арктика. Вот что хотят заполучить эти… Они думают, все что ни есть в мире принадлежит им. У них же протестантская этика: все, что получается прибрать к рукам, Бог как бы оставил им в наследство. Глушат всякую связь. Это уже очевидно. Попытки выбраться за пределы – пресекают. Вертолет прижали, заставили приземлиться. Вытянули людей из кабины и ликвидировали. Рядком уложили. Вдруг самолетик летит. Они на него… Причем выглядит все так, будто не хотели, чтобы наш пилот разбился. Напугать, чтобы обратно повернул, – да. Ну, переборщили. Чуть не разбился. Отстали и не беспокоили, позволили вернуться. Подытожу: им нужно убивать наших людей собственноручно.

– Они пытаются что-то изобразить? Что-то подстроить?

– Сейчас до этого доберемся. Продолжаю. Что получается? Своих они убили зверски, а нас, судя по всему, хотят убить аккуратно, безболезненно. Стерильно. Без крови, переломанных костей и растекшихся мозгов. Даже воздерживаются от убийства, пусть в ущерб конспирации, если человек претерпит страдания. Вспомните нашего пилота… Максимально бесславно. Не позорно – в позоре есть хоть какая-то эмоция, а бесславно. Был человек, и нет его, и больше ничего о нем сказать нельзя… А ведь обычно все обстоит наоборот. Они – умирают безболезненно: эвтаназия, обезболивающие, искусственная кома. Это их стиль, образ смерти. А русские – всегда мучаются. Затыкают собственным туловищем течь в трюме. Или – на амбразуру. Или ведут самолет на таран. Таков наш стиль. А здесь и сейчас – все перевернулось… Это грязный ритуал. Обряд. Зачем? Арктика принадлежит нам. Вся, до самого полюса. То, что у нас отобрали, – все равно наше. Не по установленному мировым гегемоном закону, но по закону последнему, высшему, верховному. Божескому. В этой воде растворена наша кровь, в донной почве погребены наши кости. Здесь наш дух. Поэтому Арктика благоволит нам. Чужих – отторгает. Они взялись перевернуть положение вещей с ног на голову… Они искусственно сотворили из своих сограждан «героев» и «мучеников», а теперь им надо показать нас – хозяев этого места – бессильными, безвольными. Жалкими. Они хотят вытеснить из Арктики русский дух, русский эгрегор – как ни называйте. Они хотят ввести сюда собственный эгрегор. Кто-то хочет стать Хозяином этого места. Две сотни жизней «своих»? Для человека самовластного подобная цена – копейка! Да и людей-то на заклание подобрали бесполезных. Среди новомучеников нет достойных ученых. Нет даже серьезных специалистов. Шушера. Те, кого не жалко. Спросите Тимофея Степановича – он подтвердит. Я перечислил ему имена с найденных документов… Так что хозяин расчетливый.

– Ох ты ж… Широко размахнулись, Михаил Васильевич.

– Однако все известные нам факты сюда укладываются, один к одному.

– «Мученики» – допустим. Но какие ж они «герои»? Мерли по глупости, друг друга ели. Уцелевшие – расстреляны своими ни за что ни про что.

– В рамках западного мировоззрения они – герои.

– И не возразишь.

Прохор замялся, поджал губы, будто подбирая слова, и наконец заговорил:

– Я не верю в эту теорию. Подождите, – жестом он пресек возражения Михайлова. – Повторюсь: я не верю. Но я допускаю, что они могут в нее верить и ей следовать. Представим, что ваша теория вдобавок имеет предсказательную силу… Как они могут убить всех нас, не причинив страданий? Предварительно обездвижив, обезвредив. К примеру, снотворным. Но добавлять снотворное в еду – бессмысленно, ведь команда питается посменно. Да и не думаю, что в экипаж мог затесаться шпион: просматривал личные дела. В общем, следует ожидать газовой атаки. Знаете, а прикажу-ка я раздать респираторы.

Прохор вскочил и уже было открыл дверь, когда обернулся к губернатору.

– А что же нам согласно вашей теории делать?

– Молиться, – пожал плечами Михаил Васильевич.

– То есть выхода нет? – уточнил Прохор.

– Да почему же?.. Вы неправильно понимаете смысл моих слов. Когда я советую молиться, это означает только то, что нужно молиться, и ничто другое. Их обряд… Тьфу!.. Пустое против молитвы.