Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Лирика 30-х годов

Исаковский Михаил Васильевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 20

Изменить размер шрифта:

Песня («Листвой тополиной и пухом лебяжьим…»)

Марии Рогатиной — совхознице

Листвой тополиной и пухом лебяжьим,

Гортанными криками

Вспугнутых птиц

По мшистым низинам,

По склонам овражьим

Рассыпана ночь прииртышских станиц.

Но сквозь новолунную мглу понизовья,

Дорогою облачных

Стынущих мет,

Голубизной и вскипающей кровью

По небу ударил горячий рассвет.

И, горизонт перевернутый сдвинув,

Снегами сияя издалека,

На крыши домов

Натыкаясь, как льдины,

Сплошным половодьем пошли облака.

В цветенье и росте вставало Поречье,

В лугах кочевал

Нарастающий гам,

Навстречу работе и солнцу навстречу

Черлакский совхоз высыпал к берегам.

Недаром, повисший пустынно и утло,

Здесь месяц с серьгою казацкою схож.

Мария! Я вижу:

Ты в раннее утро

С поднявшейся улицей вместе плывешь.

Ты выросла здесь и налажена крепко.

Ты крепко проверена. Я узнаю

Твой рыжий бушлат

И ушатую кепку,

Прямую, как ветер, походку твою.

Ты славно прошла сквозь крещенье железом,

Огнем и работой. Пусть нежен и тих,

Твой голос не стих

Под кулацким обрезом,

Под самым высоким заданьем не стих.

В засыпанной снегом кержацкой деревне

Враг стлался,

И поднимался,

И мстил.

В придушенной злобе,

Тяжелый и древний,

Он вел на тебя наступление вил.

Беспутные зимы и весны сырые

Топтались в безвыходных очередях,

Но ты пронесла их с улыбкой, Мария,

На крепких своих, на мужицких плечах.

Но ты пронесла их, Мария. И снова,

Не веря пробившейся седине,

Работу стремительную и слово

Отдать, не задумываясь, готова

Под солнцем индустрии вставшей стране.

Гляди ж, горизонт перевернутый сдвинув,

Снегами сияя издалека,

На крыши домов

Натыкаясь, как льдины,

Сплошным половодьем идут облака

И солнце.

Гудков переветренный голос,

Совхоза поля — за развалами верб.

Здесь просится каждый набухнувший колос

В социалистический герб.

За длинные зимы, за весны сырые,

За солнце, добытое

В долгом бою,

Позволь на рассвете, товарищ Мария,

Приветствовать песней работу твою.

Павлодар

Сердечный мой,

Мне говор твой знаком.

Я о тебе припомнил, как о брате,

Вспоенный полносочным молоком

Твоих коров, мычащих на закате.

Я вижу их, — они идут, пыля,

Склонив рога, раскачивая вымя.

И кланяются низко тополя,

Калитки раскрывая перед ними.

И улицы!

Все в листьях, все в пыли,

Прислушайся, припомни — не вчера ли

По Троицкой мы с песнями прошли

И в прятки на Потанинской играли?

Не здесь ли, раздвигая камыши,

Почуяв одичавшую свободу,

Ныряли, как тяжелые ковши,

Рябые утки в утреннюю воду?

Так ветренен был облак надо мной,

И дни летели, ветренные сами.

Играло детство с легкою волной,

Вперясь в нее пытливыми глазами.

Я вырос парнем с медью в волосах.

И вот настало время для элегий:

Я уезжал. И прыгали в овсах

Костистые и хриплые телеги.

Да, мне тогда хотелось сгоряча

(Я по-другому жить

И думать мог ли?),

Чтоб жерди разлетались, грохоча,

Колеса — в кат, и лошади издохли!

И вот я вновь

Нашел в тебе приют,

Мой Павлодар, мой город ястребиный.

Зажмурь глаза — по сердцу пробегут

Июльский гул и лепет сентябриный,

Амбары, палисадник, старый дом

В черемухе,

Приречных ветров шалость, —

Как ни стараюсь высмотреть — кругом

Как будто все по-прежнему осталось.

Цветет герань

В расхлопнутом окне,

И даль маячит старой колокольней,

Но не дает остановиться мне

Пшеницын Юрий, мой товарищ школьный.

Мы вызубрили дружбу с ним давно,

Мы спаяны большим воспоминаньем,

Похожим на безумье и вино…

Мы думать никогда не перестанем,

Что лучшая

Давно прошла пора,

Когда собаку мы с ним чли за тигра,

Ведя вдвоем средь скотного двора

Веселые охотницкие игры.

Что прошлое!

Его уж нет в живых.

Мы возмужали, выросли под бурей

Гражданских войн.

Пусть этот вечер тих, —

Строительство окраин городских

Мне с важностью

Показывает Юрий.

Он говорит: «Внимательней взгляни,

Иная жизнь грохочет перед нами,

Ведь раньше здесь

Лишь мельницы одни

Махали деревянными руками.

Но мельники все прокляли завод,

Советское, антихристово чудо,

Через неделю первых в этот год

Стальных коней

Мы выпустим отсюда!»

…С лугов приречных!

Льется ветер звеня,

И в сердце вновь

Чувств песенная замять…

А, это теплой

Мордою коня

Меня опять

В плечо толкает память!

Так для нее я приготовил кнут —

Хлещи ее по морде домоседской,

По отроческой, юношеской, детской!

Бей, бей ее, как непокорных бьют!

Пусть взорван шорох прежней тишины

И далеки приятельские лица, —

С промышленными нуждами страны

Поэзия должна теперь сдружиться.

И я смотрю,

Как в пламени зари,

Под облачною высотою,

Полынные родные пустыри

Завод одел железною листвою.