Внимание: «Молния!» - Кондратенко Виктор Андреевич - Страница 14

Вера Ефимовна молча, с тревогой глядит на сына, руки сжимают монисто: бусинки текут сквозь пальцы медленно, как слезы, — одна за другой.

Дед, председатель колхоза, постукивает о землю толстой тяжелой палкой:

— А мы по-прежнему, Коля, за всех — одни. Где же этот второй фронт? Пришли к тебе спросить: будет ли он аль нет?

— Я вам так скажу: каждый наш шаг вперед приближает его открытие. Будет второй фронт. Можете, земляки, в этом не сомневаться.

— Я вчера у солдат радио слушал. Все союзники да союзники... — Дед со всей силой стучит палкой. — Где же эти мистеры на том земном полушарии?!

4

А на том земном полушарии по реке Потомак скользят быстроходные нарядные яхты именно тех мистеров, от которых в значительной мере зависит открытие второго фронта.

За надежными оградами и пышно цветущими розариями поблескивают широкими окнами и мраморными колоннами фешенебельные особняки. Над их железными крышами еще ни разу не выли бомбы и гранитный фундамент не сотрясали близкие разрывы.

Когда в Европе бушуют опустошительные войны, истекают кровью и голодают целые народы, владельцы этих солидных особняков занимаются увеличением своих банковских капиталов и украшают просторные гостиные скупленными за океаном полотнами Рембрандта, Рубенса, Рафаэля, Веласкеса и Тициана...

В кварталах миллионеров и важных чиновников — пышные розарии, зеленые лужайки.

Резиденцию президента украшает тоже зеленая лужайка. Он занимает довольно солидное здание, выдержанное в строгом классическом стиле, которое, начиная с 1814 года, окрашивают только в белый цвет и по старой традиции называют Белым домом.

Порог Белого дома переступали всемогущие императоры, банкиры, премьеры, султаны, боевые генералы, папские кардиналы, влиятельные дипломаты, а в последнее время шейхи, к чьим нефтеносным землям на Ближнем Востоке американские деловые круги проявляют повышенный интерес.

По коврам Белого дома шагали многие преуспевающие газетные короли — «творцы сенсаций», без которых не может существовать Америка.

Вот и сейчас в личном кабинете Рузвельта, в так называемой Овальной комнате, идет пресс-конференция. Рузвельт сидит в своем специальном кресле на колесах. Рядом стоит его личный слуга — негр. За спиной президента — книжный шкаф. На полках золотые корешки толстых томов Британской Энциклопедии. У противоположной стороны под старинными гравюрами, запечатлевшими морские бои, выстроились представители прессы.

Стоящий в первом ряду политический обозреватель журнала «Юнайтед Стейтс Ньюс энд Уорлд Рипорт» Дэвид Лаурс возбужден. Он порывается вперед.

— Господин президент, как стало известно, победа на Курской дуге позволила русским начать мощное наступление на фронте до двух тысяч километров. Они освободили Орел и Белгород, взяли Харьков и Полтаву. Их танки выходят на Днепр. Как вы лично расцениваете эти события?

— У наших союзников несомненный успех, — отвечает Рузвельт со свойственной ему непринужденностью.

— Это тревожит читателей нашего журнала, — возбужденно продолжает Лаурс. — Новая победа коммунистов на Днепре может откликнуться эхом в Америке и в Англии.

— Вы не уточняете каким? — нотка вызова звучит в голосе Рузвельта. Он привык вести полемику с прессой, которая своими нападками так часто раздражала его.

— Самым нежелательным, — повышает голос Лаурс. — Я лично не могу поверить в то, что Россия наш друг.

— Единственная возможность иметь друга — это стать другом, — улыбаясь, удачно срезает своего противника Рузвельт.

Лаурс отступает, становится на свое прежнее место и демонстративно закрывает блокнот. На смену явно недовольному Лаурсу спешит репортер в темных очках:

— Джерри Кин из газеты «Монитор», — бросает он. — Господин президент, в битве за Днепр какое самое главное направление?

— Я полагаю... Киевское... — растягивая слова, Рузвельт поглаживает ручку кресла.

— Кто командует там русскими войсками?

— Генерал армии Ватутин, — по знаку Рузвельта слуга-негр ловко поворачивает кресло на колесах. Президент смотрит на книжный шкаф. — Этого молодого полководца вы не найдете в Британской Энциклопедии. — Снова знак и ловкий поворот кресла на колесах. — Он выдвинулся в ходе войны.

Из толпы выпархивает быстрый, как птичка, репортер.

— Джек Бенсон из газеты «Балтимор Сан», — представляется он и поспешно задает вопрос: — Против генерала Ватутина действует лучший стратег гитлеровской Германии фельдмаршал фон Манштейн. Смогут ли русские форсировать Днепр?

Рузвельт говорит подчеркнуто:

— Русские все могут. Они уже не раз удивляли мир. Мы будем с вами свидетелями битвы за самую неприступную водную преграду в Европе.

— Почему вы, господин президент, считаете Киевское направление главным? — допытывается все тот же быстрый, как птичка, репортер.

— Если генерал Ватутин овладеет Киевом, его армии нависнут над всей, южной группой германских войск. С Киевского плацдарма можно шагнуть на Западную Украину и в пределы Южной Польши. — Рузвельт следит, как быстро скользят по страницам блокнотов вечные перья. На его лице появляется усмешка. — Но... — пауза, — это не для печати.

В порывистом беге спотыкаются вечные перья, представители прессы застывают с открытыми блокнотами. Репортер из «Балтимор Сан» обращается к главе правительства заискивающе:

— Орел не должен мешать хору маленьких птичек.

Рузвельт поправляет на переносице золотой кренделек-пенсне, улыбается:

— Этот хор маленьких птичек способен порой заглушить даже орлиный клекот... К сожалению, я не могу дать никаких указаний цензуре.

Бойкий корреспондент, увешанный фотоаппаратами, протискивается вперед.

— Роберт Джексон из газеты «Чикаго Таймс». — Щелкает «лейкой». — Господин президент. Гопкинс — социалист?

— Вы уверены в этом? — отвечает на вопрос вопросом Рузвельт.

— Ваш советник и специальный помощник кичится своим скромным происхождением, — выпаливает корреспондент.

— Да, он сын шорника. Однако это не мещает ему быть другом большого бизнеса. — Огонек задора в глазах Рузвельта. — Но...

— Что вы этим хотите подчеркнуть, господин президент?

— У Гопкинса свой взгляд на большой бизнес. — Все журналисты шелестят блокнотами. Они оживились. Начеку авторучки. Рузвельт поднимает указательный палец. — Он за то, чтобы наши деловые люди сгребали деньги не острыми вилами, а... широкими лопатами.

Смех.

— Распространился слух о том, что вы направили Гопкинса в Лондон. Не связана ли его миссия в Англию с открытием второго фронта? — допытывается все тот же корреспондент.

— Я ни на минуту не забываю о наших интересах во всех уголках земного шара. — Кресло на колесах, в котором сидит Рузвельт, отъезжает к письменному столу. Президент снова поднимает указательный палец и чуть шевелит им: — Но... никакой сенсации вам выудить не удастся. Гарри отправился в Лондон... передать привет моим друзьям.

Смех.

На фоне утренней зари возникает черная точка. Она растет, превращается в силуэт четырехмоторного транспортного самолета С-54. Он описывает круг, заходит на посадку. Приземляется и по бетонной дорожке подруливает к зданию аэропорта. И вот по трапу спускается небрежно одетый, в изрядно поношенной шляпе худой усталый человек. Его с распростертыми объятиями встречает элегантный высокий джентльмен. Это представитель английского правительства, друг и советник премьер-министра Брендан Бракен.

— Я уже начал тревожиться, мистер Гопкинс. Время вашего прибытия истекло, а самолета все нет и нет.

— Что поделаешь... Мы опасались встречи с «мессер-шмиттами» и, подходя к Лондону, петляли, как зайцы. Но все обошлось благополучно.

Небрежно одетый Гопкинс и лондонский денди Бракен проходят мимо полицейской охраны, направляются к лимузину.