Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Лирика 30-х годов

Исаковский Михаил Васильевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 23

Изменить размер шрифта:

«Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе…»

Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе,

Чтоб останавливать мрамора гиблый разбег

и крушенье,

Лить жеребцов из бронзы гудящей, с ноздрями, как

розы,

И быков, у которых вздыхают острые ребра.

Веки тяжелые каменных женщин не дают мне покоя,

Губы у женщин тех молчаливы, задумчивы и ничего

не расскажут,

Дай мне больше недуга этого, жизнь, — я не хочу

утоленья,

Жажды мне дай и уменья в искусной этой работе.

Вот я вижу, лежит молодая, в длинных одеждах,

опершись на локоть, —

Ваятель теплого, ясного сна вкруг нее пол-аршина

оставил,

Мальчик над ней наклоняется, чуть улыбаясь,

крылатый…

Дай мне, жизнь, усыплять их так крепко — каменных

женщин.

«Не добраться к тебе! На чужом берегу…»

Не добраться к тебе! На чужом берегу

Я останусь один, чтобы песня окрепла,

Все равно в этом гиблом, пропащем снегу

Я тебя дорисую хоть дымом, хоть пеплом.

Я над теплой губой обозначу пушок,

Горсти снега в прическе оставлю — и все же

Ты похожею будешь на дальний дымок,

На старинные песни, на счастье похожа!

Но вернуть я тебя ни за что не хочу,

Потому что подвластен дремучему краю,

Мне другие забавы и сны по плечу,

Я на Север дорогу себе выбираю!

Деревянная щука, карась жестяной

И резное окно в ожерелье стерляжьем,

Царство рыбы и птицы! Ты будешь со мной!

Мы любви не споем и признаний не скажем.

Звонким пухом и синим огнем селезней,

Чешуей, чешуей обрастай по колено,

Чтоб глазок петушиный казался красней

И над рыбьими перьями ширилась пена.

Позабыть до того, чтобы голос грудной,

Твой любимейший голос — не доносило,

Чтоб огнями, и тьмою, и рыжей волной

Позади, за кормой убегала Россия.

«Сначала пробежал осинник…»

Сначала пробежал осинник,

Потом дубы прошли, потом,

Закутавшись в овчинах синих,

С размаху в бубны грянул гром.

Плясал огонь в глазах саженных,

А тучи стали на привал,

И дождь на травах обожженных

Копытами затанцевал.

Стал странен под раскрытым небом

Деревьев пригнутый разбег,

И все равно как будто не был,

И если был — под этим небом

С землей сравнялся человек.

«Я завидовал зверю в лесной норе…»

Я завидовал зверю в лесной норе,

Я завидовал птицам, летящим в ряд:

Чуять шерстью врага, иль, плескаясь в заре,

Улетать и кричать, что вернешься назад!

«Вся ситцевая, летняя приснись…»

Вся ситцевая, летняя приснись,

Твое позабываемое имя

Отыщется одно между другими.

Таится в нем немеркнущая жизнь:

Тень ветра в поле, запахи листвы,

Предутренняя свежесть побережий,

Предзорный отсвет, медленный и свежий,

И долгий посвист птичьей тетивы,

И темный хмель волос твоих еще.

Глаза в дыму. И, если сон приснится,

Я поцелую тяжкие ресницы,

Как голубь пьет — легко и горячо.

И, может быть, покажется мне снова,

Что ты опять ко мне попалась в плен.

И, как тогда, все будет бестолково —

Веселый зной загара золотого,

Пушок у губ и юбка до колен.

К портрету

Рыжий волос, весь перевитой,

Пестрые глаза и юбок ситцы,

Красный волос, наскоро литой,

Юбок ситцы и глаза волчицы.

Ты сейчас уйдешь. Огни, огни!

Снег летит. Ты возвратишься, Анна.

Ну, хотя бы гребень оброни,

Шаль забудь на креслах, хоть взгляни

Перед расставанием обманно!

«Я тебя, моя забава…»

Я тебя, моя забава,

Полюбил, — не прекословь.

У меня — дурная слава,

У тебя — дурная кровь.

Медь в моих кудрях и пепел,

Ты черна, черна, черна.

Я еще ни разу не пил

Глаз таких, глухих до дна,

Не встречал нигде такого

Полнолунного огня.

Там, у берега родного,

Ждет меня моя родня:

На болотной кочке филин,

Три совенка, две сестры,

Конь — горячим ветром взмылен,

На кукане осетры,

Яблоневый день со смехом,

Разрумяненный, и брат,

И в подбитой лисьим мехом

Красной шапке конокрад.

Край мой ветренен и светел.

Может быть, желаешь ты

Над собой услышать ветер

Ярости и простоты?

Берегись, ведь ты не дома

И не в дружеском кругу.

Тропы все мне здесь знакомы:

Заведу и убегу.

Есть в округе непутевой

Свой обман и свой обвес.

Только здесь затейник новый —

Не ручной ученый бес.

Не ясны ль мои побудки?

Есть ли толк в моей родне?

Вся округа дует в дудки,

Помогает в ловле мне.